39. По счастью, прибытие дворянина Елизара Безобразова, посланного от князя Михайлы Васильевича с донесением к царю о вступлении его в Переславль, несколько утишило народное волнение. Но вскоре новая тревога возмутила столицу. Подгородное село Красное охранялось посланными из Москвы головами с конными сотнями и атаманами с казаками, которые сменялись понедельно. Когда пришла очередь атамана Горохова, то он известил Тушинского вора о готовности своей покориться ему и просил прислать войско для занятия Красного села. Самозванец в ту же ночь отправил туда отряд, который при помощи предательства Горохова беспрепятственно вступил в село. Не участвовавшие в измене конные сотни поспешили отступить к Москве, а казаки выжгли Красное село и пошли в Тушино.
Начальники Тушинского стана замышляли еще важнейшее предприятие. В ночь с десятого на одиннадцатое октября войско их, тайно подведенное со стороны Неглинной к деревянному городу, подожгло оный40. Выгорело до сорока сажень стены. Подоспевшие царские дружины отбили, однако ж, неприятеля и потушили пожар. Выгорелое место заслонили крепким тыном.
Неприятель, убежденный в невозможности овладеть городом открытой силой, усугубил старания свои не пропускать туда подвозов. Москвитяне могли ожидать оных только из Коломны и от князя Скопина. Князь Петр Урусов с юртовскими татарами перенял слободскую дорогу, а на Коломенской злодействовал хатунский крестьянин Салков, который, набрав многочисленную шайку русских разбойников, дерзко нападал на отправляемые из Коломны обозы, подкрепляемый в своих действиях остававшимся в Серпухове польским полковником Млоцким. Царь, полагая, что Салков не отважится вступить в бой со стройным войском, приказал князю Василию Литвинову-Мосаль-скому поднять из Коломны множество запасов одним подвозом и проводить оный в Москву под прикрытием значительного отряда. Но Мосальский или долго собирался, или шел медленно и дал время Млоцкому соединиться с Салковым и настигнуть его в четырех верстах от Бронниц в Боршеве. Успех оружия остался на стороне поляков и русских злодеев. Разбитый Мосальский потерял множество людей, взятых в плен, и побросал все запасы, часть коих была увезена неприятелем, а остальное сожжено. Млоцкий возвратился в Серпухов, а Салков, ободренный удачей, осмелился приблизиться к столице и стал у Николы на Угреши. Царь выслал на него воеводу Василия Борисовича Сукина с сильным отрядом. Сражение произошло между ними при деревне Алексеевке. Победа осталась опять на стороне Салкова, отбитый Сукин потерпел значительный урон. Салков, поощренный необычайной удачей, распространил опустошения свои на все восточные окрестности Москвы. Царь, видя необходимость избавиться от сего злодея, послал по всем дорогам, где можно было надеяться встретить его, многочисленные отряды, из коих один находился под начальством князя Дмитрия Михайловича Пожарского. Искусный вождь сей умел отомстить за Мосальского и Сукина. Настигнув Салкова на Владимирской дороге при речке Пехорке, он разбил его наголову и так совершенно рассеял его злодейскую шайку, что при Салкове осталось только тридцать человек, с коими он дерзнул явиться к царю с повинной.
В Тушинском стане поляки находились в сильном волнении не столько еще от приближения князя Скопина, сколько от подступления под Смоленск Сигизмунда, который, говорили они, пришел в Россию единственно, чтобы лишить их заслуженных наград и воспользоваться выгодами, приобретенными кровью их и трудами41. Сам Рожинский всемерно старался возбуждать своих подчиненных против короля. Будучи гетманом самозванцевых войск, он распоряжался, как хотел, и мало слушался Лжедимитрия, с коим он обращался не как с государем, а как с равным себе товарищем. Тяжело было для его самолюбия отказаться от неограниченного права действовать безотчетно и вместо того подчиниться наряду с прочими частными королевскими воеводами повелениям не только самого короля, но даже коронного гетмана и других главных вождей. Итак, нужно ему было убедить находящуюся при нем шляхту не оставлять самозванца, несмотря на вторжение короля в Россию. Созвав на коло всех жолнеров, он говорил, что безумно было бы им отказываться от выгод, ожидающих их при воцарении Димитрия, и что ни король, ни Речь Посполитая не вправе требовать от них такого пожертвования, в особенности когда они подвигами своими уже столь приблизились к цели своего предприятия. В заключение он предложил им условиться между собой ни под каким предлогом не уклоняться от службы Димитрию; посадив же его на престол, требовать от него награждения не поодиночке, а всем вместе, а если он замедлит выдать обещанную плату, то занять Северскую и Рязанскую области и, пользуясь доходами оных, всем, отнюдь не расходясь, ожидать полного удовлетворения. Все с радостью одобрили предлагаемую меру и тотчас же приступили к подписанию изготовленного Рожинским конфедерационного акта, обязывающего всех и каждого выполнять принятое условие под опасением в противном случае строжайшего наказания.
Рожинский, связав сим постановлением тушинских подчиненных своих, постигал, однако ж, что только единомыслие всех поляков, служащих самозванцу, могло придать надлежащую силу устроенной им конфедерации. В сем убеждении он отправился под Троицу с частью войска своего, дабы согласить Сапегу на подписание конфедерационного акта со всеми находящимися при нем жолнерами42. Прибыв в стан Сапеги восемнадцатого октября, он всячески старался уговорить его действовать с ним заодно, но Сапега отказывался войти в обязательство, клонящееся к сопротивлению королевской воле, и говорил, что вместо предполагаемого ослушания пристойнее было бы им обратиться к природному государю своему с покорной просьбой о предоставлении им свободы отыскивать заслуженного награждения. В сих прениях протекло бесполезно несколько дней. Сапега не отставал от своего мнения. Стойкость его до такой степени раздражила Рожинского, что он двадцать шестого числа с обнаженной саблей побежал к жилищу своего товарища. Сапега встретил его со спокойным лицом и хладнокровно сказал ему, что не время им заниматься личностями, когда приближение Скопина, опасное для них обоих, обязывает их помогать друг другу, несмотря на разномыслие по другому предмету. В самом деле близкое соседство Скопина немало тревожило Сапегу, и он решился сам осмотреть положение и силу царского войска. Для сего он выступил из-под Троицы двадцать восьмого с четырьмя тысячами человек и на другой день приблизился к слободе. Князь Михайло Васильевич выслал к нему навстречу к селу Коринскому голов с сотнями. Но Сапега опрокинул их и гнал до самых надолб, прикрывавших слободу43. Тогда Скопин сам вышел из укреплений со всем войском своим. Сапега после жаркого боя принужден был уступить чрезмерно превосходному числу противников и воротился под Троицу. Тут объявил он Рожинскому, что Скопин так усилился, что необходимо полякам действовать против него в совокупности. Но Рожинский, огорченный отказом Сапеги приступить к конфедерации, не хотел помогать ему и тридцатого выехал снова в Тушино с приведенными им людьми44.
Положение Сапеги, оставленного своим товарищем, становилось затруднительным. Правда, Скопин, поджидая со всех сторон подкреплений, сам еще не трогался из слободы, но не менее того посылаемые им отряды, расставляя острожки на всех путях к северу и к востоку от монастыря, стесняли осаждающих Троицу и в разъездах своих перехватывали Сапегиных кормовщиков45. В особенности в сей малой войне отличились находившиеся при войске князя Михайла Васильевича четыре тысячи лыжников, набранных в северных областях России и в Норд-Ботнии. Даже конным неприятелям нелегко было избавиться от них. Глубокие снега, с одной стороны, препятствовали бегу лошадей, а с другой – придавали необыкновенную быстроту движениям лыжников, которые опережали и отрезали самых всадников.
Впрочем, скопление сил, составлявшее главную заботу князя Михаила Васильевича, не во всех частях производилось успешно. Так, например, Шереметев совершил свое соединение с ним не без урона. Боярин сей, желая явиться к нему победителем, покусился сперва выгнать Лисовского из Суздаля, куда и направился из Владимира, не сообразив, что под Суздалем ему предстояло проходить через обширные равнины, на коих предводительствуемой им низовой рати, состоявшей по большей части из пехоты, нелегко было устоять против удалой конницы Лисовского46. Действительно вышедший к нему на встречу Лисовский со всеми силами своими, состоявшими тогда из четырех тысяч всадников, по большей части донских казаков, разбил его так, что он потерял триста человек и едва успел отступить во Владимир. Оставив нужное число воинов во Владимире для охраны города, он с остальным войском своим прибыл в слободу одиннадцатого ноября.
Около того же времени Скопин получил новое подкрепление от царя. Боярам князю Ивану Семеновичу Куракину и князю Борису Михайловичу Лыкову дано было приказание выступить первого ноября из Москвы к слободе с тремя тысячами воинов47. Так как целью их посылки было, кроме усиления Скопина, прочное обеспечение сообщений столицы со слободой, то они, прибыв в Стромынь, занялись постройкой острога48. Между Стромынью и Москвой были поставлены также остроги в Мизинове и Измайлове. Отряд тушинских поляков хотел было воспрепятствовать устроению Измайловского острога, но был отбит вышедшим из Москвы князем Дмитрием Ивановичем Шуйским, который при сем случае взял в плен более трехсот товарищей. Куракин и Лыков, обезопасив за собой путь к Москве, выступили из Стромыни шестого ноября и скоро после того прибыли в слободу49.
Постепенное умножение сил, сосредоточивавшихся под хоругвью Скопина, подавало, наконец, надежду на близкое избавление Троицы и Москвы. Россия с упованием и любовью заботилась о действиях юного героя, по общему мнению, высшим призванием предназначенного спасать Отечество. Но самое влечение к нему всех сердец уже открывало перед ним гибельную бездну.