Между тем печальная дума томила душу Сапеги. Грустно было надменному пану отступить, не взяв монастыря после столь долгого стояния под оным, но он уже не мог иметь ни малейшей надежды на покорение осажденных. Считая поиск Валуева предзнаменованием близкого наступления князя Скопина, он должен был сознаться, что войско его, ослабленное понесенным уроном и изнуренное трудами долговременной осады, не в состоянии было продолжать обложение монастыря и в то же время отбиваться от Скопина. У Сапеги под ружьем оставалось уже не более четырех тысяч поляков. Воинская опытность его указывала ему, что в сих обстоятельствах безумно было бы упорствовать в предприятии, подвергающем его опасностям без всякого вероятия в успехе92. После несколькодневных колебаний, еще внушаемых ему врожденной в нем кичливостью, благоразумие наконец одержало верх. Двенадцатого января он снял осаду монастыря и отступил в Дмитров93.
Таким образом совершилось избавление геройской лавры, коей сопротивление останется на вечные времена в летописях наших славным памятников торжества веры и любви к Отечеству. Неустрашимые защитники ее, с примерным самоотвержением переносившие тяжкие бедствия, коим подвергались в течение осады, продолжавшейся год и сто десять дней, не вдруг убедились в спасении своем. Они думали, что Сапега удалился на какой-либо поиск, и опасались еще возвращения его. В сем томительном ожидании они провели целую неделю и только двадцатого января ободрились и послали в Москву старца Макария со святой водой и донесением царю о конечном освобождении святой обители.
Нельзя не удивляться обилию хлебных запасов, заготовленных предусмотрительностью архимандрита Иоасафа. Во все время столь продолжительного облежания никто не нуждался в пропитании. Правда, после отхода Сапеги нашлось в житницах только десять четвертей муки и пятьдесят четвертей сухарей, но оставалось еще значительное количество овса, которым по нужде могли бы довольствоваться и люди в случае дальнейшего продолжения осады.
Сапега отступил вовремя. Ожидаемое князем Скопиным из Швеции подкрепление прибыло в Александрову слободу семнадцатого января в числе трех тысяч человек94. Князь, видя снова под начальством Делагарди до пяти тысяч иноземцев, не усомнился начать наступательные действия. Сам он с главным войском направился к Троицкому монастырю, а князю Ивану Андреевичу Хованскому приказал следовать с четырьмя тысячами пятьюстами воинами к Ростову, Кашину, Твери и Старице, навстречу новому шведскому отряду, идущему из Выборга под предводительством Эверта Горна, в соединении с коим он должен был тревожить сообщение Тушинского стана с войском Сигизмунда, находящимся под Смоленском95.
Скопин прибыл в Троицу двадцать восьмого января и ликовал со знаменитым архимандритом и ратоборными иноками, которых из трехсот, бывших налицо при начале осады, оставалось в живых только шесть96. Так как глубокие снега, затруднявшие сообщения, препятствовали решительному ходу военных действий, то князь Михайло Васильевич принял намерение остановиться в Шапилове, в восьми верстах от лавры, по Дмитровской дороге97. Но, дабы не отступать от принятого им правила не иначе передвигать главные силы свои, как под покровительством укреплений, заранее занятых, он до перехода в Шапилово приказал поставить там острог. Сапега хотел было воспрепятствовать сей работе и пятого февраля подступил под Шапилово с тысячей человек польской конницы, но, несмотря на увещания его, шляхтичи отказались от нападения и заставили его возвратиться в Дмитров.
По окончании постройки острога Скопин стал в Шапилове и выслал мелкие отряды по разным направлениям для утеснения неприятеля и захвата его кормовщиков. Продовольствие сделалось столь затруднительным для Сапеги в окрестностях Дмитрова, что он принужден был отправить большую часть своих людей за Волгу для отыскания съестных припасов. Когда таким образом все старания Сапеги устремлялись по доставлению войску своему возможности удержаться в Дмитрове, неожиданное прибытие туда Марины умножило его заботы.
Злонравная полька с прискорбием видела, что происки ее хотя и смутили Тушинский стан, но не могли подвигнуть шляхту к явному бунту. В досаде и нетерпении снова играть роль царицы она решила тайно оставить Тушино и ехать к Лжедимитрию. К отъезду сему побуждало ее еще и опасение быть выданной королю. В ночи с тринадцатого на четырнадцатое февраля98, несмотря на сильный мороз, она, переодетая в гусарское платье, села на коня и в сопровождении только казака Бурбы и двух служанок пустилась в путь с намерением пробраться в Калугу, но сбилась с дороги и шестнадцатого числа прибыла в Дмитров99. На другой день Сапега получил донесение о приближении царских воевод со значительными силами; встревоженный сим известием, он представил Марине, что ей небезопасно оставаться в Дмитрове, и убедил ее ехать в Калугу. Для охранения ее он отправил с ней пятьдесят казаков и случайно находящихся при нем нескольких немцев100.
В самом деле, князь Скопин намеревался уже снова действовать наступательно и выслал из Шапилова к Дмитрову боярина князя Куракина с передовым полком, при коем находились Делагардиевы шведы и пешие люди воеводы Валуева101. Куракин, подступив под Дмитров семнадцатого февраля вечером, немедленно занялся устройством острога в версте от города102. На другой день происходила неважная сшибка, на которой Сапега убедился, что Куракин привел с собой до двенадцати тысяч воинов; против столь многочисленного войска нелегко было ему удержаться с полутора тысячами человек, оставшихся при нем за отряжением большой части его воинов на отыскание съестных припасов103. Но, с другой стороны, немедленным отступлением от Дмитрова он подверг бы многочисленных кормовщиков своих опасности быть отрезанными. По необходимости оставаясь в Дмитрове, он хотел, по крайней мере, не иначе принять сражение, как под прикрытием городских укреплений, обороной коих он намеревался ограничить свои действия. Но своевольная шляхта, не вняв благоразумным представлениям, не захотела оставаться в городе под предлогом, что ей не свойственно сражаться из-за окопов, и непременно требовала, чтобы ее вывели в поле, обещая, впрочем, не отдаляться от города и только отстаивать донских казаков, коих табор находился под пушечным выстрелом города. Сапега, не видя возможности удержать воинов своих, принужден был девятнадцатого числа выступить с ними к казачьему табору. Тут встретили они отряд князя Куракина в столь превосходных силах, что, несмотря на свою опрометчивость, не посмели вступить в бой и возвратились в город, но не без урона. Куракин, минуя казачий табор, живо преследовал их до самых ворот Дмитрова, а потом обратился на казаков и овладел их табором, где царское войско получило богатую добычу.
На другой день Куракин хотел штурмовать Дмитров. Гибель Сапеги казалась неминуемой. Но бывшие при Куракине шведы отказались содействовать ему, возвратились к Троице и тем навлекли на себя подозрение, что потворствуют неприятелю104, хотя кажется вероятнее, что причиной уклонения их от штурма была не измена, а естественное для вспомогательного войска желание избегнуть опасностей кровавого действия, ибо можно было предвидеть, что Сапега будет защищаться отчаянно. Куракин, расстроенный отступлением шведов, отложил нападение.
Несколько дней спустя Сапегины кормовщики возвратились в Дмитров, и потому для польского вождя не было более причины оставаться в сем городе105. Он поспешил отойти к Иосифову монастырю; но при отступлении он зажег Дмитров и разорвал орудия, которых не мог увезти с собой106. Лыжники преследовали его и отбили у него на дороге двенадцать пушек107. Намерение Сапеги было ждать повелений короля, но шляхта его взбунтовалась и послала от себя к самозванцу с предложением снова вступить в его службу, с тем, чтобы он выдал ей тотчас же жалованья за одну треть, по пятьдесят злотых (столько же нынешних серебряных рублей) на человека, чтобы и за будущие заслуженные трети платили чистыми деньгами и, наконец, чтобы он избегал всемерно ссоры с королем108. Сапега, оставив войско свое в Иосифове, сам отправился к королю под Смоленск для совещания.
Отголосок неудачи поляков и расстройства дел Лжедимитрия раздался даже и в отдаленном от круга действий под Москвой городе Пскове. Около половины февраля два человека, прибывшие туда на лыжах, принесли из Порхова грамоту, в которой извещали псковитян о рассеянии Тушинского стана109. Хотя известие сие было преждевременное, но, так как оно согласовалось с ожиданиями, возбужденными общим ходом дел, именитые люди не усомнились дать веру писанному к ним и в порыве радости своей возмечтали, что наконец настало для них удобное время свергнуть постыдное иго самозванца, коему они доселе подчинялись единственно в угодность застращавшей их черни. По мановению их дети боярские, гости и монастырские слуги со всеми домашними своими стеклись в Кремль вооруженные и на конях и в Троицком соборе снова провозгласили царя Василия при колокольном звоне. Но простолюдины, еще крепко державшиеся холопьей стороны, не расположены были уступить беспрекословно влиянию больших людей. Первое сопротивление оказалось на Запсковье, где народ взволновался и ударил в набат в церкви Козьмы и Дамиана. Естественным следствием восстания черни против именитых людей было сближение ее со стрельцами, за полгода перед тем изгнанными из города. Именитые люди, со своей стороны, знали, что им не управиться с чернью, если стрельцы будут снова впущены в город, и в предупреждение сего приказали запереть ворота, ведущие к Великой реке, и открыть огонь с Покровской башни по Мирожской стрелецкой слободе. Приняв сии меры предосторожности против стрельцов, они намеревались идти из Кремля на усмирение Запсковья, но запсковляне успели удержать их стремление, поставив малую пушку на Званице против Рыбинских ворот, через которые им надлежало проходить. Между тем пример, данный запсковлянами, нашел последователей и на другом конце города. На Полонищи посадские также возмутились и не дозволили стрелять с Покровской башни по Мирожской слободе. Тогда именитые люди, не надеясь более одолеть возрастающий мятеж, обратились к переговорам. Они обещали посадским жить по-прежнему в подданстве Лжедимитрия, с тем, однако ж, чтобы стрельцов не впущать в город. Но высшие сословия уже утратили безвозвратно доверенность посадских, которые укорительно отвечали: «Нам-де стрельцы не изменники; почто вы их в город не пущаете?» Действия согласовались с речами. Полонищанские посадские взломали замок у Взвозских ворот и впустили стрельцов. Именитые люди, видя свое бессилие и совершенную невозможность удержать власть свою над городом, принуждены уже были мыслить о личной своей безопасности. Воевода князь Александр Засекин и с ним до трехсот детей боярских, гостей и монастырских людей выбежали из города во Власьевские ворота и Великой рекой пробрались на Снятую гору, откуда иные отправились в Новгород, а другие в Печоры. Оставшиеся же в городе именитые люди укрылись в домах своих. Их не беспокоили ни в чем и не тронули имения ни их, даже ушедших в Печоры. Овладевшая городом чернь, желая удалить опасение, что может следовать примеру ненавистного Кудекуши Трепца, явила в случае редкую умеренность. Описали имение только тех, которые отъездом своим в Новгород навлекли на себя в глазах простолюдинов нарекание в измене Димитрию.