Макс вернулся через десять минут, как и обещал, и Софи стояла, держа душ над головой, дав стечь грязной мыльной воде, которая ее так смущала. Глаза ее были зажмурены, и она ничего не слышала из-за шума воды, поэтому не заметила, как он вошел, пока он не закрыл краны. Софи поежилась и потянулась руками за полотенцем. И только когда она закрутила тюрбан на голове и открыла глаза, она увидела, что с ее дорогим белым бикини произошло нечто ужасное. В купальнике можно было только загорать, но не купаться. Четыре крошечных треугольника — все равно что четыре лепестка прозрачной липкой пленки.
— Боже, — в ужасе выдохнула она, — посмотрите, что случилось!
— Если ты настаиваешь, — усмехнулся Макс, бросая ей банное полотенце.
— Я хотела сказать, не смотри, — сконфузилась Софи, отчаянно пытаясь скорей обернуться в полотенце и осознавая, что Макс и так увидел намокшее до прозрачности бикини раньше, чем она сама.
— Полагаю, — сердито пробормотала она, разрешив ему поднять ее, теперь уже вполне прилично обмотанную полотенцем, из ванны, — это тот случай, когда говорят, что справедливость восторжествовала.
И тут она сообразила, как это, должно быть, смешно со стороны и начала так дико хохотать, что совсем забыла прислушаться к стуку его сердца.
— Не знаю насчет справедливости, — улыбнулся Макс, укладывая ее в постель и бросая ей ночную сорочку, — а я отомщен. Спокойной ночи, Софи.
И с этими словами он вышел из комнаты быстрей, чем хотелось бы Софи. А ей бы хотелось… всего лишь невинный поцелуй на ночь, чтобы скрепить их новые отношения, узы товарищества.
К следующему вечеру колено почти выздоровело, синяки стали менее заметными. Ей даже захотелось что-то сделать по дому, как будто она и впрямь была тут хозяйкой! Но пока она еще более усердно печатала — и в рекордный срок одолела пять из десяти уроков. Макс не любил, чтобы его беспокоили во время работы, и Софи не стала претендовать на его внимание и похвалу, когда вечером он вышел из кабинета, чтобы приготовить ужин.
Он был задумчив и отрешен за завтраком, еще больше за обедом. Несомненно, его занимало развитие сюжета — он почти не замечал ее, не заговаривал с ней. Контраст с их легкими, непринужденными отношениями накануне немного опечалил ее, но Софи решила отнестись к этому философски, считая такое поведение естественным для творческих натур.
За ужином он выглядел очень усталым и едва притронулся к еде, отчего Софи так и подмывало приступить к активным действиям. Под глазами у него были круги, беседу он поддерживал чисто формально.
— Макс, — неуверенно произнесла она, наконец-то отважившись, — вы выглядите ужасно измученным. Послушайте, я уверена, что могу ходить. Если вы даете мне свое «добро», завтра все будет по-прежнему. Я уже сыта по горло, — добавила она не совсем искренно, — тем, что меня всюду возят и носят.
На лице Макса мелькнула слабая тень улыбки:
— Давай посмотрим на него, — устало согласился он.
Тщательно осмотрев колено и пару раз нажав, Макс наконец согласился, что нога в порядке — как ей показалось, довольно неохотно.
— Прекрасно, — воодушевилась Софи. — Значит, завтра у меня будет приличный обед. К тому же весь дом покрыл толстым слоем пыли.
— Сжалься, Софи. Не нападай так сразу…
— Вовсе не надо быть Силией, чтобы знать азы домоводства, — сухо заметила она. — А теперь скажите: вы спускаетесь из своего кабинета, чтобы поесть или нет? Спишь ли ты хоть немного? Имею ли я право беспокоить тебя, если дом вдруг загори гея, или ты предпочитаешь быть поджаренным, лишь бы тебе не мешали?
— Вижу, миссис Флойд не пожалела красок, чтобы представить меня как сумасшедшего эксцентрика. — Ее шутки немного расшевелили Макса.
— Да, она достаточно поднаторела, общаясь с тобой. Гения нельзя беспокоить и все такое. Со мной этот номер не пройдет, имей в виду, но я не хочу получать от тебя нагоняи чаще, чем я их заслужу, ясно?
«Гению» явно понравилась такая постановка вопроса.
— Пожалуйста, стучи в дверь, только если это вопрос жизни или смерти. Когда проголодаюсь, сам возьму что-нибудь в кладовке. Не готовь ничего специально для меня. Кофе я сам себе приготовлю. Если будет скучно, бери машину, навести Силию или просто проветрись. Но прежде чем уезжать, предупреди всех, чтобы мне не звонили, и скажи, что я это сделаю, когда смогу. Даже если кто-то прикажет подозвать меня к телефону, хоть это вряд ли, ни в коем случае не зови меня. То же относится и к посетителям, разумеется, но все соседи давно меня знают и не ждут, что я спущусь к ним.
— Хорошо, — кивнула Софи. — Думаю, я все поняла.
— Возникнут проблемы со скотом, — продолжал Макс, — позвони Джиму Гринэвею. Он охотно поможет тебе, я уверен. Кстати, будь с ним осторожна. Он не так безобиден, как кажется.
— Что ты имеешь в виду?
— Он знаменит в округе как дамский угодник, а ты для него — лакомый кусочек.
— Будь любезен, никогда не говори обо мне в подобном тоне, предупредила Софи.
— Это он так говорит, а не я, — возразил Макс. — Для меня ты, может быть, кусок старого черствого пирога, а для него все равно — лакомый кусочек. В общем, будь осторожна, у нашего Джима очень крепкие зубы.
Софи фыркнула негодующе.
— Не беспокойся, я о себе позабочусь.
— Отлично. И не забывай об этом, — сказал Макс и вышел из комнаты.
Наступили тихие, спокойные дни, и у Софи появилось чувство ритма, мира и гармонии, что ей всегда казалось недостижимым. Она была предоставлена самой себе, за ней никто не наблюдал, ее никто не критиковал, и она постепенно выработала свой распорядок жизни.
К своему удивлению, она обнаружила, что не боится кур и Раберна, крепко подружилась с Джезебель и ее козочкой по кличке Дилайла. Она на свой вкус переставила кухонные шкафы, продолжала практиковаться на пишущей машинке, нашла у Макса справочники по садоводству, строила планы на весну и вынашивала честолюбивые замыслы вырастить дыни в теплице.
Она так и не собралась нанести визиты соседям. Оказалось, что ей совсем не скучно и уж ни в коей мере не одиноко. И какая была огромная разница: она одна, а Макс спокойно работает наверху, или же она одна в одном с ним доме и одна в школе с множеством других людей. Одиночество ей было хорошо знакомо. Даже в самой многолюдной и бесшабашной компании оно было ее постоянным спутником. Теперь, окунувшись в новую для себя деревенскую жизнь и начиная постепенно постигать ее, как закономерности природных циклов, она обнаружила, что пребывает в доселе неизведанном ей состоянии, которое можно было бы назвать удовлетворением.
Звонили дважды. Первый раз Силия, которая беспокоилась, все ли у нее в порядке, настойчиво приглашала заходить в любое время и спрашивала, не надо ли что-нибудь принести, может быть, хлеба? Софи, которой пока никак не давались все хитрости дрожжевого теста, поспешила ее заверить, что все в полном порядке, ей ничего не нужно и как-нибудь она сама к ней зайдет.
Второй звонок был от Джима Гринэвея. Он спрашивал, не надо ли ей помочь с какой-нибудь тяжелой работой и не хочет ли она сходить с ним на концерт в субботу: ему дали два билета, жаль, если они пропадут… Обычная история, которую рассказывают мужчины, когда хотят скрыть свои истинные намерения.
Софи подмывало принять приглашение, чтобы позлить Макса. Она не забыла его менторских наставлений и предупреждений относительно Джима. Однако вовсе не хотелось отказываться от удовольствия провести вечер дома в праздной лени, где она могла забраться с ногами в кресло и сидеть перед огнем камина в библиотеке, ради того, чтобы охлаждать любовный пыл Джима на сквозняке деревенского клуба. Выбрав все-таки компромисс, она сказала, что не знает, будет ли свободна в субботу, возможно, на уик-энд приедет подруга — и предложила еще раз позвонить. Джим согласился и, вероятно, болтал бы с ней очень долго, если бы она не придумала, что у нее убегает молоко и не повесила бы трубку.
Но третий звонок лишил Софи покоя. На пятый день после того, как Макс уединился, кто-то сделал вызов по междугородному телефону из Лондона.
— Алло! Попросите Макса! — По интонации это была женщина из высшего общества, и Софи ее сразу же возненавидела.
— Боюсь, мистер Тайрон занят, — очень вежливо ответила Софи, стараясь подражать особенностям местного выговора. — Надо ли передать что-нибудь?
— Иди и скажи ему, что мисс Вудров на проводе. Поскольку это я, он не будет сердиться.
— Не могу его беспокоить, когда он работает. Он с меня три шкуры потом спустит.
— Ну что ж ты такая бестолковая, — прикрикнула ее милость на Софи. Беги и немедленно скажи ему, что звонит Филисити, и это срочно. Он мне не сможет дозвониться, я сейчас уезжаю, и он будет взбешен, когда узнает, что упустил меня.
Софи уже кипела от негодования.
— Ни за что на свете, мэм, — насмешливо отвечала Софи, отчетливо произнося каждый звук, как на приеме у королевы. И, повесив трубку, она пошла вымещать злость и раздражение на комке ни в чем не повинного теста.
Так это была та самая ненавистная Филисити Вудров, последняя из тех, кого Макс испытывал здесь на прочность. Она все еще надеется на удачу, звонит по междугородному из Лондона. Крепко же привязал их к себе мистер Тайрон! Какая наглость говорить с ней так, словно она судомойка на кухне! Хотя по манере и выговору она не должна была принять Софи за одну из своих, скорее за вариант миссис Флойд, только помоложе. Значит, отныне для всех его бывших пассий Софи будет и старшим поваром и судомойкой. Так что если Филисити вдруг надумает погостить у Макса, она, Софи, немедленно уедет к Силии и пробудет там до тех пор, пока эта непрошеная гостья не удалится. И уж тут она выскажет Максу все, что думает по этому поводу…
Но что это? Она вела себя сейчас скорее как обиженная жена, а не экономка, которую взяли с испытательным сроком. Если она сейчас же не остудит свой пыл и не прикусит язык. Макс обвинит ее в ревности — только не это! — и еще будет откровенно насмехаться над ней. «Я этого не допущу», подумала Софи, сердито раскатывая тесто скалкой. Она не ревновала. Ревность — это удел бедной Силии с ее неразделенной любовью. Это не для Софи. Ей просто не понравилась Филисити, вот и все. Слишком много о себе возомнила. Странно, право. Героини его книг не принадлежат ни к какому классу, они были с характером, обаятельные, остроумные, стильные — не то что эта ведьма Филисити с ее вычурными манерами. Женщи