Дима даже немного растерялся. С любопытством он смотрел на мать, пытаясь понять, серьёзно ли она говорит и не устроит ли сейчас сокрушительную головомойку, к которой он, впрочем, был готов, и намеревался дать решительный отпор.
— Сынок, я не против того, чтобы ты женился на этих девушках… — с улыбкой сказала Камилла Альбертовна, заметив, как изумился Дима таким неожиданным словам.
— Правда, маменька? А я думал… — сказал он и замолчал.
— Да, Дима, я не возражаю, тем более что твой отец согласен на этот брак… Это решено.
— Спасибо, маменька! — горячо воскликнул Дима. — Они очень хорошие. Они будут прекрасными и почтительными невестками, я уверен! Они любят меня, маменька! — И он засиял, словно начищенный пятак; глаза его так и метали лучи счастья, непроизвольно заражая и Камиллу Альбертовну его настроением.
Однако она должна была сказать ему главное.
— Сынок… Послушай… Я понимаю, что ты совершенно поглощён своими новыми переживаниями, но, знаешь… — Она немного помялась, прежде чем приступить к деликатной теме. — Я бы хотела, чтобы все выглядело прилично. И до брака, и после, ведь ты с своими женами, как я понимаю, собираешься продолжать жить в этом доме… Так вот… Начну я с того, что девушкам нужна комната попросторней. Ну чтобы и тебе там места хватило… Ты ведь почти все время будешь пребывать в их обществе, не так ли? Там, на втором этаже, есть большая комната, очевидно, гостевая — я попрошу чернокожих ээ… помощников подготовить её. Ну и вот что ещё… Пойми меня правильно, сын… Вы можете делать что угодно за запертыми дверями, но ты и твои невесты должны соблюдать приличия. Я хочу, чтобы они вели себя сдержанно — не вешались тебе на шею при ком-то из членов нашей семьи, одевались не так откровенно, ну и вообще были немного сдержаннее. Я понимаю, что воспитание у них практически отсутствует, и они просто не знают, как нужно себя вести в приличном обществе, и это не их вина. Но, может быть, ты сможешь привить им хотя бы элементарное? Просто для того, чтобы не возникало неловких ситуаций…
— Да, маменька, конечно… Ты права… — кивал Дима, душа которого ликовала в этот момент: маменька, вместо строгого выговора и высказывания недовольства, дает ему вполне дельные советы.
— И ещё, Дима — твоих, эээ… невест следует прилично одеть, — продолжила она. — Я не думаю, что то, в чём они появились сегодня за завтраком, вообще стоит оставить в их гардеробе. Это нужно выбросить… А мы закажем одежду для них в Тридесятом царстве. А пока попроси у сестер несколько платьев, чтобы твои невесты могли ходить в них, пока заказ прибудет. И да — пусть закалывают волосы, когда выходят в гостиную. Вот, собственно, пока и все, чего я прошу, сынок…
— Хорошо, маменька! Спасибо тебе! — сказал Дима и поцеловал мать, чрезвычайно её растрогав.
Прошло три дня. Однажды Камилла Альбертовна, вернувшись с прогулки, заглянула в гостиную… и не поверила своим глазам. Там, сияя лакированной поверхностью, стоял великолепный рояль — как раз на предназначенном для него месте. Очевидно, это Дмитрий Леонидович устроил для супруги такой сюрприз… Она и не думала, что инструмент доставят так скоро! Да ещё и самый прекрасный из всех возможных — настоящий беккеровский!
С замиранием сердца женщина подошла к роялю. Села на банкетку, подняла крышку и коснулась клавиш. И полились звуки, заполняя собой этот дом, который никогда не слышал ничего подобного — того, что было рождено человеческой душой. И он застыл, пораженный — и вдруг ожил, задышал, всеми стенами впитывая вместе со звуками величие духа Человека-творца, его любовь и вдохновение. И все то мрачное, тёмное, что ещё пряталось по углам, таяло и исчезало без остатка. То было истинное волшебство. И в этот момент Камилла Альбертовна окончательно сроднилась с этим домом. А когда она закончила игру и обернулась, то увидела, что в дверях стоят все её домочадцы… И на их лицах — такое же счастье, как и у неё самой. И даже Димины невесты ошеломленно улыбались — ведь они впервые услышали, как звучит музыка. Что ж, однажды они, все впятером, споют в этой гостиной, и она, Камилла Альбертовна, будет им аккомпанировать… И эта мысль очень грела душу почтенной женщины.
Пошла третья неделя пребывания семейства Хорватов в этом новом мире. В то время как Дмитрий Леонидович небезуспешно занимался восстановлением железнодорожного сообщения (ужасная рухлядь, но для начала сгодится), Камилла Альбертовна развила бурную деятельность по благоустройству лагеря Литония, и эти праведные хлопоты приносили большое удовлетворение её неугомонной натуре. А ещё она свела знакомство с женщинами и девушками из эпохи развитого социализма, которые ежедневно поступали с курсов переподготовки на должности воспитательниц и наставниц. Её удивлению от этих знакомств не было конца. Молодые «большевички», зачерпнутые из самой глубины народной массы, конечно, не знали классических языков, но во всём остальном их образование на две головы превосходило то, что давали женские гимназии и прогимназии её мира. Одновременно в лагерь, только в значительно меньших количествах, прибывали уроженки родного для неё мира, спасенные господином Серегиным от разных постреволюционных неустройств, так что возможность сравнивать у госпожи Хорват-Бенуа имелась. И вот, благодаря урокам, которые местным обитательницам давали их новые наставницы, лагерь Литония понемногу начал говорить и даже петь по-русски.
Также Камилла Альбертовна стала понемногу заниматься с невестами своего сына. Она учила их вокалу, неизменно удивляясь, насколько эти девочки талантливы. Теперь бывшие наложницы выглядели так, чтобы не вызвать никаких нареканий со стороны будущей свекрови, и женщина полюбила их всех душой. Они тоже на удивление быстро стали разговаривать по-русски, что подтвердило слова Дмитрия Леонидовича об особой талантливости местного женского населения. Особенно отличалась в этом плане Лора — у неё обнаружилась просто потрясающая способность к языкам. Таланты этих девушек расцвели буйным цветом — так подействовала на них атмосфера любви и взаимного уважения. Летиция и Розалин под руководством Анечки осваивали рисование, и делали большие успехи. Ну а Дорис и вовсе оказалась настоящим феноменом. Не имея в прежней жизни никакого представления о музыкальных инструментах, она, впервые сев за рояль, смогла почти безошибочно сыграть мотив, напетый Камиллой Альбертовной!
Музыкой мать семейства занималась с девушками каждый день. О таких прилежных ученицах можно было только мечтать. И однажды, когда Дима зашел в гостиную понаблюдать за занятиями, Камилла Альбертовна, делая вид, что ничего не знает о музыкальных опытах этой пятерки, сказала:
— Сынок, а что если вы споете все вместе? Если получится, то у нас будет семейный хор, и мы сможем давать концерты девушкам из лагеря!
И Дима согласился. С тех пор хоровые занятия стали регулярными… Камилла Альбертовна и вправду вынашивала мысль выступить перед обитательницами бараков, чтобы внести в их жизнь, не изобилующую развлечениями, некоторую толику культуры. После этого у неё наверняка появятся новые ученицы…
Когда эта мысль стала решением, почтенная женщина принялась проявлять бурную активность. Она разрабатывала репертуар, составляла программу. К концерту также решили привлечь девушек, прибывших из мира развитого социализма. Правда, среди них не имелось профессиональных артисток, но тем не менее многие очень желали выступать на сцене, полагая, что обладают необходимыми талантами. Но Камилла Альбертовна вела строгий отбор, при этом стараясь никого не обидеть. Планировалось, что девушки разыграют несколько сценок, прочитают стихи и споют несколько песен.
«Вот бы показать танцы, вроде балетных этюдов! — думала Камилла Альбертовна, ярая поклонница балетного искусства. — Это было бы просто замечательно! Но кто их будет ставить? Здесь нет никого, кто мог бы выступить в роли балетмейстера. Я же в этом ничуть не разбираюсь…»
И она вздыхала, вспоминая грациозных белых балерин, порхающих по сцене точно легкие птицы…
В то утро Камилла Альбертовна, как обычно, отправилась в лагерь.
Уже издалека, приближаясь к одному из бараков, они увидели странное зрелище, от которого пришла в полное замешательство и остановилась, разинув рот. Там, на утоптанной площадке, толпились странные существа, в которых отчетливо угадывалась принадлежность к женскому полу. Но эти женщины были сплошь в перьях! Кто-то в белых, кто-то в чёрных, кто-то в цветных. Поначалу Камилла Альбертовна подумала, что это у них такая одежда — типа той, что бывает у балерин. И она подивилась: откуда здесь целая труппа балерин? Ведь их там никак не меньше двадцати, а то и тридцати человек!
Подойдя поближе, она смогла лучше разглядеть этих странных женщин, поразивших её воображение. Они были прекрасны и действительно напоминали балерин своей хрупкостью и изяществом. Правда, Камилла Альбертовна никак не могла понять, как держатся на их телах эти перья, ведь, кроме них, на девушках не наблюдалось ничего похожего на одежду…
И тут из барака вышла… сама императрица Елизавета свет Дмитриевна. Она улыбнулась и сказала:
— Утро доброе, Камилла Альбертовна. Вот, принимайте новый контингент… — Она кивнула на странных девушек. — Теперь эти женщины — ваши подопечные.
— А почему они… — начала было та, и вдруг замолчала, пораженная ужасной догадкой, и стала ещё внимательнее всматриваться в свой новый «контингент».
Да ведь «птицеподобность» этих женщин — это никакой не антураж, не хитрый костюм… Эти перья растут у них прямо из тела, вокруг кистей рук, на плечах, на бедрах, на лбу, на груди и животе, причём имеют разную длину и густоту и располагаются так, чтобы придать женской фигуре наиболее привлекательный вид… И только тут Камилла Альбертовна обратила внимание на лица этих женщин. В них тоже было что-то неуловимо птичье: форма носа, разрез глаз… Они выглядели растерянными и напуганными и жались друг к другу, переговариваясь между собой высокими голосами, похожими на щебет, и в их языке госпожа Хорват с удивлением узнала классическую латынь…