Сомневается этот человек не в моей способности дотла разгромить Америку и положить её пусту от океана до океана, а в том, не случится ли в Вашингтоне ультраправый переворот после того, как Эйзенхауэр признает поражение и прикажет выводить войска со всех зарубежных пунктов дислокации на американскую территорию. Сенатор Маккарти и его оголтелые подпевалы в Вашингтоне все ещё в полной силе, и до тех пор, пока я со всей силы не ударю по самой Америке, гвалт этих обормотов в Конгрессе и прессе будет заглушать любые голоса разума. Отсюда вывод: бить по Америке не только можно, но и нужно, и самые перспективные цели тут — это предприятия по производству ядерного оружия, авиационные заводы и лаборатории Редстоунского арсенала в Хантсвилле (штат Алабама), где трудится команда немецких инженеров конструктора Вернера фон Брауна, возглавляющего армейскую группу по разработке ракет.
Как сообщила энергооболочка, первый успешный запуск ракеты Редстоун (в будущем Юпитер) должен состояться в августе этого года, после чего президент Эйзенхауэр присвоит программе наивысший приоритет. А вот это безобразие необходимо немедленно предотвратить, плохие игрушки у нехороших парней отобрать, и при этом крепко дать по рукам, чтобы не тянулись к тому, что им теперь запрещено. Надо избавить этот мир от ужаса перед внезапной ядерной войной, когда миллионы людей по обе стороны океана будут сжиматься в комок от страха перед тем кошмаром, который может произойти в любой момент.
Когда старина Роберт рассказал мне, какого страха им с женой довелось натерпеться во время Карибского кризиса, я ответил, что это не Советский Союз угрожал Америке внезапным уничтожением, а совсем наоборот. При этом пропаганда, что лилась со страниц газет, репродукторов радио и с экранов телевизоров в глаза и уши простых американцев, была, есть и будет чистой ложью, обоснованной только жаждой мирового господства, которую испытывают правящие круги в Вашингтоне. Потом, немного подумав, я добавил, что до тех пор, пока человечество не войдёт в прямую конфронтацию с кланами эйджел, жить ему лучше раздельно, по обе стороны Атлантического и Тихого океанов. Иной путь, с господством одной системы, ведет к деградации и вырождению победившей стороны. Проходили мы подобное в начале двадцать первого века. Родной для меня шестнадцатый год был ещё цветочками, а вот к двадцать второму, когда власть в Америке захватили сумасшедшие и маразматики, в мировой политике созрели тучные и очень ядовитые ягодки. Впрочем, если до подобной почти неограниченной власти допустить московских товарищей, особенно в их исходном, немодифицированном виде, то результат будет такой же или даже хуже.
Поговорил, и убедил. Однако больше моих бесед на Роберта Хайнлайна повлияло общение с адмиралом Ларионовым и товарищем Антоновой. Оказывается, они были хорошо знакомы лично и даже дружили в том прошлом для них мире, где Советский Союз под благотворным влиянием Старших Братьев смог наложить свою руку на всю Евразию, включая Британские и Японские острова. И там тоже американская элита захотела пободаться за мировое господство, а потому после смерти Рузвельта в пятьдесят девятом году (на его седьмом президентском сроке), взбрыкнула и одно за другим разорвала все послевоенные советско-американские соглашения и устроила почти такую же Холодную войну как в Основном Потоке.
Однако в том мире результат попытки янки оспорить роль самого сильного парня на деревне, как я понимаю, оказался сомнительным. Где мистеры на эту лошадь сели, там они с неё и слезли, а вот издержки от разрушения Совладения и разрыва торгово-экономических связей у янки вышли немаленькими. Во-первых, их стартовые позиции оказались гораздо слабее. Во-вторых, время было упущено. В третьих, дикий американский рынок не смог конкурировать с советской гибридной экономической системой, в которой коммунистические методы в сфере добычи и переработки сырья, а также изготовления средств производства, гибко сочетались с рыночными отношениями в производстве и распространении товаров народного потребления. Итогом недолгого клинча, кто кого разорит вдрызг, в начале шестидесятых годов стала новая великая депрессия (как я понимаю, случившаяся вместо Карибского кризиса), из которой Америка выползла на коленках, утратив свой любимый «задний двор» и блюя кровью.
И во всех остальных мирах двадцатого века, отданных мне для исправления, необходимо добиваться того же результата. Америке вредно иметь много денег, по крайней мере, до тех пор, пока её алчность не войдёт в берега умеренности. Впрочем, и сам старина Роберт давно подозревает, что американская политика во второй половине двадцатого века марширует совсем в другом направлении, чем надо, а после обстоятельной беседы с капитаном Зотовым он смог точно выяснить конечный пункт назначения, куда его страну ведут истинные хозяева Града на Холме. Но ему, как и другим простым американцам, совсем не надо к Вратам Ада, и именно поэтому мистер Хайнлайн мой союзник — не только ситуативно, но и стратегически.
С генералом Брэдли все гораздо сложнее. Он все ещё верит в великую миссию Америки принести демократию всему миру, и раздосадован неудачным ходом конфликта. И это несмотря на то, что удачный, по мнению американских политиканов и генералов, сценарий войны по плану «Дропшот» включал в себя смерти десятков миллионов людей, в том числе и самих американских солдат, которым «посчастливилось» бы наступать через территорию, загаженную радиоактивными осадками. Вот такое оно, «счастье по-американски». И в то же время моя операция «Бетельгейзе» обошлась в совсем небольшие потери противника. Общая численность попавших в советский плен американцев и англичан в разы превысит количество убитых, а немцы… пока не при делах, ибо бундесвер ещё не создан.
— Мистер Брэдли, — сказал я, бросив на американского генерала Истинный Взгляд, — вы признаете, что эта война вами проиграна?
— Да, черт возьми, — ответил тот, — признаю. Я также признаю, что вы, как русский по крови, имели полное право вмешаться в ситуацию и надавать нам по шеям. Я не могу признать только того, что моя страна и мой народ прокляты и нет им спасения.
— Нет проклятых народов, — с громыханием в голосе произнёс я, — есть проклятые идеи! Прокляты идеи богоизбранного народа, расы господ и исключительной нации, проклята идея о том, что человек может владеть человеком, а также та идея, что процент прибыли — это все, а интересы людей — ничто. Проклята идея, что кого-то можно обязать вечными невозвратными долгами под сложный процент, а также идея, что поставщику или работнику можно не заплатить положенного или отдать только часть справедливой оплаты. Проклята идея о том, что если тебе понравилась земля соседа, его дом, жена или дочь, то соседа можно убить, а нужное взять себе. Проклята идея мирового господства, за которой вы, американцы, погнались как ослик за подвязанной морковкой. Я вмешался в ваши дела не только потому, что Россия, сиречь Советский Союз, это моя родина, а русские люди и другие советские народы родные мне по крови. Совсем нет. Я выступил против вас в первую очередь из-за того, что элита вашего государства исповедует проклятые идеи. И живы вы до сих пор только по той причине, что мой Патрон любит всех своих детей, и послушных и непослушных, а потому желает не смерти грешника, но его исправления.
По ходу того как я читал эту нотацию, внутри меня вставал на дыбы архангел, что вызвало вполне ожидаемые последствия в виде включенных на полную мощность атрибутов Специального Исполнительного Агента. И хоть для американского генерала это была не первая демонстрация моей внутренней сущности, но все равно ум за разум у него заходил исправно. Я уже думал, не позвать ли Лилию, но все обошлось. Несколько раз глубоко вздохнув, Омар Брэдли внимательно посмотрел на меня и спросил:
— Значит ли это, мистер Серегин, что вы не намерены бомбить американскую территорию?
— Мне нет нужды бомбить американские города, — ответил я. — При этом не исключаются удары по критическим производствам и исследовательским лабораториям, дающим вашей стране возможность совершать ядерные нападения, а также небольшие диверсионные акции возмездия, целью которых станут противники того соглашения, которое мы заключим с президентом Эйзенхауэром. Можете не беспокоиться за своего друга Айка — день, когда Конгресс соберется на голосование по объявлению ему импичмента, станет последним днём существования этого учреждения. Это я вам обещаю.
— Вы их всех убьете? — спросил мой собеседник, имея в виду конгрессменов.
— Отнюдь нет, — усмехнулся я, — у меня имеется немало хорошо изолированных и в то же время приятных для жизни мест, куда до особого распоряжения можно складывать отработанный человеческий материал. Были уже прецеденты: в мире четырнадцатого года с британским парламентом, когда господа депутаты не захотели возвращать королю Георгу его законные королевские прерогативы, и в мире восемнадцатого года, когда я ликвидировал в России мертворожденное Учредительное собрание. Никто из тех людей больше не путается ни у кого под ногами, и в тоже время все они остались живы и имели шанс продолжить своё существование хотя бы какое-то время. Вот если бы я выбросил их в тундростепь к подножью ледника, то жизнь их продолжалась бы от нескольких часов до нескольких дней. А дальше все, пишите письма археологам и палеоантропологам. Но такое возмездие у меня предназначено только тем, кто непосредственно совершал военные преступления, сжигал деревни со всем их населением и руководил лагерями смерти по истреблению гражданского населения. Если вы скажете, что в Америке такого быть не может, я вам отвечу, что может, и ещё как. В Корее ваши парни только на занятой ими территории убили сами или способствовали убийствам не менее миллиона гражданских корейцев. Кстати, ваш бывший командующий на той дурацкой войне генерал Марк Уэйн Кларк в настоящий момент у меня в плену. Когда все закончится и потребуется подбить балансы, то состоятся трибуналы наподобие Нюрнбергского — отдельно по Корее, отдельно по плану «Дропшот», где все получат в соответствии со своими преступлениями.