что её территория окажется под ударом вся и сразу.
Потом, уже после завершения Прибалтийской операции, в Токио из Москвы, сказавшись больным, приехал капитан первого ранга Ямагучи, который и разложил для своего шефа все по полочкам таким образом, как это виделось с места его службы в советской столице (даже идеальные советские спецслужбы не могли накинуть платок на каждый роток). Но легче адмиралу Ямамото от этого не стало. После того, как демон обрел человеческое лицо и стало известно его имя среди людей, главнокомандующий японским объединенным флотом понял, что такой демон, целиком и полностью отождествляющий себя с русской нацией, будет очень тяжелым противником, безжалостным и бескомпромиссным в отношении Страны Восходящего Солнца. Адмирал понимал, что за последние сорок лет японцы задолжали русским столько, что без войны-реванша, подводящей итог почти сорока годам вражды, не обойтись… Он машинальным жестом потер кисть левой руки, на которой на память о той войне не хватало двух пальцев, оторванных во время Цусимского сражения, и подумал, что, даже одержав полную победу, русские никого и никогда не подвергают геноциду, вплоть до самых смертельных своих врагов. И это внушает оному из умнейших людей Японии надежду, что война-реванш не закончится гибелью потомков богини Аматерасу.
Все эти соображения подтвердились после того, как умер Гитлер, а новое руководство Третьего Рейха поспешило выйти из конфликта с русскими и покровительствующим им демоном. Со стороны выглядело так, что все закончилось ко всеобщему удовольствию: Германия избежала разгрома и унижения, а Советский Союз получил доступ к европейским просторам. Окончательную ясность в этот вопрос внес военно-морской атташе в Германии контр-адмирал Юкои Фадао, прибывший в Токио через советскую территорию для личного доклада главнокомандующему. Доставленная им информация легла последним кирпичиком в составленный адмиралом Ямамото меморандум, направленный в конце октября императору Хирохито для рассмотрения.
Основным положением это документа было то, что страна Ниппон оказалась зажата промеж двух могущественных врагов, а вот союзников и даже попутчиков у неё не осталось. С одной стороны от Японской империи англосаксы — янки и британцы, которые сорок лет назад помогли процессам её структурной модернизации и укрепления имперской мощи, но исключительно для того, чтобы использовать её в собственных интересах. А когда интересы стали расходится, то и отношения начали портиться, вплоть до неизбежной в самом ближайшем будущем войны за отсутствующие у Японии ресурсы, выиграть которую будет невозможно по причине фатального неравенства сил. И если с одной только Британией потягаться было ещё возможно (ибо эта империя, истощенная авантюрами в Европе, находится на излете своего существования), то Соединенные Штаты Америки готовы к войне на истощение и неизбежно её выиграют. Побежденных англосаксы колонизируют или уничтожают, и это тоже известно всем.
С другой стороны от Японии — русские с длиннющим счетом к Стране Восходящего Солнца, но они, как уже знает адмирал Ямамото, не порабощают и не уничтожают тех, кого победили. И ещё одно соображение. В войне-реванше основные события развернутся на Маньчжурских просторах, так что госпоже Армии придётся отдуваться за все самостоятельно, а Объединенный Флот в это время должен находиться в каком-нибудь другом месте, иначе он без всякой пользы станет жертвой великолепной русской авиации, происходящей из верхних миров. На фронте против англосаксов требуется захватить все возможные ресурсы, занять оборонительный периметр и держаться сколько есть сил, имея в виду, что возможности несопоставимы. На фронте против русских после проигрыша Маньчжурской кампании необходимо почетно капитулировать по формальным обстоятельствам, постаравшись выговорить себе условия не хуже германских.
После некоторых размышления император Хирохито согласился с доводами адмирала и утвердил его план, не ставя в известность никого более из высших должностных лиц Японской империи. И в самом деле, все было проделано с таким высочайшим уровнем секретности, что о самом существовании этого документа не смогли узнать не только иностранные разведки, в неведении остались министерство армии и иностранных дел. Один лишь демон был в курсе, но так как этот документ не несет никакой угрозы для Советского Союза, он о нём никому и ничего не расскажет, ибо уже имеет на Японию и адмирала Ямамото определенные планы. Правда, сам лучший стратег Страны Восходящего Солнца об этом пока не подозревает, а потому беспокоится о том, правильно ли он понял начальные условия задачи. Кроме того, демоны — это существа не только могущественные, а ещё переменчивые и капризные. И то, что этот конкретный демон прежде был человеком, не меняет этого обстоятельства. Вот если бы имелась возможность сначала провести с этой потусторонней сущностью переговоры, и только потом принимать судьбоносные решения… Но никаких способов вызвать именно этого конкретного демона на разговор адмирал Ямамото не знал.
И вот в очередной момент тягостных раздумий, когда мысль адмирала пыталась пробиться через липкую паутину сомнений, воздух перед ним вдруг колыхнулся, распахиваясь проемом в какое-то другое место, и оттуда в его кабинет шагнули четверо — двое мужчин и две женщины. У одного из мужчин над головой зависло едва заметное жемчужно-белое сияние, у одной из женщин аура горела багровым светом, двое других были обычными людьми, но не совсем. Адмирал мог поклясться, что никогда не видел двух этих гайдзинов, и в то же время они казались ему смутно знакомыми. Но самым главным в той компании, несомненно, был мужчина, над головой которого завис белый свет. Оглядевшись, на хорошем английском языке он произнёс:
— Добрый день, Исороку-сан. Извините, что мы заявились к вам без приглашения и даже без предупреждения, но дело, которое требуется обсудить, очень важное и неотложное.
Собрав все своё самообладание в кулак перед лицом демона (а это, несомненно, был он), адмирал Ямамото ответил на том же языке:
— Добрый день… господин Серегин, насколько я понимаю? Должен сказать, что я очень хотел с вами встретиться, но не ожидал, что это произойдет так быстро. А теперь будьте добры представить мне своих спутников и сообщить, по какому такому важному делу вы прибыли таким нетривиальным способом.
Серегин сначала представил сопровождавших его Кобру, генерала Бережного и товарища Антонову, а потом с легкой иронией сказал:
— Прибытие тривиальным способом поставило бы на уши весь Токио и в самые кратчайшие сроки стало бы известно по всему миру, в частности, в Вашингтоне. А это преждевременно. Господин Рузвельт так сильно желает втянуть свою страну в войну, что только из штанов для этого не выпрыгивает. А то как же — где-то делят мировой пирог, а Америку к столу так и не позвали. С моей точки зрения, было бы хорошо оставить американцев за скобками мирового уравнения, и очень жаль, что как раз вы взяли на себя неблаговидную роль пригласить их к обеду. Однако при этом я понимаю всю сложность положения Японской империи, попавшей под американские санкции, и сомнения ваших генералов и адмиралов, опасающихся получить удар с американских филиппинских баз в самый неподходящий для себя момент. Изоляционистский Конгресс — это одно, а вот провокация с подрывом американского корабля якобы японскими агентами, или мнимая атака какой-нибудь старой посудины якобы японской подводной лодкой или катером — это совсем другое. После такой провокации вся Америка, не дожидаясь расследования, встанет на дыбы и Конгресс не имеет другого выхода, кроме объявления войны. Были уже прецеденты — как в прошлом вашего мира, так и в будущем.
— Сказать честно, — хмыкнул адмирал Ямамото, — о возможности провокации мы даже не предполагали. Если нападать на врага, то внезапно, без всяческих предупреждений и провокаций.
— В демократических странах, Исороку-сама, для войны всегда нужен повод, — назидательным тоном произнесла товарищ Антонова. — Иначе население, которое не желает умирать на полях сражений непонятно за что, на следующих выборах сделает своими правителями каких-нибудь других людей. И даже в Германии, где за шесть лет до того выборы были отменены как явление, милейший Рейнхард Гейдрих все равно провел в Гляйвице операцию «Консервы», чтобы убедить и немецкий народ и весь мир, что поляки сами начали эту войну, а немцы только защищаются. Правда, дальнейшее неоказание помощи Польше так называемыми союзниками было связано совсем не с этим прискорбным фактом, а с тем, что, по мнению англичан и французов, Польша — это для Гитлера ворота на Восток, а потому никто не хотел мешать германскому фюреру в благом деле борьбы с мировым большевизмом. Дальнейшие события показали, насколько хорошо люди могут предвидеть хотя бы среднесрочные последствия своих решений.
Адмирал Ямамото встал из-за стола и прошелся по кабинету. Как ни странно, в присутствии этих странных визитеров он не чувствовал себя ни находящимся в опасности, ни даже скованно как перед чужими и малознакомыми людьми.
— Так, значит, вы считаете правильным, что мы сами намереваемся напасть на Америку, несмотря на то, что эта война неизбежно обернется для нас поражением в силу разницы экономических потенциалов, или я чего-то недопонимаю? — спросил он. — Быть может, вы лично, господин Серегин, намереваетесь взять нас в свои вассалы, как уже взяли Германию, или даже в союзники?
— Пока у руля вашего государства находятся такие люди, как генерал Тодзио, а японский солдат имеет репутацию кровожадного зверя, не щадящего ни женщин, ни детей, ни о вассалитете, ни тем более о союзе и речи быть не может, — отрезал Серегин. — Пока мы с вами противники, у которых есть общий враг, называющийся Соединенные Штаты Америки — чудище тучное, озорное, огромное, стозевное и лающее.
— Противники? — переспросил Ямамото.
— С вами мы противники, а с такими, как Тодзио и ещё один знаменитый персонаж, профессор Исиро Исия — враги, — уточнил Серегин. — И вообще, японская нация — это уникальное явление на планете Земля, больше нет ни одного народа, живущего на поверхности гористых островов под непрерывным ударами тайфунов, землетрясени