гическим зрением) второго-третьего уровня, так что могли видеть проявления потусторонних сил без всяких дополнительных манипуляций. И эта же способность позволила господам офицерам разглядеть бело-голубое сияние над головой мужчины, стоявшего по правую руку от их обожаемого командующего. Поэтому третьим чувством было понимание.
Мало того, что адмирал Ямамото каким-то чудесным образом из Токио перенесся сюда, в боевую рубку «Акаги», так вместе с ним прибыли сразу два сверхъестественных существа, зачем-то притворяющихся обычными длинноносыми гайдзинами. Повисло в воздухе предчувствие какого-то невероятного события, по сравнению с которым посадка на авианосец кажется простой и заурядной процедурой. А ведь в эти времена летчики палубной авиации, как гимнасты без страховки под куполом цирка, могут полагаться только на скорость реакции, силу и глазомер. Два других гайдзина не выглядели сверхъестественными существами, но как истинные ценители прекрасного господа японские офицеры понимали, что в этой композиции вокруг их любимого адмирала не может быть ни одного лишнего человека.
Но их любимый адмирал не дал присутствующим много времени для размышлений. Японским офицерам это занятие вредно. Их дело — командовать нижестоящими чинами и беспрекословно выполнять указания вышестоящих, а если офицер начинает думать, то беспрекословность подчинения у него уже не получится. Бывали случаи, когда офицер дорастал до высоких адмиральских чинов, после чего вдруг обнаруживалось, что привычка к бездумному подчинению стала у него неискоренимой. Такое бывает во всех флотах и армиях мира, но для Японии эту болезнь можно считать одновременно хронической и врожденной, ибо такова этнокультурная доминанта этого народа. Однако, по счастью для его подчинённых, адмирал Ямамото был исключением из этого правила: он умел не только думать, но и трезво смотреть на вещи, четко понимая перспективы противостояния Японии с сильнейшей державой западной цивилизации. И вдруг в непроглядном мраке путеводным маяком блеснул огонь надежды.
— Господа офицеры, — сказал главнокомандующий Объединенным Флотом, — совсем недавно я получил известие, которое должно в корне изменить ход предстоящей войны, но подробно об этом я буду говорить только с вашим командующим вице-адмиралом Тюити Нагумо, а остальные все узнают из боевого приказа.
— Тэнно хэйка банзай! — в ответ на это заявление дружно рявкнули присутствующие, воодушевленные тем, что любимый адмирал явился к ним таким экстравагантным способом совсем не для того, чтобы отменить операцию.
— Исороку-сан, — с добродушной усмешкой сказал демон-мужчина, — тайса Мицуо Футида, как непосредственный исполнитель всего задуманного, при нашем разговоре тоже будет совсем не лишним. Каждый солдат, как говорил Суворов, должен знать свой маневр, и в данном случае это утверждение верно на двести процентов. А остальные и в самом деле должны ждать боевого приказа, в полной готовности выполнить свой воинский долг.
— Пожалуй, вы правы, Серегин-сама, — с почтительным кивком согласился Ямамото, — тайса Футида вполне достоин присутствовать при нашем разговоре с вице-адмиралом Тюити Нагумо.
После этих слов японские офицеры затаили дыхание. Демон по имени Серегин к этому моменту был широко известен в узких кругах ценителей искусства войны как своим умением творить невозможное на поле боя, так и весьма мягким отношением к побежденным. Если он хотя бы частично встал на сторону Японии, то присутствующие и вправду могут смотреть в будущее с оптимизмом.
Пять минут спустя, адмиральская каюта на «Акаги»
После того, как адмирал Ямамото растолковал своим подчинённым назначение и возможности терминала тактического планшета, Тюити Нагумо степенно кивнул и сказал:
— Такой прибор действительно может серьёзно повлиять на ход войны. А теперь хотелось бы узнать, что именно Серегин-сама потребовал у Японии за своё содействие. Такие сущности, как он, никогда и ничего не делают просто так, за все приходится платить, часто тем, что дороже самой жизни.
— Я не требую от вас ничего такого, что не пошло бы на пользу самой японской нации, — грохочущим голосом ответил всемогущий демон, у которого дыбом встали нимб и светящиеся крылья. — Если вы не научитесь сдерживать свои кровожадные инстинкты по отношению к безоружным гражданским, женщинам, детям и старикам, а также не проявите толику гуманизма к сдавшимся врагам, то, начав свой завоевательный поход в южном направлении, рискуете утонуть сначала в чужой, а потом и в своей крови. И даже героически сражаясь, вы все равно будете проигрывать быстрее, чем могли бы, потому что на земле местное население будет помогать вашим врагам, так как японские солдаты окажутся гораздо хуже прежних европейских хозяев.
— Так что же, вы, Серегин-сама, с высоты своего могущества хотите вообще запретить нам экспансию в любом направлении? — с настороженным видом спросил тайса Футида.
— На данном этапе речь о запретах вообще не идет, — ответил Серегин. — Если бы вы даже и согласились на такое, то ваше общество, ещё не испытавшее тягот настоящей большой войны, взорвалось бы от избытка кровожадного энтузиазма, как перегретый паровой котел, на котором заклепали клапана. Русско-японская война была тридцать пять лет назад, а Первая Мировая промчалась мимо Японии как скорый поезд мимо захолустного полустанка, не принеся ни горя, ни особых потерь, поэтому и закипать у вас стало раньше, чем в Европе. По трезвому размышлению, в тридцать седьмом году война с Китаем была нужна Японской Империи только для того, чтобы дать вашей буйной самурайской молодёжи возможность выпустить на свободу перегретый пар. Зато сейчас, когда речь пошла о вещах действительно важных, вам все время будет не хватать тех двух миллионов солдат, что заняты сейчас нудной и грязной возней в Китае. Победить в такой войне нельзя, можно лишь испачкаться с ног до головы, что в итоге с вами и произошло…
— И что нам теперь делать? — спросил Футида, опустив взгляд в знак признания правоты собеседника.
— Самое главное — не путайте мужество и героизм с жестокостью и садизмом, потому что в вашем народе хватает и того, и другого, — громыхающим голосом ответил всемогущий демон. — Первое — это удел настоящих мужчин, второе больше присуще самцам хищных зверей, теряющим разумение от запаха крови. Нанкинская резня, когда с цепи оказались спущены самые низменные и кровожадные инстинкты, оставила несмываемое пятно на мундире вашей Госпожи Армии. Что касается вас, летчиков палубной авиации, то вы должны беспощадно уничтожать боевые корабли противника и транспорты с войсками и снаряжением, и в то же время щадить госпитальные суда и пароходы с гражданскими беженцами, в уничтожении которых нет ни славы, ни чести. Предоставленный мною прибор даст вам возможность отличить одно от другого, а в случае потопления торговых судов и кораблей под советским флагом месть моя будет мгновенна и неотвратима, и тогда живые будут завидовать мертвым.
— Мы вас поняли, Серегин-сама, — торопливо сказал адмирал Ямамото. — А теперь скажите, что, по вашему мнению, мы должны делать дальше?
— Операцию против американского флота, базирующегося в Жемчужной бухте на острове Оаху, следует проводить из расчета нанесения противнику максимального ущерба, — сказал Серегин. — Все остальное следует отдать на усмотрение практиков, таких как тайса Футида. Главное, чтобы американский флот целиком и полностью выпал из игры на Тихом океане как минимум на год, а там поглядим.
— Да, Тюити-сан, — подтвердил адмирал Ямамото, — из этой установки вы и должны исходить после того, как Серегин-сама снял с вас угрозу внезапного ответного удара со стороны янки. Если американские авианосцы окажутся не в базе, то для их уничтожения вы должны спланировать отдельную операцию. Как только вы, с учетом сегодняшних дополнений, выполните задачу, поставленную перед нами божественным Тэнно, мир вокруг нас изменится радикально и необратимо.
— Пустые слова легче пуха, а сделанные дела тяжелей горы, — перефразировав самурайскую пословицу, сказал демон по имени Серегин. — Когда летчики и моряки ударного авианосного флота до конца выполнят свой воинский долг, мы снова встретимся с Исороку-сан, после чего он пойдёт на доклад к императору. Если будет надо, то я подключу к этому разговору основателя вашей империи императора Муцухито. Хоть мы с ним сначала отчаянно воевали, впоследствии у нас сложились очень теплые дружественные отношения, в числе прочего, и потому, что я распорядился поправить ему здоровье ещё на пятьдесят лет жизни. И вот после этой встречи вокруг Японии действительно изменится многое, если не все.
— Тэнно хэйка банзай! — дружно рявкнули в ответ присутствующие в каюте японские офицеры и адмирал Ямамото в том числе, на чём сама беседа, собственно, была закончена.
— Идемте, Исороку-сан, — сказал Серегин, открывая портал, — мы вернём вас обратно в кабинет, после чего займемся своими делами. А остающимся здесь мы желаем военных успехов и бессмертной славы, чтобы их имена золотыми буквами были занесены не только на стену храма Ясукуни, но и в историю человечества. Надеюсь, что буду слышать о вас только хорошее.
Сказав эти слова, демон пропустил вперёд адмирала Ямамото, потом своих спутников, и лишь потом ушёл сам, после чего пространство сомкнулось у него за спиной.
3 декабря 1941 года, дальнее околоземное пространство, корабль клана Синие Огни
Корабль по имени Токан была выращена из эмбриона тёмной эйджел и принята в клан Синих Огней Большим Обрядом, и потому считалась не просто равноправной, но и довольно высокопоставленной сестрой клана, занимающей в иерархии третью позицию после матроны и старшей дочери. Токан даже имела личного аватара — чипированную ещё в младенчестве полусибху-полухуманса по имени Тюнэ, которая была её глазами, ушами и языком за пределами собственного корпуса. Матрона клана, госпожа Сабейл, считала, что Корабль — это неотъемлемая часть клана, его дом и средство добычи пропитания, а потому необходима её полная лояльность, учитывая, что ради наибольшей выгоды Синие Огни брались за довольно рискованные и этически сомнительные заказы, а также имели деловые связи с воинствующими кланами, промышляющими, помимо прочего, откр