— Вы знаете, — прозвучал в трубке глуховатый голос, — происходящее напоминает мне такую ситуацию. Нам сообщают, что наша мать тяжело больна. Мы спешим в дом к матери. Она лежит на кровати. Мы мажем ножку кровати йодом и говорим: «Не волнуйся! Сейчас тебе станет лучше!»
116
Корней Иванович Чуковский рассказывал, как они с приятелем поспорили, какой бывает снег по цвету.
Чуковский утверждал, что он бывает и розовый и синий.
Приятель считал, что это — самая настоящая импрессионистическая галиматья, бредятина, потому что на самом деле снег бывает только белым. И в доказательство своей правоты привел такие сочетания, как «в белом поле», значит, в снежном поле, «белый, как снег».
— Знаешь, — предложил Корней Иванович, — а что мы собственно спорим? Давай зайдем к Илье Ефимовичу Репину, благо его дом недалеко, и спросим у него.
Так и решили.
Подойдя к дому, постучали. А Репин не любил, когда его отрывали от работы. Долго не открывалась дверь: значит, художник работает. Но вот послышались шаги. Дверь приоткрылась:
— Ну, чего вам? — недовольно спросил Репин, не отвечая на приветствие приятелей.
— Илья Ефимович, хотим спросить, какой по цвету бывает снег? — обратился к хозяину дома Корней Иванович.
— Только не белый! — и Репин захлопнул дверь…
117
С писателем Владимиром Алексеевичем Солоухиным познакомился тоже после того, как по просьбе Ивана Стаднюка написал предисловие к однотомнику его прозы «Мать-мачеха», вышедшему в издательстве «Московский рабочий» в 1969 году. Помимо автобиографического романа, давшего название сборнику, в него вошли такие прекрасные его рассказы, как «Варвара Ивановна», «Каравай заварного хлеба», «Закон набата», «Моченые яблоки» и многие другие.
Рассказы как бы продолжали заявленную в лирических повестях «Владимирские проселки» и «Капля росы» тему возвращения к отчему краю, к родной земле, то есть к теме, ставшей в 1960-х годах одной из ведущих в русской прозе.
У Владимира Алексеевича она наделялась не просто ностальгическими переживаниями человека, ушедшего из села в город, но и открытиями богатств родной природы и творческого духа. Именно так прочитывались его «Письма из русского музея», «Черные доски», «Третья охота».
Об этом у нас шел разговор, когда я лично встретился с Солоухиным в доме творчества Переделкино.
Мы шли по одной из дорожек парка, когда к нам подошел молодой человек и, протянув рукопись, попросил:
— Владимир Алексеевич, если можно, прочитайте, пожалуйста, мой рассказ с карандашом.
Солоухин тут же нашелся:
— А у тебя что, карандаша нет?!..
118
Известный поэт Евгений Михайлович Винокуров, автор одной из популярных песен «Сережка с Малой Бронной», сборников стихов «Харакетры», «Жребий», «Равноденствие» и других, любил рассказывать эпизод из одного своего заграничного путешествия.
Речь шла о Гималаях.
Его гид между прочим заметил, что недалеко от того места, где они находились, живет знаменитый индийский прорицатель, в которому нередко наведываются знатные и даже царские особы, чтобы узнать про свою судьбу.
Естественно, Евгений Михайлович не мог проехать мимо и настоятельно попросил провести его к прорицателю.
Очень милый пожилой провидец нагадал ему жить до восьмидесяти лет.
Настала пора прощаться.
И когда Винокуров уже выходил из дома прорицателя, его неожиданно нагнал слуга хозяина дома и озабоченно сказал:
— Хозяин просил передать вам, что за автомобильные и авиационные катастрофы он ответственности не несет…
119
Поэт, переводчик и литературовед Лев Адольфович Озеров, перу которого принадлежат такие книги, как «Работа поэта», «Необходимость прекрасного», «Начала и концы», раскрылся для меня во время нашего совместного отдыха в Коктебеле летом 1986 года. А мы уже знали друг друга по совместной работе в Литературном институте;
Он вспоминал, в частности, о таком казусе в своей жизни, что трижды объявлялся националистом: то украинским, когда вступился за репрессированных литераторов в Киеве, то русским, когда протестовал против отмены спецкурса по изучению русского эпоса, которым читал у них в Институте философии и литературы профессор Ю.М. Соколов, то еврейским, когда в конце сороковых годов началась борьба с космополитизмом.
Кстати, это ему, Льву Адольфовичу Озерову, принадлежит афоризм, который часто звучал и звучит на совещаниях молодых писателей:
Талантам надо помогать,
Бездарность пробьется сама.
Когда я напомнил ему об этом, Лев Адольфович неожиданно воскликнул:
— А вы знаете, как однажды Анна Андреевна Ахматова отреагировала на сообщение о том, что сегодня среди молодых поэтов стало модным попасть в немилость критики, что приносило, по их мнению, им популярность в обществе.
Так вот, выслушав эту информацию, поэтесса воскликнула: — Боже мой, уже есть очередь на Голгофу!..
120
Рассказывают, что Лев Иванович Ошанин, автор многих популярных песен, начиная с «Эх, дороги» и кончая «Течет река Волга», когда был избран секретарем секции поэзии в Московской писательской организации, стал демонстрировать буквально бешеную деятельность. Вечно озабоченный, он пробегал, как спринтер, по Дому литераторов то в одну сторону, то в другую.
И вот однажды, будучи на «дистанции», нос к носу столкнулся с Олешей.
— Здравствуйте, Юрий Карлович! — сказал Ошанин. — Как живете?
Тот расцвел в улыбке, обнял Ошанина:
— Вот спасибо. Хоть один человек поинтересовался, как я живу. С удовольствием расскажу про свое житье-бытье. Давайте отойдем в сторонку.
— Да что вы, Юрий Карлович. Мне буквально некогда. Бегу на очередное заседание секции, а потом еще секретариат.
— Но вы же меня спросили, как я живу. Теперь вам надо обязательно меня выслушать. К тому же я не задержу вас долго…
Лев Иванович все же сумел вырваться из объятий Олеши и убежать. Тот развел руками и, глядя вслед секретарю секции поэтов, произнес:
— Зачем же было спрашивать, как я живу?..
121
Литературовед Владимир Александрович Архипов был аспирантом во время проведения кампании борьбы с космополитизмом в конце сороковых годов.
Семинарское занятие было посвящено творчеству Лермонгова.
И вдруг один из студентов с заметным акцентом заявил:
— Лермонтов был шовинист.
— С чего это вы взяли? — поинтересовался Архипов.
— А это не издевательство над другим народом: «Бежали робкие грузины»?! Владимир Александрович тут же отреагировал:
— Правильно Лермонотов писал.
— Как это правильно?
— Бежали робкие грузины, а неробкие не бежали…
122
Владимир Алексеевич Солоухин в разговоре про родное село Олепино вспомнил про свою книгу «Капля росы». А попутно и про забавный случай, связанный с этим произведением.
В «Капле росы» одну из глав он посвятил местному почтальону Егору Михайловичу Рыжову, которого в деревне звали не иначе, как «почта-связь».
А в районной газете в то же время появилась маленькая заметочка про него же, про этого самого Рыжова. В заметочке говорилось, что надо бы олепинскому служителю почты дать пенсию за многолетний добросовестный труд.
Так вот.
Приехал однажды в Олепино из Ленинграда художник. Рисовал он олепинских жителей, в том числе и почтальона.
Во время рисования спросил у него:
— Ну как, дядя Егор, нравится вам, как Солоухин про вас расписал в своей книге?
— А чего, — ответил тот. — Все правильно. Но вот в районной газете написали про меня все же лучше…
123
Поэт Михаил Федорович Борисов поведал, как он доставил домой плохо себя почувствовавшего товарища по литературному цеху Марка Андреевича Соболя.
Встретившие их в доме женщины — жена Марка и мать — оказались медицинскими работниками, жена — медсестра, а мать то ли врач-кардиолог, то ли терапевт.
Увидев состояние сына, мать тут же взяла из буфета бутылку коньяка, налила рюмку и потребовала от сына медленными глотками выпить рюмку, что тот сделал с откровенным удовольствием. И вскоре ему, действительно, стало получше.
— Так вот, моя дорогая, — обратилась мать к снохе, — как только Маркуше станет плохо, придавит его сердечко, ты тут же ему — рюмку коньяка.
— Но как же я узнаю, что ему станет плохо?
И тут отозвался Марк:
— А я сам через каждые пятнадцать минут буду тебе об этом напоминать…
124
В театре Советской Армии состоялась премьера пьесы Ивана Фотиевича Стаднюка «Белая палатка».
После премьеры автор пригласил актеров и друзей на товарищеский ужин, совместив его с обсуждением просмотренного спектакля. Помнится, слова попросил писатель Николай Андреевич Горбачев. Попросил, видимо, не только потому, что «не мог молчать», а для ответа одному из критиков, не очень-то по-доброму оценившему и саму пьесу, и спектакль.
— Хочу вам напомнить о премьере пьесы Бернарда Шоу «Пигмалион», — начал Николай Андреевич. — После окончания спектакля публика неистовствовала. Она долго вызывала актеров. Потом потребовала на сцену автора. Растроганный Бернард Шоу раскланивался, благодарил.
И вдруг к сцене приблизился человек, раздраженно выкрикивавший:
— Дрянь пьеса! Дрянь спектакль! И вы никуда не годный драматург!
Бернард встрепенулся, ожил, наклонился к кричавшему в его адрес непристойности и сказал: — Я с вами абсолютно согласен.
Потомразвел руками и спросил:
— А что с этими-то будем делать?
125
В малом зале Дома литераторов шло обсуждение повести Николая Воронова «Юность в Железнодольске».
Особенно рьяно против повести, ее идейного содержания выступал критик Григорий Бровман.
В прениях попросил слово Павел Филиппович Нилин.