И вдруг вечером звонок. Бодрым голосом Барабаш интересуется:
— Ну как себя чувствуешь, Нобелевский лауреат?
— Привыкаю вроде бы…
И тут же отрезвляющий совет:
— Придется отвыкать.
— Почему?
— Да потому, Иван Фотиевич, что тебя разыграли… Подожди, подожди… Про ПК я тоже тебе врал, выручая Алексеева, который опередил тебя своим звонком…
— А тассовский бланк откуда?
— Опять же Алексеев через копирку допечатал на полупустом бланке.
И Иван Фотиевич решил отомстить.
Но это уже другая история…
186
Юрий Александрович Виноградов рассказал, как в самом начале своей писательской жизни замыслил написать книгу о прекрасном сапере, мастере своего дела — инженере-подполковнике Борисе Константиновиче Алексютовиче, на счету которого значилось обезвреженными 1696 мин.
Чтобы увидеть инженера-подполковника в деле, напросился с ним на очередное разминирование. Тот не хотел его брать, но Виноградову удалось настоять на своем.
И вот они на берегу моря.
На песке лежала мина, похожая на огромную чугунную плиту.
Подернута водорослевой краской.
— Там, наверное, часовой механизм? — спросил Виноградов.
— А ты послушай, — отозвался Борис Константинович.
Виноградов наклонился над миной, прислушался.
— Вроде бы ничего нет!
— Обними ее, как девку, — подсказал Борис Константинович.
— Я женат.
— Ну, тогда, как жену.
Прижавшись щекой к плите, Виноградов уловил ход часового механизма. Часы шли.
— Бежим? — вскочил он.
— Беги, — спокойно ответил Борис Константинович.
Потом он размеренно подошел к огромному чудовищу и начал свою работу.
И только закончив разминирование, поглядел на Виноградова. Что уж он прочитал на его лице, не ведомо, но сказал:
— Ты только дома не говори об этом…
Потом отвинтил крышку термоса и налил в нее чай. Протянул Виноградову. Тот отпил и скривился:
— Большей мерзости никогда не пивал.
— Так это же «Арарат».
— Что за арарат? — поинтересовался Виноградов.
— Ты что же, никогда коньяк «Арарат» не пробовал?
— Я вообще не пью, — ответил Виноградов…
А спустя несколько дней Виноградову позвонил Алексютович и сказал что предстоит новая работа. После паузы спросил:
— Пойдешь?
— Пойду! — тут же ответил Виноградов.
— Ну, ты молодец! — послышался голос Бориса Константиновича.
И уже после паузы с долей иронии тот добавил:
— Наверно, понравился мой «чай»?!..
187
Возглавив Новый Московский театр миниатюр, Владимир Соломонович Поляков активно начал собирать авторский актив. В частности, обратился он и к Юрию Карловичу Олеше.
Пришел к нему с двумя бутылками кефира.
— За кого вы меня принимаете? — удивился Юрий Карлович. — Я не пью кефир с семнадцатого года.
— А я, — сказал ему Поляков, — и не собираюсь напоминать вам о прошлом. Просто хочу обеспечить вас питательным напитком на срок, когда вы не будете выходить из дома.
— Вы что, арестовываете меня?
— Да, Юрий Карлович. Во имя наших добрых отношений прошу вас написать пьесу для нашего театра. Тем более вы обещали…
— Я не отрицаю, что обещал. Но не могу писать пьесу, когда ничего не имею в голове…
— Вашу голову, Юрий Карлович, я знаю. Вы просто на нее клевещете. Итак, прошу вас во имя нашей дружбы.
Олеша подозрительно глянул в глаза Полякову:
— Вы верите в дружбу?
Услышав утвердительный ответ, спросил:
— Может, тогда и написать пьесу о дружбе?
— Конечно!
— Вы думаете, что уже поймали меня. Ничего подобного. Не мучайте меня. Вы же видите, у меня над головой нимб, как у великомученика. Нимб!..
Он сделал паузу и уже другим тоном продолжил:
— Слушайте, Володя! Это уже интересно. Представляете: в ресторан входит старичок с нимбом. К нему подходит официантка и спрашивает: «Вам сколько граммов?» Он говорит: «Не больше двадцати пяти». Она удивлена: «Вы что, святой?» Он отвечает: «Да». И это правда. Он же Бог. Может, так и начать?!
188
Известно, каким выдумщиком на розыгрыши был в свое время Никита Владимирович Богословский, известный советский композитор, автор классических песен «Шаланды полные кефали», «Спят курганы темные». «Темная ночь», «Давно не бывал я в Донбассе».
Одни из разыгранных им товарищей относились к этому с юмором, с доброй иронией. Другие обижались, сердились, расстраивались. Об одном из таких розыгрышей композитора хочу рассказать.
Произошло это с писателем-сатириком Борисом Савельевичем Ласкиным, который вместе с Володей Поляковым написали сценарий фильма «Девушка с гитарой» а с Никитой Богословским песню «Спят курганы темные».
Однажды в «Вечерней Москве» было напечатано: «На загадку: что такое два конца, два кольца, посредине гвоздик, прислали правильный ответ /ножницы/ следующие товарищи: октябренок Семенов Т.П., пионерка Левушкина К.Т., домохозяйка Баш А.П., писатель Ласкин Б.С. Редакция поздравляет товарищей».
Возмущенный Борис Ласкин примчался в «Вечорку» и с порога кабинета редактора произнес, обращаясь к секретарю:
— К чему этот розыгрыш? Еще и напечатали «писатель»…
Секретарь редакции тихо произнес:
— Так вы же сами об этом попросили…
— Я? Попросил? С чего это вы взяли?
— А вот ваше письмо.
Ласкин выхватил листок и прочитал: «Ответ — ножницы. Очень прошу поместить в списке правильно ответивших мою фамилию, инициалы и то, что я писатель. Вам это ничего не стоит, а мне приятно».
— Смотрите, — показал секретарь, — это же ваша подпись, Борис Савельевич?
— Подделка… Никиты Богословского…
189
Василий Петрович Росляков однажды навестил в Переделкино Павла Филипповича Нилина. Его дача была рядом с дачей Петра Александровича Сажина, они считались старинными друзьями. Как правило, увидев где-нибудь в собрании Нилина можно было тут же отыскать и Петра Александровича…
— А тут вижу, что между ними вроде кошка пробежала, рассказывал Василий Петрович. — Сажин вдали на участке согнулся под кустом смородины. Даже не глядит в нашу сторону. Спрашиваю: «Павел Филиппович, вы что, поссорились с Петром Александровичем?» «Да нет… Правда, ваще, видишь ему гараж уже под крышу подвели, а мне только котлован вырыли…» «А чего тогда разбежались?» Нилин не ответил.
Тут Василий Петрович позвал Петра Александровича.
Тот подошел, поздоровался с Росляковым и снова склонился под каким-то кустом, как бы выщипывая траву из-под него.
— А вы что, не разговариваете, что ли? — спросил Росляков у Павла Филипповича.
— Да нет вроде, — ответил тот, — разговариваем… Правда, последнее время я все больше разговариваю с их собачкой Томкой. Намедни спрашиваю: «Ну, как, Томка, жизнь?» А собачка мне в ответ «Ваще, тяжко. Последнее время мы с хозяином, ваще, философский роман пишем… из жизни феллахов».
Тут Сажин не выдержал, распрямился:
— Вы все ерничаете, Павел Филиппович!? Я же вам много раз говорил, что вернулся из Севастополя, привез несколько ящиков документов, пишу «Севастопольскую хронику».
— Ваще, может ты и пишешь, — спокойно отреагировал Павел Филиппович, — а вот Томка, ваще, говорит — из жизни феллахов…
190
Владимир Алексеевич Солоухин записал свой разговор со старообрядцем.
— Павел Михайлович, а что же вы с церковью-то никак не поладите? Бог у вас один, Христос один…
— Нет, Лексеич, нам с ними никак нельзя.
— Почему же?
— Сам посуди: мы говорим и пишем Исус, а они уж Иисус… Так куды нам с ними!..
191
Писатель Дмитрий Валентинович Евдокимов рассказал, как однажды к нему в кабинет, а был он тогда главным редактором издательства «Московский рабочий», пришла главбух издательства и тихо проговорила:
— Дмитрий Валентинович, не слишком ли вы завышаете гонорар этому писателю?
Речь шла о каком-то периферийном авторе.
— А что вас смущает? — глянул на нее Евдокимов.
— Смущают расценки. Мы таких гонораров своим авторам не выплачивали.
— Но ведь речь-то идет не о служебной и не о специальной литературе, а о художественной.
— Тем более, — подхватила главный бухгалтер. — Что тут особенного? Автор что хочет, то и пишет.
Дмитрий Валентинович спокойно сказал:
— Печатный лист — это двадцать четыре машинописных страницы. Тридцать строк, в строке шестьдесят знаков. Вот вы попробуйте разлинуйте эти страницы и на каждой строке просто пишите какое-нибудь слово или набор из нескольких слов, типа «дурак, дурак, дурак», или «я тебя люблю». И так по тридцать строк на каждой странице из двадцати четырех. А ведь писатель помимо всего прочего не просто заполняет страницы, а еще и подолгу выискивает необходимые слова, изводит ради одной страницы десятки страниц.
Подумав, главный бухгалтер заметила: — Пожалуй, вы правы…
192
Иван Стаднюк не долго ждал возможности отомстить Михаилу Алексееву за розыгрыш с Нобелевским лауреатством.
Николай Матвеевич Грибачев, известный поэт, главный редактор журнала «Советский Союз» пригласил друзей на рыбалку на родную Брянщину. Согласились. Стаднюк поехал тут же с Грибачевым, а Алексеев обещал приехать вскорости, поскольку в Москве задерживали дела. Правда, попросил дать ему телеграмму, если рыбалка будет удачной.
В Брянске к Грибачеву и Стаднюку присоединился местный поэт Иван Швец.
И вот они в поселке Усух. Расположились в деревенской избе. Рыба ловилась плохо. Тем не менее Стаднюк пошел на почту и отправил Алексееву такую телеграмму: «Приезжай немедленно. Клев бешеный. Нет соли. Страдают местные рыбаки тоже. Привези как можно больше».
На другой день почтальон принес телеграмму из Москвы: «Приезжаем с Сережей Смирновым. Встречайте». Речь шла о поэте Сергее Васильевиче Смирнове — тоже заядлом рыболове.
Сказано — сделано.