279
Поэт и художник, собиратель камней Виктор Михайлович Гончаров рассказал, как однажды в конце сороковых пришел к нему на огонек Николай Старшинов и застал у него в гостях Александра Трифоновича Твардовского. С ним Виктор Михайлович близко сошелся во время поездки группы писателей на Байкал. С того времени Александр Трифонович не раз приходил к нему в гости, погреться чайком.
Так было и на сей раз.
— В комнату вползали сумерки, — рассказывал Виктор Михайлович. — Свет не зажигали… И тут неожиданно Старшинов засмеялся.
— Ты что? — удивился такому поведению Старшинова Александр Трифонович.
— Вы не обижайтесь, — обратился к Твардовскому Старшинов, — вспомнил про сцену, которую вчера наблюдал в бибколлекторе, где поминали и вас.
— Ругали, что ли?
— Да нет.
— А чего же я должен обижаться?
— Это у меня вырвалось. Так вот между работником книжного прилавка и работником книготорга, который зачитывал предлагаемый в продажу список книг, происходил такой обмен мнениями.
— Мы даем вам Бубеннова, — говорил работник книготорга.
— Хорошо, — отвечал продавец.
— Паустовского.
— Хорошо.
— Жарова.
— Нет, не надо… Это стихи — махнул рукой книготорговец.
Работник книготорга продолжал перечень:
— Фадеева даем.
— Прекрасно.
— Леонова.
— Долматовского.
— Нет, нет… Это же стихи! — снова отмахнулся книготорговец.
— Идем дальше, — продолжал работник книготорга: — Федина.
— Хорошо.
— Панферова.
— Хорошо.
— Твардовского…
— Нет, не надо. Это опять стихи.
И тут работник книготорга возмутился:
— Ну, уж если, по-вашему, и Твардовский — стихи, то не знаю, что вам и предложить!..
— Видели бы вы, — завершил свой рассказ Гончаров, — как смеялся при этом сам Твардовский…
280
Кто-то из писателей поведал о том, как известный ныне Виктор Иванович Лихоносов, дебютировавший в литературе повестью «На улице Широкой», а затем выступивший с лирическими повестями «Люблю тебя светло» и «Осень в Тамане», заслужившими читательские симпатии, будучи студентом Краснодарского педагогического института решил поехать в Вешенскую, чтобы повидаться с великим современником и показать ему свои первые рассказы.
Узнав в Вешенской адрес Михаила Александровича Шолохова, пошел по нему.
Дом писателя он нашел быстро.
Огромный двор, куда вела дорога через широкие ворота.
Потом еще какие-то ворота.
Во дворе играли станичные ребятишки.
И тут Виктор обратил внимание, что на крыльце дома стоит сам Шолохов.
Он подошел к нему и сказал:
— Михаил Александрович, вот я, Виктор Лихоносов, приехал познакомиться с вами.
Шолохов тут же отозвался:
— Давно жду!..
281
Критик Вадим Дементьев рассказал, как однажды в составе небольшой группы молодых литераторов он оказался в Нальчике, в гостях у Кайсына Шуваевича Кулиева.
— Среди нас была довольно симпатичная особа. На нее мастер «положил глаз», загорелся и предложил махнуть к нему на родину в Чегем, где все удивительно, где вое первозданно и где один старик делает такие шашлыки, что в мире подобного не сыщешь…
Загрузились мы в микроавтобус и поехали в Чегем…
Дорога вела нас мимо знаменитой грушевой рощи. Остался позади Нальчик. Впереди были горы. Вскоре мы углубились в них.
Кайсын Шуваевич, горя юношеским увлечением к симпатичной особе, был, как говорится, в ударе. Он сыпал шутками, вспоминал интересные истории из давнего и недавнего прошлого.
Вершиной его фантазии было обращение к «даме сердца»:
— А вот тут, над этим ущельем летает лермонтовский Демон.
Он тронул за руку симпатичную особу и поднял глаза вверх.
— Ох, как интересно! — откликнулась та и тоже подняла глаза вверх…
Потом был костер.
Была ночь с яркими звездами, ароматом шашлыка, домашнего вина, красивых тостов…
Но, видимо, не откликнулась дама сердца на молодой порыв известного поэта, хозяина Чегема.
Наутро Кайсын Шуваевич был хмур, малоречив.
Вскоре «оседлали» микроавтобус и поехали назад в Нальчик.
И вот мы в том самом месте, где «летает лермонтовский Демон».
Симпатичная особа обращается к Кулиеву:
— Это здесь летает Демон?
Тот мрачно ответил:
— Демон здесь больше не летает…
282
Однажды в Доме творчества Коктебель мы отдыхали с семьей известного киносценариста Аркадия Инина.
И его жена как-то полушутя, полусерьезно поделилась: — Представляете… Я вышла замуж за харьковчанина Аркадия Гуревича. У нас родился сын Костя и мы его записали на мою девичью фамилию. Он стал Костя Иванов. Аркадий в качестве псевдонима взял мое имя — Инна. А я, как вы понимаете, в семье осталась под фамилией Гуревич… Ну, скажите, разве это справедливо?!..
283
Известная артистка эстрады Мария Владимировна Миронова вспоминала, как во время войны в Ташкенте была приглашена в гости к Анне Андреевне Ахматовой.
Специально для нее поэтесса отварила особый чай, собрала на стол нехитрое снадобье.
Постепенно начал завязываться между ними разговор.
И тут…
Над ними что-то затопало, загрохотало. Да так сильно, что своего голоса не было слышно.
— Что это такое? — прерывая грохот, спросила Мария Владимировна.
Анна Андреевна невозмутимо ответила:
— Вечер антифашистов…
284
Писатель Александр Михайлович Золототрубов, который несколько лет работал у Семена Михайловича Буденного литературным секретарем, помогая маршалу в работе над мемуарами, рассказал про услышанную то ли от самого Буденного, то ли от кого-то из его окружения забавную историю.
Случилось это в канун 20-летия Красной армии.
Перед личным составом какой-то кавалерийской дивизии или корпуса должен был выступить сам Семен Михайлович. Он прибыл в расположение части за несколько минут до начала торжественного вечера. Ему вручили текст выступления, с которым он поднялся на трибуну.
Минут двадцать маршал говорил о славном пути Красной армии и о заслугах перед Родиной кавалерийского подразделения, перед личным составом которого он держал речь.
А между тем речь подошла к заключительной фазе здравиц. И в честь нашей великой Родины, и нашей Армии, и партии во главе с вождем народов мира товарищем Сталиным.
И завершилось выступление словами: «Доклад подготовил майор Козлов». Пауза.
И маршал заключает:
— И кстати херово подготовил!
В ответ послышался смех и бурные, долго несмолкающие аплодисменты…
285
Михаил Семенович Бубеннов вспомнил, как оказался среди группы писателей, которых Никита Сергеевич Хрущев пригласил на одну из встреч, что должна была состояться в загородной резиденции. Речь, как всегда, должна была идти о проблемах литературы и ее рола в жизни социалистического общества.
Писателей разместили в двух комфортабельных автобусах и повезли за город.
Резиденция располагалась в живописном месте, в лесу на берегу не то озера, не то огромного пруда.
У входа их встретили вышколенные молодцы и пригласили в блистающую огнями «прихожую».
Когда все привели себя в порядок после продолжительного пребывания в дороге, их пригласили в банкетный зал. Небольшой, уютный, он был рассчитан как раз на то количество людей, которое прибыло в автобусах.
А вот раздались и первые хлопки.
В президиуме стола появились Никита Сергеевич и его соратники по Президиуму ЦК КПСС.
Он поприветствовал всех и сказал:
— Вот видите, как мы уважаем наших писателей?! Какой мы приготовили вам стол!
А стол действительно был царский.
Хрущев еще что-то сказал об изобилии на столе, но был прерван вопросом Мариетты Сергеевны Шагинян: — А почему в Ереване масла нет?
Хрущев сделал вид, что ничего не произошло и пропустил вопрос писательницы. Но та не успокоилась:
— Почему в Ереване масла нет?
Хрущев сердито бросил:
— Уберите эту старуху!
— Я не старуха, — возмутилась Мариетта Сергеевна, — я Шагинян. А ты кто? Ты кто?
Она резким движением вырвала из уха слуховой аппарат, вышла из-за стола и просидела до конца встречи в автобусе…
286
Писатель Герий Леонтьевич Немченко много интересного рассказывал про своего друга поэта-воронежца Павла Леоновича Мелехина.
— Он был какой-то неприкаянный. Мотался по стране. Часто приезжал ко мне в Кузнецк, где я работал редактором многотиражки. Подолгу жил, публиковался. Потом исчезал. И страдал он почему-то от своей неизвестности. А ведь талантливый был человек, — и Гарий в подтверждение своих слов просит послушать стихи Павла Мелехина:
Без тебя ничего не случилось:
Я не умер, в горячке не слег,
Только будто бы все помрачилось.
И закат опоясал восток.
Только мир, где по-прежнему любят,
Где по-прежнему больно всему,
Ну совсем, ну совсем обезлюдел,
Что и я вроде в нем ни к чему.
Без тебя не случилось несчастье,
Кромке горьких прозрений в душе:
Что со мною до смертного часа
Ничего не случится уже…
Помолчав, Гарий Леонтьевич продолжил:
— А вот был в нем бзик: хотел прославиться. Считал, что для этого непременно должен быть скандал. Но какой?! Жизненные примеры подсказывали — скандал с международным эхом.
И вот сначала он написал в правительство письмо с требованием присвоить ему звание Героя Советского Союза за мужественные разоблачения ответственных чиновников в аппарате Союза писателей. Ответа не последовало и никакого «эха» не прозвучало.
Тогда он направил телеграмму Брежневу, в которой просил предоставить ему гражданство Социалистической Федеративной республики Югославии. И опять никакого ответа.