[513]. Как известно, рабы, принадлежащие к этой категории, обладали известной степенью свободы и являлись элитарной частью афинских рабов. Возможно, не случайно Плутарх употребляет для обозначения повинностей илотов слово «апофора» (Inst. Lac. 239 d), технический термин, используемый для обозначения повинностей, которые платили рабы в Афинах.
К сожалению, мы лишены возможности судить о динамике оброчных обязательств илотов. Историческая традиция в данном случае представляет собой ряд замечаний общего характера. Цифры, которые называет Плутарх, мало что объясняют (Lyc. 8, 7 — «Каждый надел был такой величины, чтобы приносить по семидесяти медимнов ячменя на одного мужчину и по двенадцати на женщину и соразмерное количество жидких продуктов»). Не исключено, по мнению А. Джонса, что вся эта история связана с древними ликурговыми клерами, которые, впрочем, он называет мифическими, а всю традицию о земельной реформе Ликурга объявляет фиктивной[514].
Данные о том, что илоты должны были отдавать своим господам половину урожая, вызывают большие сомнения. Это самое раннее из имеющихся в нашем распоряжении свидетельств принадлежит Тиртею (fr. 5 Diehl). Но, как известно, от поэтических произведений, даже написанных на исторические темы, трудно требовать буквальной точности в передаче фактов. «Половина урожая» (h{misu pantov»), о которой говорит Тиртей, возможно, просто поэтический образ. С помощью этой красочной детали Тиртей усиливал впечатление от победы спартанцев над мессенцами. Если же признать за словами Тиртея какую-то историческую ценность, то тогда нужно будет признать, что между Первой и Второй Мессенскими войнами илоты платили не фиксированный налог, как впоследствии, а половину ежегодного урожая. Такая форма налога обуславливала прямой контроль над урожаем, что было возможно только при постоянном личном наблюдении спартиатов за хозяйственной деятельностью закрепленных за ними илотов. Не лишенную правдоподобия версию предложил Г. Мичелл. По его словам, «это могла быть временная мера в духе военной контрибуции»[515].
Если опустить свидетельство Тиртея как сомнительное и ненадежное, то общим во всем предании, связанным с илотами и землей, останется утверждение, что существовала обязательная, заранее установленная квота, превышать которую запрещалось законом. Об этом неоднократно говорит Плутарх: «Землю их возделывали илоты, внося назначенную подать (ajpofora;n th;n eijrhmevnhn)» (Lyc. 24, 3), а также: «Илоты обрабатывали за спартанцев их землю, вносили им оброк, установленный заранее (ajpofora;n th;n a[nwqen iJstamevnhn)» (Inst. Lac. 239 d). Размер апофоры[516], по-видимому, был установлен по окончании Второй Мессенской войны и более не пересматривался[517].
Не раз уже исследователями предпринимались попытки определить количество клеров, их размер, число семей илотов, сидящих на каждом клере, общее количество продуктов, получаемых с клера, и долю, остающуюся в распоряжении илотов[518]. Мы разделяем скептическое отношение некоторых ученых к подобного рода подсчетам[519]. К сожалению, все эти калькуляции делаются на основании очень ограниченного круга источников, что приводит подчас к диаметрально противоположным выводам. Так, например, количество семей илотов, прикрепленных к каждому клеру, в различных работах колеблется от двух до десяти, в зависимости от установок того или иного автора[520].
Согласно Плутарху, спартанцы под страхом проклятия не могли требовать с илота больше установленной нормы и потому «илоты, получая выгоду, работали с удовольствием» (Inst. Lac. 239 d). Необходимость прибегать к религиозным санкциям объясняется, по-видимому, тем, что илоты, подобно классическим рабам, не были юридическими лицами и потому не могли быть и объектами гражданского права. Санкции, запрещавшие их разорять, носили исключительно религиозный характер и, как кажется, были вполне эффективными. Все это наводит на мысль, что у илотов оставалась вся прибыль свыше фиксированной суммы. Поэтому можно говорить об определенной экономической независимости илотов, которые в повседневной жизни пользовались относительной свободой и самостоятельностью.
Мы не знаем, насколько сами спартиаты были включены в хозяйственную деятельность. Судя по свидетельству Мирона, согласно которому спартанцы, передав землю илотам, получали с них только предписанную законом долю (ap. Athen. XIV, 657 c-d), их участие в хозяйственной жизни страны было минимальным[521]. Так, когда Критий говорил, что спартанцы были в высшей степени свободными (fr. 37 Diels), он, по-видимому, имел в виду, что те полностью самоустранились от всякой производительной деятельности. Фиксированный налог, в отличие от «половины урожая» Тиртея, обеспечил спартиатам абсолютную автаркию. Они теперь могли постоянно жить в городе, вдали от той земли и тех людей, которые гарантировали им необходимый уровень жизни. «Таким образом, в Спарте сложилась особая форма рабовладельческого хозяйства, при которой непосредственное вмешательство рабовладельца в производственный процесс стало чем-то совершенно необязательным или даже вообще исключалось. Из организатора производства рабовладелец превращается здесь в пассивного получателя ренты, хозяйственная же инициатива сосредотачивается всецело в руках непосредственного производителя, т. е. раба»[522].
Надзор государства за экономическими взаимоотношениями илотов и их хозяев, может быть, является самым важным моментом, объясняющим и столь долгое существование илотии, и, как думают некоторые современные исследователи, сравнительно низкий уровнень «мятежности» илотов.
Ряд ученых в качестве доказательства существования перманентно мирных отношений между илотами и их господами ссылаются на лояльность илотов и на отсутствие массового дезертирства с их стороны во время военных кампаний. Так, канадский исследователь Р. Талберт в своей статье «Роль илотов в классовой борьбе в Спарте» утверждает, что «спартиаты по большей части были уверены в лояльности своих илотов». При этом он ссылается на географические и демографические особенности Мессении и Лаконии. По его словам, с одной стороны — из-за малодоступности и удаленности многих районов Мессении и Лаконии, а с другой — из-за значительного численного превосходства илотов над спартиатами, «илоты не могли быть контролируемы без значительной степени покорности с их собственной стороны». Все противоречащие этой тезе факты Р. Талберт объясняет «случайной мятежностью илотов». По его словам, «покорность илотов более важна, чем их случайная мятежность». Взгляд Р. Талберта на отношения спартиатов и илотов — пример давно уже наметившейся в западной историографии античности тенденции к сглаживанию противоречий между рабами и рабовладельцами. Эта тенденция имеет давние корни, и ученые, которые к ней склоняются, сделали много, чтобы доказать, что так называемый рабский вопрос в Греции был отнюдь не первостепенного значения. Конечно, такая крайняя точка зрения на илотию, как у Р. Талберта или Ж. Дюка, — редкость. Желание свести на нет значение «илотского вопроса» для Спарты, доказать наличие никогда не существовавшего в природе консенсуса между спартиатами и илотами, приводит этих ученых к частичному, а иногда и полному игнорированию античной традиции. Они, по сути дела, занимаются мифотворчеством[523].
Когда в 222 г. царь Клеомен, испытывая серьезные денежные затруднения, предоставил илотам возможность выкупиться на волю, оказалось, что набралось только 6 тысяч илотов, способных заплатить за себя и свою семью довольно большую сумму в 5 аттических мин (Plut. Cleom. 23,1). Эта цифра — 6 тысяч илотов — свидетельство того, что, по крайней мере, экономическое положение части илотов было весьма сносным. Ведь в общей сложности сумма их выкупа составила 500 талантов[524]. Но остается открытым вопрос, какой процент от общего числа илотов составляли эти 6 тысяч? Без ответа на него трудно сделать какие-либо определенные выводы относительно экономического положения всей массы илотов в их совокупности.
2. ОТНОШЕНИЕ ГОСУДАРСТВА К ИЛОТАМ
Если экономическое и правовое положение спартанских илотов было лучше положения рабов классического типа, то степень унижения была такой же, если не хуже. Когда Критий (fr. 37 Diels), а вслед за ним и Плутарх (Lyc. 28) говорят о том, что из всех зависимых групп илоты находились в самом худшем положении, то они только передают широко распространенное в греческом обществе мнение. Однако мнение это было основано не только на действительном положении дел. Оно усугублялось тем, что греки резко отрицательно относились к закабалению именно мессенцев — людей, бесспорно, греческого происхождения.
Сами илоты гораздо болезненнее, чем рабы-варвары, должны были воспринимать свой низкий социальный статус внутри спартанского полиса. Спартанцы целенаправленно внушали илотам представление о собственной ничтожности и ущербности, вырабатывая в них психологию рабов. Масштабный психологический прессинг, применяемый по отношению к илотам, способствовал формированию у них стереотипа поведения по «рабскому» типу. Во фрагменте Мирона, сохраненном у Афинея, показан весь комплекс мер, направленных на физическое и морально-психологическое подавление илотов: «Илоты, — говорил Мирон, — должны нести труды самые позорные и наиболее бесчестящие. Их заставляют носить шляпу из кожи собаки и одеваться в шкуры животных; каждый год им полагается определенное число ударов, даже если они не совершили никакого проступка, для того, чтобы они помнили, что они рабы; более того, если они переходят меру физической силы,