История Средневекового мира. От Константина до первых Крестовых походов — страница 112 из 144

По меньшей мере один отряд честолюбивых тольтеков отправился на север и достиг полуострова Юкатан. В свое время Топильцин и его люди пришли в Тулу как чужаки; теперь беженцы из павшей Тулы ворвались в самый большой город Юкатана, процветающую метрополию Чичен-Ица, и захватили ее престол. Это было жестокое потрясение. Завоевание изображено на многих рельефах и росписях, найденных в разрушенном городе. На них мы видим горящие дома, осадные башни тольтеков под стенами, тольтекских воинов, бесчинствующих на улицах, пленников из местных жителей, приносимых в жертву богам.18

Чичен-Ица издавна был священным городом. Со всех сторон Месоамерики стекались паломники, чтобы посетить его священный колодец – огромный провал почти двухсот футов в поперечнике и более сотни футов глубиной. В воду бросали подношения – резные камни, драгоценности, подарки – в надежде на благосклонность богов. После того, как тольтеки подчинили город, в священный колодец стали бросать и людей. Неподалеку от него возвели новый храм, посвященный богу Кецалькоатлю, и его стены украсили теми же образами пожирающих сердца орлов и ягуаров, которыми отличались культовые постройки в Туле. Завоеватели построили также цомпантли платформу, украшенную резными изображениями черепов, на которой устанавливали раму с настоящими черепами жертв.19

Уход Топильцина способствовал укреплению древних обычаев в Туле. Однако потоки человеческой крови, пролитой в храмах города, не спасли от гибели земной рай; воины и знать, заставившие миротворца удалиться, сами были вынуждены уйти в изгнание. Но и на новом месте они снова принялись проливать кровь, надеясь, что уж на этот раз священные ритуалы помогут избежать катастрофы.


СРАВНИТЕЛЬНАЯ ХРОНОЛОГИЯ К ГЛАВЕ 75



Глава семьдесят шестаяСхизма

Между 1002 и 1059 годами императоры настаивают на своем праве вмешиваться в церковные дела, норманны вторгаются в Италию, христианская церковь окончательно раскалывается на западную и восточную


Оттон III, король Германии и император Священной Римской империи, неожиданно столкнулся с трудностями при осуществлении своих имперских планов. На печати Оттона появились слова «Renovatio imperii Romanorum» («Восстановление империи Римлян»), а также портрет Карла Великого и имя самого Оттона: молодой император намеревался восстановить Римскую империю, следуя примеру своего легендарного предшественника, как империю христианскую.

Однако Рим сам по себе был лишь самой отдаленной из целей возрождения, задуманного Оттоном. Несмотря на упоминание Romanorum на печати, империя, о которой он мечтал, предполагалась христианской по существу, а не слепком с империи Цезарей. Ее центром должна была стать Германия, а не Италия; папе отводилась роль капеллана при императоре, покорно исполняющего его приказы.1

Именно поэтому он назначил папой уроженца Германии и своего кровного родственника. Избрание Григория V (так назвался его кузен Бруно, сделавшись папой) было воспринято германским духовенством как мудрый шаг: «Известие о том, что отпрыск императорского дома, человек святой жизни и благочестивый, взошел на престол святого Петра, дороже, чем золото и драгоценные камни», – писал франкский монах Аббо из Флёри. Но римляне негодовали – не только потому, что император поставил во главе их города чужеземца (хотя и это было достаточно скверно), но и из-за явно пренебрежительного отношения Оттона к Риму Он возвратился в Германию в июне 996 года, спустя всего несколько месяцев после коронации, повернувшись спиной к Вечному городу и оставив его в руках своего ставленника.2

Ему было всего шестнадцать лет, и его грандиозные планы сочетались с полным отсутствием воображения. Он издал свои декреты, назначил своего папу, завершил свое дело – и не видел, почему бы вдруг римляне могли рассердиться. Но как только он удалился на безопасное расстояние, за Альпы, римский сенатор Кресценций собрал толпу возмущенных сограждан, и они выместили свою обиду на своеволие Оттона, изгнав Григория V за пределы города.

Григорий укрылся в Сполето и отправил гонца в Германию, прося императора о помощи. Оттон III не поторопился поддержать своего кузена – у него были дела поважнее. Он отправился на юг только в середине декабря 997 года, но даже тогда останавливался, чтобы устраивать приемы и аудиенции, отпраздновать Рождество. К тому моменту, когда Оттон III прибыл в Рим в середине февраля 998 года, Григорий V пробыл в изгнании четырнадцать месяцев, а Кресценций и римское духовенство успели избрать нового папу по своему вкусу.3

Как бы ни были сердиты римляне, взгляда с городской стены хватило, чтобы понять, что у них мало шансов разбить германское войско. Зачинщик беспорядков Кресценций заперся в крепости, которая давным-давно была выстроена императором Адрианом на берегу Тибра; новый папа, Джованни Филагато, бежал из города, а жители Рима открыли ворота.

Оттон III вступил в город и оставался там два месяца, что позволило Григорию V вернуться и вновь обосноваться в Риме. Оттон взял крепость Кресценция измором, а его воины сумели захватить Джованни Филагато, пребывающего в бегах. Кресценция и двенадцать его приспешников обезглавили, их тела подвесили вверх ногами на самом высоком из римских холмов. Джованни Филагато оставили в живых, но с ним обошлись еще более жестоко: ему выдавили глаза, отрезали нос и уши и провезли по улицам Рима на осле, задом наперед.4

Эта дикая расправа была скорее в германском, чем в христианском вкусе, но, по мнению Оттона, подобные наказания имели смысл: Кресценция наказали как предателя, Филагато – как еретика. Отрицать право императора руководить церковными делами значило бунтовать против самих основ его правления, великой миссии – стать единственным христианским монархом Запада.

Вскоре у императора появился новый союзник. Григорий V недолго прожил после возвращения в Рим; он умер внезапно и таинственно, и причину смерти установить так и не удалось. Оттон уже покинул город, но когда услышал о смерти Григория, поспешно вернулся, чтобы назначить нового папу. Он избрал своего старого наставника Герберта, в ту пору архиепископа Равеннского, который еще раньше дал понять, что разделяет замыслы императора и готов сотрудничать с ним.

Сделавшись папой, Герберт принял имя Сильвестра II. Выбор имени не случаен: первый Сильвестр был епископом в Риме во времена Константина Великого. И хотя тот Сильвестр за двадцать один год своего епископства не совершил ничего значительного (он даже не присутствовал на Никейском соборе, прислав вместо себя двух священников), его имя постепенно обросло легендами о великих свершениях. В «Деяниях святого Сильвестра», написанных намного позже его смерти, утверждалось, будто он лично обратил Константина в христианство, крестил его и получил «приношение», так называемый «Константинов дар» (который в свою очередь является мифическим), из собственных рук императора.5

Иными словами, Сильвестр I сформировал верования императора, помог ему создать Папскую область и вместе с ним внедрял христианство по всей Римской империи. Тот факт, что он, по всей вероятности, ничего этого не делал, был несущественным. Новый папа в качестве Сильвестра II намеревался столь же усердно сотрудничать с юным императором, дабы создать священную державу для самих себя.

Вдвоем они принялись превращать простую Римскую империю в Священную. Их метод заключался в том, чтобы связать единую цепь из политических и теологических целей; эту стратегию они прежде всего применили к мадьярам.


Священная Римская Империя


Битва при Лехфельде отгремела полвека назад. Под руководством своего князя Гезы мадьяры, осевшие на землях древней Паннонии, успели пройти три четверти долгого пути от воинственного кочевого народа до нации; возникло княжество Венгрия. Геза способствовал ускорению этого процесса, согласившись креститься. Уверовал он в истину, которой поклялся быть верным, или нет, но его переход в христианство, пусть даже лицемерный, позволил Венгрии обрести систему церковных приходов, архиепископа и тем самым занять прочное место среди народов Запада.

Теперь настал черед править Венгрией сыну Гезы, Стефану, который, как и отец, звался не королем Венгрии, а великим князем мадьяр. Оттон и Сильвестр задумали присоединить его владения к Священной Римской империи, сделав его христианским королем и полезным союзником на востоке. Соответственно, Сильвестр направил ему папское послание, которое начиналось так:

«Сильвестр, епископ, Стефану, королю венгерскому, с приветствием и апостольским благословением… Властью Господа всемогущего и святого Петра, князя апостолов, мы доброй волею даруем тебе королевский венец и имя, и принимаем под покровительство святой церкви то королевство, которое ты отдал святому Петру, и ныне возвращаем его тебе, твоим наследникам и преемникам, дабы вы держали его, владели им, правили и повелевали…»

Таким образом, Стефан получил титул короля из рук папы, а не императора. Обычно признание прав новоиспеченного правителя было привилегией императора – но это послание позволило Оттону и Сильвестру наглядно утвердить свою власть над венграми, не прибегая к мирской угрозе применения силы. «Твои наследники и преемники, – говорится в заключении письма, – должны будут соответственно проявлять послушание и уважение к нам, и признавать себя подданными Римской церкви».6

Стефан воспринял это предложение не совсем так, как ожидалось. Для него оно звучало как признание его независимым христианским королем. Он принял послание и украшенный самоцветами крест, прилагавшийся к нему, но игнорировал подразумевавшийся вывод, что он будет подданным не только папы, но и его покровителя, императора Оттона.

То, что новообращенные народы игнорировали власть папы, было лишь одной из трудностей, с которыми столкнулись двое строителей империи. Сильвестр был римлянином ничуть не более, чем непопулярный Григорий; он был франком, и таким образом, пока император пребывал в городе, римляне оказались под владычеством, притом активным, двух правителей германского происхождения. В 1001 году население опять восстало.