Как мы уже знаем, великий итальянский поэт Данте (1265—1321) сочинил поэму «Божественная Комедия», в которой рассказывает о собственном странствии по загробному миру. Поэма Данте — плод его гениальной фантазии, но при этом он основывался и на рассказах о посещениях мира умерших, каких немало было в более ранний период. Передают, что жители Флоренции — родного города поэта, встречая его на улице, с любопытством и страхом всматривались в лицо человека, который, как они не сомневались, и в самом деле побывал на том свете: они пытались разглядеть на лице Данте отблески адского пламени.
Ничего хорошего большинство душ на том свете не ожидает, — так учила церковь. Ведь за время жизни люди запятнали себя грехами, и не все заботятся о том, чтобы очиститься от их груза исповедью и покаянием. В рай попадают лишь святые и люди праведной жизни. Эти Божьи избранники созерцают Господа, расположившись около Его небесного престола, и блаженство их столь велико, что поведать о рае человеческий язык не в состоянии. Остальные осуждены на вечные муки.
Средневекового человека страшила не столько сама по себе физическая смерть, сколько загробное наказание и в особенности мысль о том, что муки в аду будут длиться вечно. Церковь учила, что Страшный суд ожидает род человеческий после завершения его истории: произойдет Второе пришествие Христа, по Его повелению ангел звуком трубы пробудит от сна всех умерших, они покинут могилы и предстанут перед Христом — Судией, после чего одни будут оправданы и спасены, а другие — осуждены и брошены в ад. Скульптурные сцены над западными вратами соборов изображали Страшный суд именно в таком виде.
Но простым верующим было понятнее другое представление о суде над душой: в момент смерти к человеку являются ангелы и бесы, которые приносят с собой записи его добрых дел и грехов. Книга в лапах чертей огромна и исписана отвратительными письменами. В ней записаны все его грехи. Книга же, принесенная ангелами, — запись добрых дел человека — красива, но очень мала. Между добрыми и злыми духами происходит тяжба из-за души умершего. По окончании суда душа немедленно оказывается в аду или в раю.
Оба эти представления — о суде над родом человеческим в «конце времен» и о суде, который происходит над душой отдельного человека в момент его смерти — присутствовали в сознании верующих, и их, по-видимому, вовсе не тревожило противоречие между ними. То, что их серьезно беспокоило, — это мысль о том, что из-за грехов они почти все окажутся в аду, и вечно будут мучаться там.
Страх перед вечными муками особенно терзал тех, кто имел дело с деньгами. В «Светильнике», религиозном сочинении начала XII в., предсказывалось: надежда на спасенье имеется главным образом у крестьян, потому что они ведут простую жизнь, в поте лица добывая хлеб, и кормят все общество; что же касается рыцарей, разбойничающих и проливающих кровь, ремесленников и купцов, которые мошенничают и обвешивают народ, то они осуждены на вечную гибель.
Ростовщики, торговцы, рыцари не могли не задумываться над этой угрозой, невыносимой для средневекового верующего. И вот в конце XII в. в сочинениях ученых людей впервые появляется слово «чистилище». Это — такое место в загробном мире, где души грешников испытывают муки, но они подвергаются им не вечно, а в течение некоторого срока: более тяжкие грешники осуждены находиться в чистилище дольше, чем те, кто отяготил душу менее серьезными грехами. По окончании срока очистившаяся душа допускается в рай. В середине XIII в. папа римский официально признал учение о чистилище (это еще более рассорило католиков с православными, так как византийская церковь учение о чистилище не признала).
Таким образом, у людей, которые считали себя грешниками, тем не менее появилась надежда на спасение души. Считалось, что если человек творил добрые дела (например, подавал милостыню нищим), он мог избавиться от ада. А если за душу умершего грешника усердно служили церковные службы и молились, то срок его пребывания в чистилище мог сделаться короче.
«География» загробного мира католиков изменилась: наряду с раем и адом возникло чистилище. Предприниматели могли, не впадая в отчаяние, продолжать заниматься денежными делами. Богословы и церковь дали частичное оправдание городским профессиям.
Искусство и литература Средневековья были пронизаны религиозными мотивами, — ведь все люди были верующими. Но религиозные темы могли быть по-разному поняты и изображены. По городам и деревням странствовали актеры, которые веселили народ, высмеивая жадных господ и грешных монахов. Люди любили посмеяться, пошутить. По праздникам на рыночных площадях устраивали театральные представления. Актеры играли сцены из Священного Писания, но могли изобразить бесов не только ужасными, но и смешными. Очень популярны были рассказы о животных, в них под масками зверей скрывались люди. Могучий Лев представлял знатного, но неумного господина, хищный и вечно голодный Волк — это, конечно, рыцарь-разбойник, а умный и хитрый Лис — главный герой повестей о животных — горожанин. В литературе на народных языках, которая начала развиваться наряду с литературой на латыни, было немало комических произведений. В Германии они так и именовались: ШВАНКИ (шутки). Во Франции получают распространение ФАБЛИО (басни), в которых высмеивались и знатные господа, и продажные судьи, и монахи-обжоры, и невежественные крестьяне.
Суд над душой человека в момент его смерти. Гравюра 1465–1475 гг.
Страшный суд. Гравюра 1465—1475 гг.
Жизнь в городе шла в ином темпе, чем в деревне. В городах встречалось множество людей, которые приходили из других мест и стран. Они постоянно тесно соприкасались между собой, и потому уклад жизни постепенно, но неуклонно менялся. Профессии в городе были многообразнее, чем в сельской местности, и занятие этими профессиями требовало новых навыков и знаний. Выдвигались новые слои общества с собственными интересами и представлениями о мире и человеке. Церковное учение, которое оставалось господствующим в сознании людей, не могло не откликаться на эти перемены.
С подъемом городов в XII и XIII вв. изменилась вся жизнь Западной Европы, ее быт и ее культура.
1. Сравните учение о Страшном суде в «конце времен» с представлением о суде над душою отдельного человека, который происходит в момент его смерти. Что общего между этими идеями и в чем различия между ними?
2. Какова связь между возникновением идеи чистилища и изменениями в жизни средневекового общества?
ГЛАВА 4.10. ДЕТСТВО, ОТРОЧЕСТВО, ЮНОСТЬ
Историки обычно изучают историю взрослых. Точнее, историю мужчин. История женщин и детей остается мало известной. Господство отца, мужа, хозяина в семье и в обществе приводило к тому, что и историки, и писатели в Средние века уделяли основное внимание мужчинам, их делам и занятиям. Женщин и детей упоминают лишь от случая к случаю. Они не вызывали особого интереса. В результате большая часть рода человеческого оставалась как бы «вне истории».
И все же, как жили дети в Средние века? Один из современных историков, отвечая на этот вопрос, назвал средневековый мир «миром взрослых». Дело в том, что, как правило, никто в ту эпоху не задумывался над особенностями ребенка. Конечно, все понимали, что он мал и физически слаб. Но не обращали внимания на то, что у ребенка свои интересы и особая нервная система, что он иначе воспринимает окружающий мир, чем взрослые, и нуждается в заботе. Общество взрослых мало занималось детьми.
Ребенка считали маленьким взрослым. Если посмотреть, как изображали детей художники того времени, мы убедимся в том, что черты лица ребенка — это черты лица взрослого, что дети наряжены в такую же одежду, какую носили взрослые, отличавшуюся только размерами; каких-либо особых детских платьев не существовало. А игры? То, что ныне считается детскими играми (лапта, катанье на санках или игра в мяч и в обруч), было развлечением взрослых.
В глазах взрослых детство было коротким. В брак вступали подчас в 12—14 лет. Причинами столь ранних браков были отношения собственности или власти. Браки между малолетними наследниками королевского или княжеского престола диктовались исключительно политическими соображениями, потребностью приобрести дополнительные владения или заключить союз с другим королевством. Чувствами детей, которых соединяли в браке, никто не интересовался; брак оформлял династический союз. Детей могли поженить и феодалы, для того чтобы достигнуть примирения или укрепить свое положение в обществе, и богатые купцы, заинтересованные в приращении богатств и усилении своего влияния.
Со столь же раннего возраста ребенок считался ответственным за свои поступки: его могли судить и приговорить к тяжкому наказанию, вплоть до смертной казни.
Сплошь и рядом ребенка в очень раннем возрасте отрывали от семьи. Сына городского ремесленника отдавали в ученики к другому мастеру; в его семье он жил не столько в качестве ученика, перенимавшего ремесленное уменье, сколько в роли слуги, мальчика на побегушках. В чужом хозяйстве всякий мог его обидеть, а заступиться за него было некому.
Но и сын рыцаря тоже зачастую оказывался вдали от родительского дома: его отдавали на воспитание в семью другого рыцаря, с которым отец ребенка хотел поддерживать дружбу. Здесь мальчик должен был учиться боевому делу, обращению с мечом и копьем, езде верхом, даже если у него еще не доставало сил для подобных занятий. Он проводил время в общении со взрослыми — людьми, по большей части грубыми и необразованными, — ведь в среде рыцарей уважали силу, а не образованность. Младших детей рыцарей, у которых не было надежды на получение отцовского владения, нередко отдавали монахам. В монастыре они могли получить образование, а со временем стать монахами и даже возвыситься в церкви. Дочери знатных людей, если у них не было приданого, необходимого для замужества, тоже делались монахинями, — это был один из главных способов устроить их жизнь. При этом их не спрашивали, расположены ли они всю свою жизнь провести за монастырскими стенами, подчиняясь строгим правилам монашеской жизни.