Изучение подделок помогает понять образ мыслей средневековых людей. В конце концов, важно не только то, соответствует ли тот или иной документ подлинным фактам, — важно и то, что этим фальсификациям (выдумкам, подделкам) верили люди. Средневековый человек, в особенности неграмотный (а таких было большинство), видел в документе не столько некое письменное свидетельство (он и прочитать-то его не был в состоянии), сколько воплощение магической силы. Книгу нередко воспринимали не просто в качестве некоего текста, содержащего информацию, — но как священный предмет. Однажды в споре между католиками и их противниками — еретиками, которые по-своему толковали Священное писание (и церковь жестоко их преследовала), прибегли к следующему способу установления, чьи сочинения истинные, а чьи — ложные: их книги бросили в огонь. И что же? Книга, написанная святым, трижды сама собой вылетала из пламени неповрежденная, а книга еретика полностью сгорела. Это — благочестивый рассказ, в истинность которого верили католики, и он интересен для историка, конечно, не как сообщение о подлинном факте, но как выражение их веры в сверхъестественную силу святого.
Но вот перед нами исторические памятники, подлинность которых не внушает сомнений. Источником каких сведений могут они послужить? Все зависит от позиции историка, от тех вопросов, которые он задает своим источникам.
Ограничимся одним примером.
Историки, которые сосредоточивали внимание на экономическом развитии средневекового общества, часто избирали предметом своих исследований правовые и хозяйственные документы. От раннего периода Средневековья сохранилось огромное количество дарственных грамот. Эти документы оформляли сделки между монастырями и дарителями. Крестьяне и более крупные собственники передавали монастырям и духовным лицам свои земельные участки. Во многих случаях люди, которые отказывались от права собственности на землю, просили у монахов и церкви разрешение остаться на этих земельных наделах, но уже не на правах свободных собственников, а в качестве людей, зависимых от монастыря и обязанных платить ему оброк и исполнять повинности.
Эти дарственные грамоты историки расценивали как свидетельства процесса складывания зависимого крестьянства. На вопрос о том, почему массы людей отказывались от своей личной свободы и собственности и превращались в подданных крупных землевладельцев, историки отвечали: причина в разорении мелких земледельцев, нужда и боязнь притеснений гнали их в зависимость.
Но при этом историки как правило не придавали значения тем словам, которыми открывается каждая из этих бесчисленных грамот: «Я, такой-то, передаю в дар свою землю святому покровителю такого-то монастыря для того, чтобы спасти свою душу от вечных мук на том свете и войти в царствие небесное». Историки считали эту формулу не более чем «привеском» к основному тексту грамоты. Существо документа они видели в сообщении о том, где находится передаваемый земельный надел и на каких условиях мелкий собственник дарил его монастырю. Земельное богатство, получаемый с него доход и власть над крестьянами — вот что интересовало историков в этих грамотах.
Попробуем, однако, взглянуть на эти сделки глазами людей, которые их заключали. Разумеется, крестьянина страшило разорение, и он был вынужден искать себе могущественного покровителя. Но в Средние века, когда все поголовно верили в Бога, людей не могла не страшить в еще большей степени участь, ожидавшая их души после смерти. Они искали небесного покровительства. Как же можно не обращать внимания на эти вступительные формулы к дарственным грамотам? Не в них ли суть дела?
Таким образом, перед нами два подхода к одному и тому же типу исторических источников. Первый подход диктуется интересом исключительно к материальной стороне жизни людей, тогда как второй подход, не отрицая важности общественно-экономических отношений, вместе с тем придает не меньшее значение верованиям, чувствам, надеждам и страхам средневекового человека. Ибо эти верования и настроения играли огромную роль в историческом процессе.
Обратим внимание вот на что. В центре интересов историков, придерживавшихся первого подхода, — возникновение нового общественного строя, то есть исторический процесс, который ускользал от взора самих его участников и происходил как бы помимо их воли и намерений. Между тем при втором подходе мы обращаем специальное внимание на мысли и чувства человека той эпохи. Следовательно, эти подходы неодинаковы в том отношении, что историк, прослеживающий процесс возникновения классов средневекового общества, рассматривает историю как бы «извне», с современной точки зрения, в то время как историк, который старается принять в расчет психологию и религиозные представления людей изучаемой эпохи, пытается увидеть историю «изнутри», с точки зрения этих людей. Необходимо научиться сочетать оба эти подхода.
Как уже подчеркивалось, подавляющее большинство людей Средневековья были неграмотными и не могли оставить прямых свидетельств о своих мыслях и чувствах. Мало того, этих людей сплошь и рядом игнорировали их образованные современники. И вот результат: широкие слои населения средневековой Европы — люди без архивов и без истории. Между тем историю творят не одни только короли и полководцы, но и малозаметные, на первый взгляд, люди. Французский король Людовик XIV заявлял: «Государство — это я!». Но мы знаем, что это не так. Нет государства без народа, и нужно попытаться представить себе, опираясь на анализ исторических источников, как вели себя крестьяне во владеньях «Людовиков», как видели мир простой монах, или мелкий рыцарь, или житель средневекового города.
Когда древнегреческого философа Диогена спросили, почему он днем бродит с зажженной лампой, он отвечал: «Ищу человека». Современный историк — это Диоген в поисках человека. Он уже не удовлетворен поиском его только на общественных верхах, среди правящих монархов, деятелей церкви, философов и великих поэтов.
Марк Блок приводит мудрое арабское изречение: «Человек более похож на свое время, нежели на собственных предков». Как время, в котором жили люди, общество, к которому они принадлежали, их культура формировали их отношение к миру и к самим себе? И вместе с тем: как люди воздействовали на собственный мир и неприметно перестраивали, меняли его? Вот первостепенная задача, которая вырисовывается перед современными историками и которая, несомненно, останется важнейшей и в наступающем новом столетии.
1. В чем отличие памятника прошлого (исторического свидетельства) от исторического источников который изучает историк?
2. Можно ли согласиться с таким определением, которое содержится в одном учебнике: «Как из водного источника черпают влагу, так из исторического источника черпают знания о прошлом»?
3. Как изменилось отношение историков нашего времени к поддельным документам прошлого? Что может дать историкам изучение подделок документов?
4. Современная историческая наука по-новому подходит к изучению истории Средневековья. В чем заключается этот новый подход в отборе исторических источников?
Часть 2. ПРЕДЫСТОРИЯ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
Как говорилось выше, Средние века следует отсчитывать от времени, когда поздняя Римская империя (III—V вв.) была завоевана германскими и другими племенами. Так что период поздней Империи оказывается одновременно эпилогом прежней эпохи — Античности, и прологом новой — Средневековья. Средневековый мир сложился из взаимодействия двух миров — позднеримского и варварского. Предыстория Средневековья — это история позднего Рима до завоевания его варварами, история германцев до захвата ими Западной части Римской империи и история их столкновения.
История поздней Римской империи была подробно изложена в учебнике «История древнего мира», но здесь следует возвратиться к главным фактам римской истории III—V вв., так как знание их необходимо для понимания начала средневековой эпохи.
ГЛАВА 2.1. ПОЗДНЯЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ
Переход от древности к Средневековью занимает длительный исторический период. Историки, знающие, что Римская империя пала, стараются объяснить, почему это произошло, и именно в V в., и обращают главное внимание на те стороны жизни позднего Рима, которые свидетельствуют, с их точки зрения, об исторической неизбежности гибели этого огромного государства. Но попробуем взглянуть на Империю III—V вв. не из будущего, а глазами людей, населявших эту Империю. Мы увидим, что она была огромной и могущественной.
К рубежу II и III вв. Римская империя достигла максимальных размеров. Ее границы были довольно четко обозначены так называемым Римским валом, системой засек, земляных валов и крепостных стен. На западе Империю омывали воды Атлантики, на севере, на острове Британия, граница проходила в нынешней Шотландии, на континенте Римский вал шел по правобережью Рейна, потом по Дунаю до Понта Эвксинского (Черного моря). На востоке римские владения простирались вплоть до верховьев Тигра и Евфрата и до пустынь Аравийского полуострова. На юге, на Африканском континенте, Империю ограничивали пески Сахары и, в Египте, первый порог Нила.
Восточная и западные части Империи уже тогда отличались друг от друга. На западе господствовал латинский язык, на востоке греческий. Восточная половина Империи была страной древних культур, в ее состав входили Греция, Египет, часть Междуречья; варварские народы жили лишь по границам. На западе Галлию и Британию населяли кельтские народы — галлы и бритты, Испанию — кельты и иберы (потомки иберов — баски — живут в Пиренеях и поныне). На рубеже II и III вв. все эти народы в большей или меньшей степени были романизированы, т.е. смешались с переселенцами из Италии, из Рима и перешли на латынь, которая довольно сильно отличалась от классической латыни Цицерона и Вергилия.