Все это не могло не наложить своего неизгладимого отпечатка на психологию людей.
1. Почему в начале XVI в. спор о свободе воли волновал не только богословов, но и широкие массы?
2. Как сочетались в Реформации представления о социальной справедливости и истинной вере?
3. Как государственная власть относилась к Реформации?
4. Что общего было у Реформации и Контрреформации?
ГЛАВА 6.3. ЗАКАТ НАРОДНОГО ХРИСТИАНСТВА
Как уже говорилось выше, в Средние века все верили в Бога. Но религия людей образованных, в особенности церковников и богословов, отличалась от веры неграмотного простонародья. В то время как ученые могли читать написанные по-латыни богословские книги, участвовать в философских спорах, в которых обсуждались тонкости религии, люди невежественные неизбежно воспринимали веру в Христа и святых на свой лад. Присутствуя на церковной службе, они, как правило, не понимали ее, — ведь ее отправляли на латинском языке, и верующие принимали участие в обрядах, не вникая в их смысл.
Но у неграмотных простолюдинов, крестьян, многих горожан, существовали собственные представления о мире и управляющих им силах. Эти идеи и верования вырабатывались в их общении с природой и с людьми, сплошь и рядом они были древнее христианства. Но в Средние века эти народные верования испытали на себе определенное воздействие религии Христа и образовали с ней причудливый сплав. Церковь старалась подчинить эти верования, а в той мере, в какой ей не удавалось этого сделать, осуждала их и запрещала. Тем не менее, до самого завершения средневековой эпохи народное христианство продолжало существовать.
Около 1250 г. ученый доминиканский монах-инквизитор во время посещения сельской местности в районе французского города Лиона услышал новое для него имя святого — Гинефор. Он стал расспрашивать крестьян, и те поведали ему следующую легенду.
Когда-то здесь был расположен рыцарский замок, и в нем случилось такое происшествие. В одной из комнат замка спал в колыбели новорожденный сын рыцаря, а рядом лежала борзая собака. Ходившая за младенцем нянька отлучилась, и в этот момент из щели в стене выползла страшная змея и стала подбираться к колыбели. Собака напала на чудовище, разгорелась схватка, и искусанная змея (дракон, демон?) исчезла. На шум вбегают нянька и мать ребенка и видят опрокинутую пустую колыбель и пса с окровавленной мордой. Они громко вопят, на крики является рыцарь и, не долго думая, убивает пса, уверенный, что тот пожрал его сына. Но когда подняли колыбель, то нашли спокойно спящего младенца, живого и невредимого, и тут рыцарь понял, что убил верного друга и спасителя своего ребенка.
Что же он делает? Он приказывает похоронить борзого пса, насыпать холм над его могилой и в память о случившемся посадить вокруг могилы деревья.
То было лишь начало истории Гинефора. Прошло время, рыцарский замок пришел в запустение и разрушился. Но крестьянки окружающих деревень прониклись верой в чудодейственные целительные способности покойного пса и стали приносить на его могилу своих новорожденных младенцев, если они были больными или слабенькими. Матери оставляли их среди деревьев и удалялись, а когда возвращались, то якобы находили детей здоровыми. Правда, кое-кто из оставленных в роще младенцев за это время умирал, а иные делались добычей диких зверей, но вера крестьянок в могущество святого Гинефора оставалась непоколебимой. Упоминается здесь и некая старуха, видимо, колдунья, которая руководила этими обрядами.
Услыхав все это, ученый доминиканец пришел в сильнейшее негодование. Почитать борзую как христианского святого?! Неслыханно! Монах приказал срубить деревья на могиле собаки и выбросить вон ее кости. Он добился согласия местных властей строго наказывать всякого, кто осмелится возобновить поклонение Гинефору.
Казалось бы, история со святой борзой, рассказанная монахом XIII в. на том и заканчивается. Отнюдь нет! В 70-е годы XIX в. лионский краевед, прочитав этот рассказ, посетил ту самую местность и расспрашивал крестьян: не слыхали ли они про святого Гинефора? Каков же был ответ? Да, слыхали, ведь это тот самый борзой пес, который исцеляет новорожденных...
Давно миновало Средневековье, прошел и XVIII в. с его культом разума и критикой религиозных заблуждений, отгремели буржуазные революции, произошел промышленный переворот. И не где-нибудь в «медвежьем углу», а под боком у одного из наиболее крупных городов Франции по-прежнему, как и шестьсот лет назад, держатся все те же верования.
В легенде о Гинефоре слились воедино народные верования, далекие от христианства, с верованиями христианскими. Сами крестьянки, искавшие помощи у Гинефора, несомненно, считали себя христианками, ведь в этом борзом псе они почитали святого. Они веруют во Христа, посещают церковь, и монах, который обнаружил и запретил культ Гинефора, ругает их за дикое суеверие, но не за то, что они вообще какие-то «нехристи», «язычники».
Но как они восприняли христианскую религию? Согласно церковному учению, животные и люди занимают совершенно разное положение в порядке Божьих творений и никоим образом не могут быть поставлены рядом: лишь человек создан по образу и подобию Бога, но не зверь, и только человек обладает бессмертной душой и разумом. Что касается святых, то ими могут стать наиболее совершенные люди, избранники Божьи. Между тем, в поверье о Гинефоре собака оказывается святой! Все установленные религией грани рушатся. Святой, в глазах крестьян, это то существо, которое способно творить чудеса.
Поклонение борзому псу как святому, обнаруженное доминиканским монахом в середине ХIII в., возможно, возникло намного раньше. Этого мы не знаем. Но мы знаем другое: что память о святом Гинефоре сохранялась и в дальнейшем на протяжении более чем полутысячелетия. Народное христианство постепенно разрушалось, но отдельные связанные с ним верования проявили удивительную живучесть.
Христианское учение плохо усваивалось простым невежественным людом. Каждый христианин должен был твердо знать, что верует в Отца, Сына и Духа Святого, т.е. в три ипостаси (лица) Божественной Троицы. Но когда одного пастуха спросили (дело происходило в Англии в XVI в.), знает ли он об Отце, Сыне и Духе Святом, ответ был: конечно, я знаком с отцом и сыном, ведь это их скот я пасу. А про третьего парня ничего не слыхал». На вопрос о том, что такое душа, другой крестьянин отвечал: «Это большая кость в сердце».
Общее в этих высказываниях крестьян конца Средневековья то, что духовное и божественное они сводят к плотскому, земному и обыденному. Так им легче понять, о чем им толкуют в церкви священники и проповедники. Богословы учили, что душа и тело представляют собой полную противоположность: душа бессмертна, а тело — не более, чем временная смертная оболочка, плотская темница, в которую заточена душа. Но в повествованиях о посещениях загробного мира рисуются те муки, которым в аду подвергаются «тела душ». Значит, и душа не лишена телесности?
Входя в собор, верующие видят изображенную над вратами скульптурную сцену Страшного суда. Когда же этот суд состоится? Церковь учила: в «Конце Времен», после Второго пришествия Христа. Но в народе было распространено убеждение, что наказания и награды за прожитую жизнь должны воспоследовать тотчас после смерти человека. Мы уже говорили об этом в другой связи, но важно помнить, что в сознании необразованных история рода человеческого сокращалась до маленького «островка времени», который наряду с настоящим охватывал лишь недавнее прошлое и ближайшее будущее; большие временные масштабы были им неведомы, и не потому ли они в это близкое будущее включали завершение земной истории и Конец света?
На рубеже XVI и XVII вв. в Северной Италии был привлечен к инквизиции простой мельник по имени Меноккио. Он не примыкал ни к какой еретической секте. Его вина заключалась в том, что, начитавшись книг, которые случайно попали ему в руки, он выработал собственную философию, вовсе не похожую на прочитанное им. Обрывки учености, причудливо переработанные, выстроились в голове этого сельского мудреца в такую картину мира, в которой отрицалась божественная природа Христа, а созданная Богом Вселенная превратилась в своего рода сыворотку наподобие той, из которой формируется сыр. И точно так же, как в сырной сыворотке заводятся черви, рассуждал мельник, в созданной Творцом Вселенной завелись ангелы. Такой вот крестьянский вариант библейского рассказа о сотворении мира... Мельник на свою беду со всеми встречными делился своими доморощенными идеями, и в конце концов на него донесли, и он погиб на костре.
Показательно, что казнь этого мельника-философа произошла примерно в то же время, когда был осужден и сожжен по приговору инквизиции другой итальянец, выдающийся мыслитель Джордано Бруно, который отстаивал учение Николая Коперника о вращении Земли и других планет вокруг Солнца (как известно, в Средние века Землю считали неподвижным центром мироздания) и развивал учение о множественности миров. Но если имя Дж. Бруно вошло в историю гуманизма и широко известно, то имя Меноккио осталось скрытым в протоколах инквизиции и сведения о судебном процессе над ним лишь в наше время сделались достоянием исторической науки.
Можно предположить, что простонародные идеи о Боге, мире, душе и религии проникнуты примитивным материализмом — склонностью сводить духовное начало к материальному. Но вместе с тем можно заметить и обратное: сама материя в народной фантазии как бы оживает, одухотворяется, она пронизана духом. Неразумные, казалось бы, твари — животные, птицы, насекомые — славят Творца: лошадь преклоняет колена пред «телом Господа» — святой облаткой, кусочком теста, в котором, как верили, заключено тело распятого Христа, а пчелы сооружают вокруг облатки маленькую часовню из воска.