ов в тогдашних хрониках оставили память о нем. Так мало придавали тогда значения пустой власти императора, власти, которая давно была в руках германских воинов. Мы представляем себе это падение как тяжелое испытание несчастной империи; но в действительности сама империя нисколько не чувствовала своих страданий, разлагаясь постепенно. Один хронист сказал мимоходом несколько слов, и из памятников того времени больше никаких суждений об этом событии до нас не дошло. Начинается полное разложение прежних общественных элементов власти с падением всякой цивилизации. От Западной империи не осталось и внешнего облика; но тем могущественнее было представление об этой силе в воображении следующих поколений.
Единая Римская империя после падения стала недосягаемым идеалом, к которому стремились люди. Единый мир под единым духовным и светским главой — вот лозунг средних веков. Когда сложилась феодальная, а потом ленная система, то, казалось, настало время торжества частных интересов над общими и все видимо расчленилось. Но над всем продолжала существовать связь нравственная. Каждый вассал обещает своему ленному владыке служить честно, верой и правдой, своей жизнью и жизнью своих вассалов: недаром эти отношения сравнивают с брачным союзом. Все средние века зиждутся на этом идеале верности; все вассалы несут свои повинности перед сюзереном без всякого насильственного принуждения, только ради соблюдения верности данной ему клятве, хотя он сам иногда слабее не только всех вассалов, взятых вместе, но и каждого порознь.
Лица, связанные повсюду от Скандинавии до Испании клятвой взаимной верности, одним общим рыцарским и коммунальным, общинным духом, соединялись в цеха, города и подавали друг другу руку помощи. Власти тут не было: всякое отдельное лицо стояло на собственных ногах или опиралось на собственных союзников. Такая обособленность много содействовала образованию тех самодуров, людей крайне упрямых, варваров духом, которыми богаты средние века. Эти века отличаются необыкновенным движением: злодейства феодалов чередуются с высокими подвигами монашества, суровый аскетизм сменяется диким разгулом чувственности; тут и поклонение культу красоты, обожание женщины, но в то же время угнетение собственной семьи. Дело в том, что наше понятие о государстве не соответствует средневековым условиям. Государства в нашем понимании сложились уже на закате средних веков: вначале же знали только личные отношения, и государственные элементы сближались по своему внутреннему сродству. Поэтому скандинавский барон признавал себе близким барона Каталонии и чешского графа, презирая и считая полностью чуждым себе виллана. Понятия отечества тоже долго не существовало. Поэтому людьми так сильно двигали общие идеи: папства, чести женщин и, наконец, идея Священной Римской империи, живым протестом против которой была политика отдельных королей. Но надлежит оговориться. Речь идет не обо всех людях абсолютно. Все упомянутые стремления были присущи только высшим классам, потомкам победителей. Многолюдная же масса побежденных, римлян и галлов, не жила исторической жизнью: только горожане завоевали себе право жить и действовать и, на протяжении всех средних веков, продолжали поддерживать свои права и бороться за них.
Между тем в обществе усиливалось сознание необходимости единства. Павшая Римская империя стала колыбелью христианства. Она была необыкновенно велика и могущественна. Идея восстановления этой империи воспламеняла воображение всех. Ради нее охотно проливали кровь сотни тысяч людей. Но полностью восстановить Западную Римскую империю, повторить ее историю было немыслимо без согласия верховного господина Италии, папы. Римские первосвященники согласны были допустить власть императора только по идее, но не фактически. Эта империя должна была охватить не только Италию, Испанию, Францию и Германию, но Скандинавию и Славянские земли. Это была бы империя, которая превосходила все самые обширные древние государства, доселе известные истории. Все это не осуществилось. Папы предъявляли большие требования и требовали высокую цену за провозглашение Священной Римской империи. Из-за этого началась борьба пап со светской властью, называемая борьбой за инвеституру. Эта борьба, которая ослабила феодалов, дала простор самостоятельности городов и потрясла основы всякой верховной власти над ними, не могла бы идти успешно для церкви, если бы паны не прибегали к силе.
Этим средством папы пользовались также против еретиков. История еретических движений представляет новую сторону средних веков. В этом движении значительную долю участия приняло славянство, в котором, среди болгар, появилась на основе манихейства богомильская ересь, предшествовавшая альбигойской.
Эта борьба с императором и еретиками, в которой была применена инквизиция, унизила папу и общественном мнении Запада, подорвала доверие к его авторитету и указала на необходимость преобразования церкви не только в обрядах и образе жизни ее служителей, но и в догматах самой религии, в которых она также далеко отклонилась от истинного евангельского учения.
С ослаблением авторитета пап средние века теряют свой клерикальный характер. Этому содействовало знакомство с классической образованностью и обнаружение массы преступлений, которые ни кардинальские мантии, ни папские тиары не могли прикрыть. На духовенство, начиная с папы, многие еще в XIV в. перестали смотреть как на лиц, осененных божественной благодатью. Это решительное и общее движение против римской церкви завершилось Реформацией.
Не так было на Востоке. Там не было борьбы между светской и духовной властью, но светская власть стояла над духовной. Таким образом, в восточной части бывшей Римской империи выработался принцип неограниченной самодержавной власти, перенесенный в Московское государство и скрепивший Российскую империю.
Итак, средние века на Западе кончились отрицанием тех идеалов, которые они сами провозгласили раньше. Следовательно, средние века представляют несомненное движение вперед. Это не эпоха варварства, как говорили в XVIII в., но время прогрессивного развития: это — сложение, разложение и сочетание новых формаций, подготовлявших развитие идеалов нашего времени. Да и вообще нет исторического периода, который представлял бы один застой. Средние века дали нам очень многое, а прежде всего корпоративный идеал, выразившийся между прочим в городском самоуправлении. Исследование средневековой истории дает для некоторых стран почти непочатый край работы.
Чтобы объяснить постепенный ход исторического прогресса, недостаточно одного изложения фактов. Следует, переносясь в ту отдаленную пору, раскрыть руководящие начала, одушевляющие широкий средневековой период. Эти начала называются в исторической науке идеями. Идея представляет собою духовное явление. Она есть дух событий, само событие есть только внешнее отражение этого высшего духовного стремления истории. Как человек состоит из души и тела, так исторические явления имеют внутреннюю и внешнюю сторону. На ход истории оказывают влияние не одни климатические и вообще естественно-исторические условия, а также и незримая внутренняя сила, именуемая в исторической науке «идеей». Идеи бывают разнообразны; на них влияют религия, литература, общественные воззрения и т. п.; они. могут быть прогрессивными и регрессивными; но во всяком периоде есть идея, которая служит внутренней связью фактов данного периода целиком или известной группы явлений. Исследуя идею, отражающую события, мы невольно должны останавливаться не на всех фактах известного периода, а на главнейших из них; мы должны обозревать обязательно не все уголки исторического мира, а только те страны, в которых наиболее отчетливо проявилась руководящая историческая идея. Характерным явлениям средних веков было присуще свое поступательное развитие. Отнесите эти явления к отвлеченным категориям и вы получите ряд собственно средневековых идей: христианства, варварства, феодализма, рыцарства, императорскую, теократическую и, как реакцию ее, идею протеста против римско-католической церкви. Вот схема так называемого средневековья.
Мы сделаем попытку изложить постепенное развитие средневекового человечества с высоты идей, его одушевляющих, насколько эти идеи отразились в фактах политической, духовной и культурной жизни.
Характер средневековой историографии. Свидетельства летописцев об исторических событиях обычно бывают разноречивы. Авторы часто не были очевидцами; они записывали то, что слышали от других, которые, в свою очередь, могли искажать событие. Сами авторы могли умышленно или невольно видоизменять факты, согласно своим взглядам. Также и позднейшие писатели иногда неправильно освещали факты, согласно своим убеждениям. Чтобы найти истину, историк прибегает к оценке свидетельств и для этого вводит т. н. историческую критику. Особенно важна историческая критика для средневековых летописей. Средние века — время религии, поэзии, любви, младенческой веры, а не точного исследования. В средние века на сцену истории выступили варвары, стоявшие на младенческой ступени развития. Поэтому научного исследования природы быть не могло. В бестиариях, сборниках о животных, сохранившихся на старофранпузском языке, говорится, что животные созданы, чтобы умудрять человека в вере. Лев спит с открытыми глазами, чтобы человек бодрствовал в вере. Львица родит мертвых львят, оживающих на третий день, как прообраз Христа, воскресшего в третий день, и т. п. С такой же целью писалась история. Каждая историческая книга была поэтической. Действительные факты перемешивались с вымыслами, иногда так сильно, что историк не отличал сказки от действительности. У огромного большинства средневековых летописцев преобладало исключительно клерикальное мировоззрение в духе католической церкви. Ранние летописцы, такие, как Иорнанд, или Иордан («О происхождении и деянии гетов и готов («De Gothorum sive Getarum origine et rebus geticis», 550 г.)), Павел Диакон Варнфрит («История лангобардов» («Langobardorum historia», около 790 г.)),