а между тем приказывает обрезать носы своим братьям-соправителям, хотя это не мешает тому, что их имена продолжают красоваться на государственных актах.
Его преемнику Юстиниану II[44] (685–695 и 705–711), за невероятную жестокость и ложно приписанное намерение избить жителей столицы, отрезают нос и язык. Хотя он сумел вернуть себе престол, в конце концов он был убит. Леонтий (695–698), занявший его место, тоже погиб в результате переворота.
Византийским императорам явно было не до Италии.
При таких условиях естественно, что Италия была предоставлена сама себе, или лучше сказать папе Григорию и честолюбию лангобардов. Надо было заботиться о своих непосредственных границах, которые раздирались врагами.
А между тем тот человек, в руках которого были судьбы Италии, — папа Григорий — положил, как мы видели, основание обращению лангобардов к католичеству и таким образом сблизил их с римской цивилизацией, не дав им возможности сокрушить Рим. Дальнейшая история лангобардов — это постепенное сближение их с римлянами и папой. Это сближение имело значение влияние для судьбы Италии.
Рост муниципальной идеи в лангобардский период. Оно особенно проявилось в VII в. в городах, в муниципальном строе. Лангобарды застали полное разложение городской жизни на полуострове. Все, что хотело жить и ценило себя, бежало из городов. Состояние, когда-то почетное, внушало теперь к себе ужас и отвращение. В курии осталось лишь небольшое число членов, и почти без всякого имущества. По признанию самого законодательства, дошло дело до того, что даже важная должность дефензора служила теперь более к стыду, нежели к чести. На курии лежала, таким образом, печать разложения. Жизнь будущего должна была зародиться в другом лагере, а не в списке старых куриалов. Деятелями новых городов должны были быть не одни римляне, но и варвары.
Следует отметить, что в курию не вошли выслужившиеся почетные лица, проживавшие в городах и называвшиеся honorati, а также и новые землевладельцы, так называемые possessors. Курия должна была только пополняться ими. Но лангобардское завоевание было слишком решительно, чтобы могло произойти правильное, постепенное изменение политических форм. Закрепив за собой обладание завоеванной страной, лангобарды предприняли новый раздел итальянских земель, причем прежние собственники лишались не только имущества, но даже жизни. Так погибли лучшие граждане старого римского происхождения. Тех, которые остались, ждала самая незавидная участь. Лишь меньшая часть их сохранила свободу, но большинство земледельческого сословия перешло в полусвободное состояние. Уцелели только крупные. римские земледельцы. Позднейшее лангобардское законодательство совершенно игнорирует римлян как народ, признавая римлянами только тех, которые примирились с новыми порядками.
На развитие городской и государственной жизни Италии влияло положение, которое заняли в этой стране лангобарды. Они не думали щадить Италию. Перед вступлением в нее они сражались с гепидами и герудами. Им не у кого было учиться мягкости нравов. Альбоин еще относился к побежденным с некоторой сдержанностью, но после его смерти исчезает всякий дух умеренности. Римлян, однако, тяготило не то, что лангобарды заставляли их платить две трети сбора. Так поступали все варвары. Но дело в том, что эта система утвердилась после ряда убийств и что эти отношения не были прочны. Когда герцоги лангобардские решились выбрать короля, то они подарили ему половину собственных владений. Естественно, что это должно было отозваться на римских крупных землевладельцах и крестьянах. Вместо того, чтобы вносить ранее определенную дань, римские владельцы вынуждены были уступить половину своих земель: крестьяне тоже должны были увеличить количество арендной платы; именно, вместо восьмой части они должны были платить половину, экономические последствия этих порядков были тяжелыми.
Особенно пострадали от лангобардов города Италии. Из того, что некоторые из этих городов были покорены в позднейшее время, не следует думать, чтобы положение их было легче. Точно так же падали их стены, а жители считали за милость, если им позволяли оставить разоренные дома и удалиться в изгнание. Павел Диакон так говорит о взятии Падуи: «Наконец город был сожжен пожирающим пламенем и, по приказанию Агилульфа, разрушен до основания. Впрочем, войско, находившееся там, получило позволение воротиться в Равенну». Слова лаконические, но сильные и весьма впечатляющие[45]. Так было с Кремоной, Монцей и многими другими. По словам лангобардского летописца, на месте городов оставались только незначительные села[46]. Конечно, с одобрения лангобардской власти села опять оживали и возрастали до значения городов.
Городами управляли герцоги, которые начальствовали над целой областью. В менее важных местах жили так называемые гастальды, управлявшие округами. В истории итальянских городов под лангобардским владычеством надобно различать два периода, разделительной чертой которых служит половина VII в. Сперва мы видим закабаление их, потом возрождение уже после слияния лангобардов с римлянами. Сперва центр городской жизни из курии переместился во дворец лангобардского наместника. Сюда горожане обращались с жалобами, здесь их судили. Общественные здания, городские имения, даже церковные земли — все это переходило в ведение герцогского двора, или наместника, или гастальда. Сделавшись резиденцией власти, центральным местом лангобардского управления, перестроенный и видоизмененный город привлекал к себе тех из лангобардов, которые хотели сделаться куриалами и с этой целью продавали свои земли. Эти лангобарды титуловали себя nobiles. Потом они слились с народным ополчением и стали называться exercitales, arimanni (Heermann) или milites. Эти новые люди из варваров вторгались в города почти насильственно, тем более что лангобардам в городе было привольно. Лангобард мог выгнать римлянина из его собственного дома и из хозяина сделать только управляющим. Но это еще была милость. Бывали примеры, что лангобард совершенно лишал римлянина имущества. Во всяком случае, если лангобард овладевал домом итальянца, то последний уже не мог даже заложить своего имущества, потому что в одном доме было теперь два хозяина и один из них был гораздо сильнее другого. Однако дух и строй старого времени, вопреки уверениям германистов, продолжал еще сохраняться. Рядом с варварским вновь организовывалось и римское общество, не перестававшее существовать как таковое. Положим, оно было загнано, забито, лишилось самостоятельности, собственности, должно было терпеть тяжесть чуждого закона, но численность и старая идея брала свое. Эта численность была слишком значительной, чтобы ее можно было игнорировать. Собственно в городах варварам было не совсем удобно. Лангобарда чувствовали себя здесь, как и все вообще германцы, неловко. Если тогдашняя история Италии и переполнена лангобардскими именами, то не следует думать, что римляне были совершенно устранены от государственных должностей. Когда же сгладилось религиозное различие между двумя нациями, то римляне полностью сравнялись с лангобардами. Прежние лангобардские епископы сменились итальянскими; тогда же стали практиковаться разные новые способы дарования итальянцам, состоявшим под патронатством, прав свободного гражданина. Они тогда могли уравниваться в правах с лангобардами. Экономическая сторона тоже имела значение в ртом отношении. Между прочим богатые итальянские горожане получили право на то же вооружение, как и свободные лангобарды, так что cives и miles сливались в одно понятие. Естественно, что подпонятие богатых граждан подошли вообще зажиточные граждане и между прочим ремесленники. Большое значение в деле сближения двух наций имели браки, которые существовали в лангобардском королевстве. Известно, что эти браки были либеральны. Лангобард мог жениться на полусвободной римлянке и тем возвести ее в свободное состояние. В городах экономические условия были на стороне римлян; относительное положение их менялось скорее, нежели на помещичьих землях. Чем более уравнивалось имущественное состояние римлян, тем более сближались они с лангобардами, и по мере того, как нарождалось новое поколение, прежняя вражда ослабевала, уступая место совершенному равнодушию к родовым отличиям. Римлянин своей ловкостью пробился внутрь варварского общества, разрушая все препоны и внося туда свой язык, нравы и понятия. Итальянцы победили варваров своей цивилизацией и культурой. Они коснулись внутренней, духовной стороны их жизни, нравов, понятий, образованности, ознакомив их с лучшей обстановкой и удобствами жизни.
Новое общество, образовавшееся из смешения двух различных элементов (варваров и римлян), получает особый характер. В нем непобедимая лангобардская энергия соединилась с тонко развитым римским умом. Приморские города Италии первые проявили свою энергию. Тогда-то начинается торговая деятельность в Венеции, возникшей из нескольких рыбачьих хижин на берегу Адриатики. Затем сооружает свои галеры Пиза, а за ней и Генуя. Амальфи также вмешивается в торговые дела и богатеет. Самые большие богатства могли образоваться тогда в Равенне и Риме. Как видно из папских биографий, приписываемых Анастасию[47], ни один первосвященник не обходился без того, чтобы не использовать часть церковных сокровищ на сооружение новых храмов и других зданий, на выкуп итальянцев из несвободного состояния и т. п. При оживлении экономической деятельности, ознаменовавшей успокоение народа, изменяется характер отношений лангобардской власти к городам. В итальянских городах возникает национальная милиция, которая могла защищать города еще в первое время лангобардского нашествия.
Со временем сложилось так, что во главе власти в каждом городе стал с