ритория была опустошена неприятелями. За сбором приезжала целая армия чиновников. В начале каждого индикта являлись агенты, которые делали новую перепись. Если же при этом случалось, что владелец участка не мог заплатить налога, то за несостоятельного платил богатый, а господа за рабов. Горожане сами делались рабами, чтобы избежать податей и военной службы, так что по мере возрастания налогов возрастало и рабство. Крестьяне охотно записывались в зависимость к богатым землевладельцам и тогда уже не отправляли военной повинности и не платили податей. Такие-то поселяне, adscripti ad glebam [приписанные к земле], получили название колонов, а с варварского периода назывались вилланами — выражение презрительное, соответствующее, по позднейшей терминологии Московского государства, людям «подлым», низким. Но с возрастанием налогов увеличивалось число колонов и уменьшалось число свободных граждан. Из этих условий в средние века и развилось крепостное состояние. Что касается военной части, то она была преобразована Константином. Военные должности были отделены от гражданских: Гордость военная была унижена. Гражданские лица не только были приравнены к военным, но даже поставлены выше. В интересах верховной власти было разделить интересы общенародные и военные. Мало того, приток новых сил в войска уменьшился; число солдат в легионах было сокращено; вместо 6000 в каждом легионе оставили 1500. Это тяжело отразилось на положении поселян, они убегали к варварам. Зато и солдаты изнежились; их дисциплина была формальной, а не настоящей, не воинской. Следует отметить, что нижние чины армии в большинстве случаев были из варваров и тем более были чужды народу. Во времена республики легион получал полбу, со времени империи ему дают хлеб и мясо, а с конца III в. воины, кроме других съестных припасов, получают и вино. Конечно, все эти издержки падали на народ, который еще содержал столь же многочисленную гражданскую армию. В этой армии каждый гражданский чиновник имел свой чин по табели. Самые близкие чиновники к императору стали называться nobilisslmi [благороднейшие, выскороднейшие]; также титуловались принцы крови; придворные теперь именовались патрициями; сан консула сделался чином; далее шли illustri [светлейшие], spectabiles [великолепные], clarissimi [знатнейшие, яснейшие] и др. Но не заслуги давали чины, а произвол императора, который в любой момент какого-нибудь раба мог сделать «сиятельнейшим».
Экономические причины падения древнеримского общественного строя. Конечно, все эти гражданские и военные силы не могли придать прочности государству. Разумеется, империя была близка к падению сама по себе. Реформы, введенные Диоклетианом и Константином, могли только временно поддержать падающую империю; они не устранили главных причин падения. Никто не выразил точнее этого трепетного ожидания чего-то нового, чем Вергилий, который предчувствовал новый порядок тремя веками раньше. Magnus ab integro saeculorum nasciturordo, — говорит он в своей пророческой эклоге. Варвары должны были наследовать империи, а христианство — язычеству.
Необходимость перемены чувствовалась давно. Но в чем, собственно, будет состоять эта перемена? Приведут ли все эти преобразования к цели, или, будучи бесполезными, они останутся пустой формой?
Мы присутствуем при самых интересных моментах всемирной истории. Чтобы знать, почему эти преобразования не принесли желаемой пользы, надо вспомнить основы прежнего порядка. В прежнее время силу Римского государства составляли патриции с плебеями, но главным образом обусловливал могущество Рима поземельный надел. Чем больше был надел, тем больше силы приобретало государство. Каждый пролетарий был не гражданином, но орудием в руках других, вследствие чего плебс по мере лишения земель ослаблял государство. Обращение плебса в пролетариат подрывало не только значение плебса, но подрывало внутреннюю силу целого государства, а между тем ничто не могло защитить плебс от столь печальной судьбы. Чем больше увеличивались налоги, тем больше становилось безземельных. Трибуны недаром своими аграрными законами старались закрепить за плебсом прежние земли. В руках плебса прежде находилась власть избрания на высшие должности, а теперь избирали только те, которые владели обширными поместьями. После этого республика падает; она пала, в числе прочих причин, и потому, что уменьшилось число избирателей. Во всей Западной Африке, по словам Плиния, при нем было только шесть крупных землевладельцев, которых Нерон приказал убить, желая воспользоваться их имуществом, о чем умолчали Светоний и Тацит. Крупная земельная собственность была менее производительна, чем мелкая. Настала империя… Она только прикрыла зло, но не изменила порядок вещей. Чем больше увеличивались налоги, тем сильнее развивался неимущий класс. Дурные императоры конфисковывали имения богатых, а самих владельцев казнили; хорошие властители приводили дела в порядок, но развитие крупной собственности порождало общее обеднение.
Другое не менее печальное явление представляет судьба городов. Города при республике, как и при империи, сохранили свое самоуправление, свою администрацию: они избирали куриалов и декурионов, которые составляли курию, соответствующую нашей думе. Эта курия была ответственна за подати. Сами куриалы взимали налоги, какие хотели, причем правительство не спрашивало, может ли город внести назначенную сумму казне. За недобор эти зажиточные граждане отвечали своим имуществом. Вот почему они постепенно беднели. Они старались отказываться от чести быть куриалами, но императорские эдикты не позволяли им уклоняться от этой обязанности. Богатые поневоле притесняли бедных до тех пор, пока сами не обращались в таковых же. Деньги, собранные для податей, они отдавали правительству, употребляя излишек на нужды города. При Константине существование этих зажиточных граждан стало совсем невыносимо. Тогда настало такое время, когда свобода перестала быть желанным благом. Приходилось отказываться от прав, от состояния, делаясь императорским чиновником. И землевладельцам, и горожанам их права стали в тягость. Многие прибегают к покровительству могущественных лиц, как к якорю спасения. Вот экономические причины, обусловившие падение империи и изменение учреждений.
Спрашивается — изменились ли эти причины при Константине? Реформы Константина не продлили существования западной части государства; они не могли придать жизни Западной империи, ибо здесь они представляли аномалию в сравнении с прежним порядком. С каждым годом сила римских императоров становится все слабее, а варвары кажутся грознее. Наконец варвары как бы внедрились в империю. Вообще Римская империя не была чем-либо самостоятельным в истории. Эта эпоха была промежуточной пятивековой станцией между античной республикой и феодализмом. Древняя республика была известного рода системой со своим плебсом, патрициатом, распределением собственности. Феодализм также был системой с иерархическим распределением сеньоров, с сервами, новыми способами землевладения. Империя же не дала своей системы и потому существовала только до той поры, пока продолжалась дезорганизация, проявившаяся до нее. Вот почему реформы Константина не могли преуспеть на Западе, хотя они дали лишних десять веков Византийской империи, укрепив здесь принцип неограниченного самодержавия, развив его, в чем собственно и заключается историческое значение Византии — но все это потому, что на Восток не с такой стремительностью наступали варвары.
Христианство при Константине I. Таким образом, ослаблению Римской империи, а особенно ее западной части, содействовали две главные причины. Эти причины заключаются, во-первых, в изменении форм поземельной собственности, равно как в изменении условий и положения землевладельцев и горожан, и, во-вторых, в восточном характере абсолютной власти. То и другое противоречило основам античного государства. Обе причины вели к одному, причем абсолютная власть ускорила всеобщее расстройство, а не задержала его, как можно было ожидать. Опасность была сильнее в той части, которой больше грозили варвары. Когда новые германские дружины переплывали Рейн и начинали грозить Италии, перейдя Норические[4] Альпы, то положение провинций становилось безнадежнее. Чем слабее делалась империя, тем более усиливались способы нападения варваров. Когда силы Запада достаточно ослабели, а силы варваров достаточно усилились, плотина прорвалась и империя перестала существовать.
Но какую роль в этой борьбе играло христианство, которое таким чудесным и блестящим образом распространилось по империи?
Сначала христианство стояло в стороне. Оно не содействовало борьбе, стараясь только ослабить ее кризисы, одинаково просвещая учением любви и всепрощения и римлян, и варваров. Христианство в эту пору не обладало еще политическим значением. Когда Римская империя пала и почва ее покрылась тысячами обломков, христианское духовенство продолжало давать и побежденным и победителям один закон; то был закон взаимной любви. Не играя политической роли, христианство отделило свое дело отдела империи. Оно мечтало о небесном и мало интересовалось земным. Когда империя погибала под давлением решительного нашествия варваров, христианство всплыло на обломках разрушения и, соединившись с варварами, обратило их в свою религию. Западное христианское духовенство поставило пап радом с королями, а потом само вошло в сферу феодализма. Но в то же время оно содействовало независимости духовной власти от светской, хотя не отказывалось от выгодных услуг последней. Это было уже заметно во времена Константина. Христианству было не до империи, потому что оно встретило в своей среде внутренних врагов, с которыми вступило в борьбу. Оно находило их в язычестве и в тех, кто позволял себе гностицизм, это соглашение колеблющегося разума с непостижимым, но основным догматом.
Здесь мы наталкиваемся на вопрос, почему язычество ослабело и уступило. Если бы мы захотели взглянуть в литературные источники этой эпохи, то увидели бы, что язычество господствовало над массой и в частной, и в общественной жизни, что оно продолжало жить духовными интересами, проявляя себя во влиятельных литературных произведениях. Оракулы по-прежнему занимали свое место в политическом строе. Известно, что во II и III вв. язычество вошло в соглашение с древней греческой философией; оно брало материалы для своего обновления где только могло и искало опоры