ие полученной свободы, вольничали; не хотели слушать двенадцать воевод, если те, следуя порядку и по крайней необходимости, приказывали что-либо, и осуждали их мнения и решения. Все непослушные и недовольные, видя, что не могут быть наказаны, обвиняли самих двенадцать воевод в том, что те мало заботятся о Речи Посполитой, а, в ущерб объявленным законам, стараются будто о собственной прибыли и корысти. Отсюда часто между воеводами и гражданами возникали несогласия и споры, которые только вредили благоустроению Речи Посполитой. Природа людей оказывается такой же, как море; если оно раздаст расколыхать свои воды ветру, то нескоро возвратится к прежней тишине.
Когда, по милости Божией, прекратились короли и князья, поляки твердо постановили и решили держать свое государство на началах свободы и законов, рассуждая, что они гораздо лучше делают, повинуясь законам, а не королям и что общественные их дела пойдут счастливо при приобретенной свободе. Исключая некоторых, большинство, ставши непокорным и дерзким вследствие природы своей, обширности государства, безнаказанности поступков и своеволия, разнуздалось на всякие непристойности и безобразия. Не довольствуясь внутренними и домашними беззакониями, они распространили свою ненависть на соседние народы и земли. А потому соседние народы, возбужденные их неправдами, мстили им многими и частыми войнами; а так как нападения неприятелей никто в польских странах не отражал, споря за свободу, то враги опустошали их. Таким образом, желаемая вольность, предназначенная для государства, к чему стремились поляки, принесла Речи Посполитной неизмеримые беды и несчастья. Слабейшие, притесняемые сильнейшими, поздно и не вовремя получали помощь от воевод. Ибо каждый из них стремился к своим целям и намерениям; тем они дали повод думать, что господство многих в управлении Речи Посполитой невыгодно и непрочно, что большей частью вместо того, чтобы заботиться, как в обыкновенное время, о доблестях, развилась зависть до того, что каждый жаждет первенства и хочет отличаться как в выборах, так и в других общественных делах; происходили ужасные несогласия, раздоры и даже кровопролития, вследствие чего принуждены были снова обратиться к монархии.
Но теперь возникал вопрос, кто поднимет такое бремя и кто способнее к управлению народом, который вследствие вольности стал довольно упрям и непослушен и оказывал часто большое сопротивление. Однако, после обстоятельного рассмотрения дела, все с общего согласия обратились к мужу известному, жившему на реке Висле, недалеко от Паннонскцх гор, сильному, умному и изворотливому, именем Грику, или Граху, так как знали, что он отличался перед другими способностями, а честность его, много раз доказанная, была не заподозрена. Тогда они, с общего согласия и постановления, выбирают его князем и вверяют ему высшую власть и кормило целого королевства. Он, не соглашаясь, долго противился тем, кто возлагал на него знаки власти и пурпур; он думал с искренним изумлением, не шутят ли они над ним, как над безумцем, возлагая знаки величия. Наконец, когда убеждения просящих рассеяли его сомнение, не будучи в состоянии долее сопротивляться, он принял управление Польшей. И с того времени начал ведать общественными польскими делами, с таким благоразумием и предусмотрительностью, что поляки почитали его как отца. Он не распространял на поляков, как древние князья польские, ни тирании, ни презрения; но все устраивал на пользу и благо подданных; поэтому он одинаково оставался дорогим для дворянства и народа и правил суровым и грубым народом более посредством ласки, нежели силы.
Его слава и благородство до того стали известны, что ему покорились чехи и находились под его правлением и господством в продолжении всей его жизни.
Некоторые думают и утверждают, что князь Грах правил поляками за четыреста лет до воплощения Христа и приобрел себе славу могуществом и проницательностью (?!).
Грах, польский князь, устранив врагов то войной, то сделками и, уверившись во внешней безопасности, обратил усиленное старание на устройство дел внутренних. Прежде всего на высокой горе, которую местные жители называли Вавадом, орошаемой водами Вислы и имеющей на вершине своей широкую площадь, он ставит замок. Потом закладывает город недалеко от замка для большей его прочности, славы и украшения, на той же реке, и дает ему по своему имени название Грахов (Краков).
В таком-то месте и замке он уже установил столицу своего королевства; там он судил чехов и поляков, называя его первым и столичным городом своего государства; он льстил себе несомненной надеждой на будущее величие города вследствие его на редкость удобного положения. Благодаря скорому росту и счастью город усилился и до того разбогател, что соседние города и земли стали завидовать его счастью и богатству. Наибольшую зависть к нему питал город Гнезно, так как он отнял у последнего знаки первенства и затмил его древнюю славу.
Затем, после целого ряда сказок, Длугош говорит о выборе Попела князем и его тирании.
Это целый мир легенд, имеющих весьма слабую историческую почву, также как и сказания о Пясте, установившем порядок.
На границе соседние народы нападали на Польшу с враждебными войсками, беспокоили ее грабежом и разорением; для своих выгод, без всякого сопротивления, они захватили некоторые ее земля под свое государство и власть. Весьма печально было положение польских панов и дворянства, которые, ненавидя друг друга взаимной ненавистью, разорялись от частых грабежей и опустошений. Поэтому, на некоторое время, взволнованная внутренними и домашними войнами, Польша стала открытой для нападений и опустошений, а народы, живущие на границе, «веселились и плясали в неслыханной радости», думая, что королевство Польское, истощенное от многочисленных домашних войн, разрушится совершенно.
Когда главные паны увидели, что земля Польская вследствие домашних раздоров страдает и нищает более чем от войн внешних, они созвали в Красвицу для избрания князя другой съезд. Там, когда все паны и народ собрались для избрания князя, оставив прежние раздоры и ненависть (ибо к прекращению их принуждала крайняя опасность, грозящая отечеству), начали спокойно и согласно рассуждать о выборе князя.
Был в местечке Красвице муж именем Пяст, прозванный так оттого, что был на самом деле низкого роста, но здоровый и дородный: ибо поляки на своем языке называют пястой ту короткую и толстую часть колеса, которая прилегает к оси.
Муж прямой и честный по природе, отличавшийся всякими почтенными качествами, но, вследствие бедности, обрабатывавший плохим плугом небольшой кусок земли, для которого, как обыкновенно, бедность была причиной уважения, а также столь же добродетельная и честная его жена, по имени Репица и один сын, с ней прижитый, не названный еще никаким именем, занимаясь обрабатыванием земли, питались исключительно плодами полей. Гостеприимство, достойное удивления и восхваляемое устами всех, они оказывали бедным пришельцам, странникам, несчастным и всем другим, кто просил их помощи; хотя сами они были язычниками, но к их нищей хижине приходило больше, чем на королевские праздники. Случилось, — еще при жизни безбожного короля Попела, съеденного мышами, — что два чужеземных странника, нигде дотоле неизвестные, невиданные, приятной наружности, пришли в Красвицу и прежде всего в королевском замке попросили ночлега и пищи. Когда доступ к королевским покоям им был запрещен и двери передними заперлись, они удалились в простой, но гостеприимный дом Пяста, и как Пястом, так и его супругой Репицей были ласково приняты; их приветствовали любезнейшим образом.
Когда польские паны и все дворянство потеряли напрасно много дней на выборах короля в Красвице, а знатные совершенно рассорились (ибо спор о правах на княжество препятствовал благоприятному исходу голосования), — случилось, что для той толпы, которая явилась на выборы, недостало съестных припасов. Когда это обстоятельство всех обеспокоило и грозило бедствием по окончании выборов, те же два гостя входят в дом Пяста, к немалой радости его самого и жены его, приветствуют его польским королем, прибавляя, что он в Польше много лет будет царствовать в потомстве сыновей и внуков. Пораженного этим известием они успокаивают, возвещая ему, что он получает королевство по воле Божией, отвратить которую нельзя, а что они возвещают это вследствие Премудрого Промысла.
Когда паны и дворяне натерпелись не столько от голода, сколько от жажды, то Пяст, наученный своими гостями, по их приказанию, выставляет сосуд с медом, который только что сам со своими домочадцами пил и которым подкрепил уставших странников. Хотя все сборище, так нуждавшееся в подкреплении, жалось к его дому, однако мед чудного качества и питательный благодаря добавкам удовлетворил не только их жажду, но и голод, так что все напились пьяными. Атак как об этом чуде разглашали и прежде, а теперь были наделе убеждены, то вследствие какого-то божественного вдохновения сердца всех были воодушевлены, чтобы избрать этого благочестивого мужа королем.
Пяст. Один из всех Пяст был удостоен чудного знамения. Его признали достойным господствования, и трудно понять, какое побуждение охватило сердца всех панов, дворян, что столь великую честь предложили Пясту. На другой день они все собираются на площади, все единогласно выбирают и провозглашают Пяста королем, по предсказанию объявленному днем ранее ангелами; прибывшие в великом множестве к его дому, по законному обычаю, приглашают на трон и делают королем человека уже немолодых лет. Но насколько они торопились с выбором, настолько упорно сам избранный отказывался. Наконец, все, окружив отказывающегося, просили, и он более по принуждению, чем по желанию, принял королевство. Очевидно, что тем с большей для себя и всего потомства честью он приобрел это почетное звание не происками среди земляков, но замечательной скромностью и по божескому определению. Тогда приветствуют его королем своим, всей земли и всего народа, несмотря на то, что муж тот был рожден под деревенской кровлей, что он вовсе не был причастен дворянскому роду, был очень беден и на самом деле занимался землепашеством и пчеловодством. Когда же он из дурной избы, в которой жил, переселился в княжеские покои, то взял с собой башмаки, сделанные из пробочного дуба, велев их положить в княжескую