палату и всем своим потомкам показывать и ставить перед глазами, дабы те, вступая на трон польский, не гордились и не спесивились, узнав, что первоначальный их родич, получивший достоинство королевское, был из низшего рода и что род этот должен почитаться за чрезмерно счастливый. От него произошло столько знаменитых ветвей, столько яснейших панов, столько родилось душ, славных в своем достоинстве, разумею — королей и польских князей, процветающих даже до настоящих дней.
Он противился бы всяким способом своему избранию, если бы не был предупрежден об этом чудным образом своими гостями. Затем он, хоть изумленный и полный сомнения, согласился на выбор. Он не мог прийти в себя от мысли, что его постигло счастье, на которое он не только не надеялся, но даже о котором мечтать не смел. Потомство его стало настолько же знаменитым, насколько предок был в унижении. В управлении Польским королевством он оказывал необыкновенное благочестие. Несмотря на свое язычество, с заботливой и усиленной ревностью, как тогда, когда был ничем, творил он дела милосердия; тоже благочестие одарило его такими успехами, что все удивлялись и славили его правление. Паны и вся польская шляхта, видя образцовую и чрезвычайную мудрость, которую он проявлял и которая, казалось, была не его природным уделом, а дана самим небом, — пребывали ему послушными, оказывая полную покорность и повиновение во всем, что он постановлял и приказывал.
Под его же правлением прекратились наезды всех неприятелей, нападавших на Польшу. Уничтожилась свирепость разбойников и злодеев после того, как достойной удивления справедливостью и умеренностью он усмирил неприятелей, а разбойников укротил справедливой карой.
Вышло так, что Речь Посполитая, под управлением коварного короля Попела, а позднее, после гибели его со всем потомством, вследствие смут и домашних войн панов и дворян, очень ослабленная и отягощенная, снова достигла великого могущества. Тогда столицу из Кросвицы Пяст переносит в Гнезно.
Мечислав и крещение поляков в 962 г. Пяст был, несомненно, исторической личностью второй половины IX в. Он сумел высоко поставить значение Польши и вернул все потерянное при слабых предшественниках. С княжения Мечислава, или Мешко, правнука Земовита, Польша начинает входить в круг государств Западной Европы. Мечислав женился на Добровне, сестре чешского короля Болеслава Крутого и в 962 г. крестил свой народ. Польша добровольно признала себя немецкой ленницей, и Оттон I учредил для нее тогда познанское епископство.
Обстоятельства женитьбы и крещения Мечислава сходны с историей женитьбы и крещения русского князя Владимира Святого. Мечислав усиленно искал покровительства Оттона и получил от него титул маркграфа славян с условием, что он обязуется подчинить империи все непокоренные доселе славянские народы. Это было после того, когда поляки победили чехов и освободились от политической зависимости в 990 г. Теперь Мечислав, предавший своих славян немцам, помышлял о короне. Ему не удалось осуществить этого желания. Он умер на вершине своего могущества.
Ему наследовал старший сын его Болеслав Храбрый. Его царствование относится уже к XI в. На этой противославянской миссии мы оставляем молодую Польшу.
IVЗАПАД В X И XI СТОЛЕТИЯХСВЯЩЕННАЯ РИМСКО-ГЕРМАНСКАЯ ИМПЕРИЯ В БОРЬБЕ С ПАПСТВОМ И СЛАВЯНАМИ
1. До папско-императорской борьбы
1.1. САКСОНСКИЙ ДОМ В БОРЬБЕ СО СЛАВЯНАМИ
Излагая историю романо-германских земель, мы остановились на прекращении дома Каролингов; говоря об истории юго-восточных и западных славян, мы дошли до того момента, когда славяне приходят в соприкосновение с Германией и когда начинается национальная борьба между этими двумя народностями. Борьба эта не могла быть успешной для славян, потому что им пришлось иметь дело на этот раз с Германией, уже окрепшей, ибо она возродилась в империи. Обаяние империи, распространяющей по римским воспоминаниям свою власть на весь мир, было всегда сильно у германцев. Варвары благоговели перед императором и империей, когда еще римская цивилизация не успела наложить на них свою печать.
Связь Каролингов с саксонским герцогским домом. Мы упоминали о том состоянии, в котором находилась Германия во время Карла Великого. Из самых сильных и живучих германских народов саксонцы, после столь долговременной борьбы за свою независимость, были совершенно разгромлены франками. Но все-таки в саксонцах было столько живучести, столько силы, что они вновь явились соперниками франков, переродившихся теперь во франконцев. Карл Толстый, властитель почти всех земель монархии Карла[130], был последним представителем этой прямой линии. Его племянник Арнульф, принявший императорский титул в 896 г., и сын, немецкий король Людвиг IV (899–912), были последними из Каролингов на германском престоле. Сестра Людвига, Гедвига, дочь Арнульфа вступила в брак с знаменитым саксонским герцогом Оттоном, которого современники прозвали Великим за его удачные войны. Сын от этого брака, герцог Генрих, прозванный после Птицеловом, в шестом поколении приходился потомком Карла Великого по женской линии и перенес на саксонский дом традиции Каролингов. Эта брачная связь и была главной причиной, в силу которой императорская корона досталась в Германии дому саксонских герцогов.
Король Конрад I (912–918). Когда Людвиг умер, то весь народ пожелал возложить королевскую корону на саксонского герцога Оттона. Оттон был стар и потому отклонил предложение в пользу Конрада, герцога Франконии, сына другой дочери Арнульфа, Глисмонды, следовательно, стоявшего по отношению к Карлу Великому в той же степени родства, как и Генрих Саксонский. Франкония занимала нынешнюю Гессен-Нассау с северной частью Баварии, Вюртемберга и Бадена, а именно земли между Швабией, Чехией, Тюрингией и Лотарингией. То было самое сильное герцогство после саксонского, с городами Майнцем, Франкфуртом, Вюрцбургом, Вормсом, Шпейером и др. Поэтому в истории Германии X–XII столетий мы видим постоянную борьбу за престол между франконским и саксонским домами[131].
Уступив корону Конраду, старый Оттон Саксонский только скрыл свои истинные намерения. Он вскоре умер. Его преемник Генрих, успевший отличиться в борьбе со славянами и аварами, выставил свою кандидатуру. Понятно, что Конрад не захотел добровольно уступить корону Германии Генриху. Началась борьба. Уже в первой битве погибло столько франков, что странствующие певцы, видимо, сочувствовавшие Генриху, составляли песни, в которых, в числе прочего, ставили такой вопрос: «Где можно найти столь обширный ад, который бы мог вместить в себе всех павших франконцев?» Конрад должен был сознаться в своем бессилии. Общее мнение в Германии было за Генриха Саксонского. Все, даже франконцы желали видеть сына великого Оттона на императорском престоле. Зная об этом, Конрад, будучи бездетным, просил своего наследника и брата отречься от короны и передать ее врагу их дома. Он говорил: «Мы можем выставить и вывести в поход много войска; у нас есть крепости, оружие, регалии и все, что служит возвышению королевского достоинства; но у нас нет счастья и удачи. Счастье, мой брат, вместе с блестящей удачей стоит на стороне Генриха. Следовательно, и спасение Германии в руках саксов. Генрих будет истинным королем и повелителем народов». Конрад завещал брату своему передать Генриху все регалии старых королей: копье, мантию, меч и корону, что было в точности исполнено.
Король Генрих I (919–936). Весной 919 г., после смерти Конрада, его брат провозгласил саксонского принца королем Германии и отправил к нему послов с регалиями. Послы будто застали Генриха за птичьей ловлей, отчего Генрих и получил прозвище Птицелова. Впрочем, это указание встречается только у позднейших летописцев, лет полтораста спустя, т. е. во второй половине XI в.; современникам это прозвище известно не было. Генрих не заставил себя долго просить. Он возложил на себя корону, хотя положение его было затруднительным. Швабы и баварцы не признавали его в королевском достоинстве; на немцев налетали венгры, авары и, давно уже раздраженные германцами, славяне.
Генрих обладал многими данными для успеха в борьбе. Витекинд, может быть, преувеличенно, считает его мудрым, но по общим отзывам современников он принес с собой на престол опытность, приобретенную им в борьбе со славянами и аварами, и счастье, которое, казалось, никогда его не покидало[132].
Может быть, саксонская династия освещена таким благоприятным светом потому, что источники имеют односторонний характер. Насколько Витекинд не может без волнения вспомнить о саксонцах, видно из следующего: «Преславная, благородная, по мудрости ни с кем несравнимая королева Матильда родила королю перворожденного сына, любимца вселенной, по имени Оттон, потом второго, украшенного отцовским именем, Генриха, храброго и умного мужа, затем третьего, по имени Бруно, который в одно и то же время был мужественным полководцем и верховным владыкой (а в сущности только Кельнским архиепископом)…[133]
Положение Генриха было затруднительно. Внешние враги не заставили себя дол го ждать. Через два года по вступлении Генриха на престол, т. е. в 921 г., в Германии появились венгры и осадили Генриха в собственном его замке. Счастливая вылазка помогла Генриху. Он взял в плен вождя, любимого венграми. На просьбу венгров выдать пленника Генрих выставил условием девятилетнее перемирие, на что венгры согласились. Этим временем император поспешил воспользоваться[134].
Он прежде всего обратил внимание на грабежи и разбои. Он ловил разбойников и населял ими вновь строящиеся города. Этими разбойниками был населен Мерзебург и его окрестности. Новый город сделался базой дальнейших операций против славян. Из своего войска он выбрал каждого девятого человека и поселил выбранных в крепостях с тем, чтобы они заботились о приготовлении пищи для остальных восьми воинов. Поселян славянского происхождения он заставил платить треть их доходов на построение крепостей, над чем, по замечанию Витекинда, работали день и ночь. На случай войны поселяне должны были сидеть в ближайших к ним крепостях, спалив предварительно свои деревни, дабы неприятель не мог укрыться в них. Так как венгры были конниками и, следовательно, борьба с ними для пеших немцев была неравной. Генрих приучил последних к конной битве, к которой германцы и без него чувствовали склонность. Был восстановлен старый закон, в силу которого в случае войны призывались к защите все способные носить оружие.
Борьба с Генриха I с полабскими славянами. Прежде чем начать войну с венграми, Генрих захотел испробовать свою систему на менее опасных и более мирных славянах. Он нападает на одно из славянских племен, гаволян, главным городом которых был Бранный Бор (Бранибор), или, как называет его Витекинд, Бреннабург (нынешний Бранденбург). Воспользовавшись сильным морозом, он расположился на льду реки и взял город. С потерей своей крепости гаволяне покорились, причем Генрих взял в плен их князя Тумира. Успехи ободрили Генриха. Перейдя на левый берег Лабы, он в 929 г. покорил долеминцев, подчинил чешского князя Венцеслава (Вячеслава), прозванного святым, и обложил его данью[135].
Другое полабское население было на очереди, так как ротари с севера стали ближайшими соседями покоренных гаволян. Они не дождались нападения Генриха, а сами напали на него и взяли одну крепость. По этому сигналу восстали все полабские славяне и составили так называемый Велетский союз, главной крепостью которого было Ленчино на Эльбе (Лабе). Королевское войско пошло на них. Союзники потерпели решительную неудачу. Они бежали по болотам и озерами, гонимые немцами. От большой рати осталось только немного ратников.
Поход кончился беспощадным истреблением окрестных славян. Немцы убивали не только мужчин, захваченных в плен, по большей части рабов, но также женщин и детей. Скоро явились мстители за славян. То были бодричи и датчане. Впрочем, Генрих и на этот раз был счастлив. Он покорил бодричей и в 935 г. усмирил датчан. Была заложена новая Саксонская марка, ближайшая к славянам. На ней пролилось много крови.
Борьба с венграми. Тогда Генрих почувствовал, что настало время отомстить венграм. Когда венгры по прошествии девяти-летнего перемирия пришли за данью, Генрих отказал им. Часто приводят предание, будто Генрих послал венграм паршивую собаку с отрубленной головой; факт, вероятно, вымышленный; по крайней мере, Витекинд ничего подобного не говорит. Генрих, собрав сейм, сказал, что если германцы будут продолжать платить дань венграм, то придется отобрать богатства церквей. Собрание потребовало войны.
Теперь настало время направить все силы к отмщению. Между тем два ополчения венгров подвигались вперед. Генрих испытал свое искусство. Первое ополчение бежало из Тюрингии, второе — из-под Мерзебурга. Венгерская сила была сломлена. Много венгров попало в плен.
После этого Генрих велел раздать бедным и церквам дань, платимую венграм, и, чтобы увековечить событие, приказал написать картину битвы. Тогда, под влиянием увлечения и чувства благодарности, войска тут же на поле битвы провозгласили своего короля императором. По словам Витекинда, Генрих, столь счастливый в войнах и мире, на закате дней своих хотел предпринять поход в Италию и подчинить ее Германии. Известно, что деятельность выдающихся людей обыкновенно везде украшается различными вымыслами. Например, того же Генриха считают основателем таких маркграфств, таких епископств, которые не могли существовать в его время.
Городское право. Во всяком случае, справедливо одно из предположений позднейших историков, относящееся к Генриху. В деятельности Генриха видно желание создать городское сословие. До того времени города были населены рабами и евреями, жизнь которых не была ничем защищена от насилия. Евреи еще со времен Гонория пользовались различными льготами; например, им дано было право свободного проживания в некоторых городах. Кроме еврейского населения, в городах не было свободного промышленного сословия. Заслуга Генриха и состоит именно в том, что он победил отвращение германцев и саксонцев к городской жизни. Этого он достиг путем дарования льгот. Например, он давал переселившимся в города обеспечение в скором суде. В городах назначались особые графы, считавшиеся в зависимости от окружных графов, но в сущности самостоятельные. Эти графы судили в мирное время и предводительствовали городским ополчением во время войны. Так как окружные жители стали съезжаться в города на различные празднества, то в них образовались ярмарки. До сих пор все изготовлялось в деревнях и селах, по преимуществу крепостными. Теперь за труд взялись свободные. Появились различные ремесленники, мастера, подмастерья и т. д. Возможность промышленных работ сама собою увеличивала городское население. Вокруг городов воздвигались посады и слободы, которые впоследствии обнесли стенами.
Таким образом, в административных мерах Генриха коренится источник одной из важных сторон развития цивилизации. Трудно согласиться с немецкими историками-патриотами, что Генрих поступал в этом случае сознательно. Его заслуга тут случайна, потому что города со своей промышленностью возникали помимо его воли.
Коронация Оттона I (936–973). Под конец жизни Генрих созвал своих вассалов в Эрфурт и убедил их признать Оттона при жизни королем Германии. Этому приему после часто подражали немецкие государи. Коронация Оттона в Ахене была в высшей степени торжественной и послужила как бы программой для будущих коронаций. Это коронование описано у Витекинда впервой главе второй книги. Архиепископы Майнцский, Кельнский, Трирский соперничали за честь быть руководителями церемонии. Франконский герцог заведовал кушаньями, Швабский — вином, Баварский — конюшнями и т. д. Таким образом, здесь видно начало позднейших чинов имперских избирателей. Оттон не привлекал к себе сердца подданных, однако внушал к себе уважение, хотя ему и было только двадцать четыре года. Но когда ему подали при коронации меч с наставлением заботиться об изгнании врагов Христа, о благе народа и соблюдать мир во всем христианстве, все присутствовавшие прониклись уверенностью, что он исполнит свое назначение. Ожидания их отчасти оправдались[136].
Известно, что Оттон I хотел объединить под своей властью Германию, чтобы потом усилить ее Италией. Он был выразителем задач своего времени. Способный на всякую жестокость, крайне честолюбивый, Оттон умел владеть собой. Его «характер, исполненный великодушия, гордости, высоких порывов, честолюбия, давал ему возможность достигнуть желаемого. Он не казался государем, а в действительности был таковым. Он принес с собой на престол самые широкие представления о королевской власти. Он не был по росту современникам.
Кроме войн с внешними врагами, Оттону не раз приходилось вести серьезную борьбу и внутри государства: против него восстали герцоги Франконии и Тюрингии, а вскоре прошел слух о заговорах.
Междоусобица в Германии. Родные братья стали его врагами. Сначала он должен был воевать с Тинкмаром, старшим братом, который не имел права на престол, потому что императорский сан издавна был избирательным; затем он боролся с младшим братом Генрихом. В союзе с герцогом франконским Тинкмар произвел одновременное восстание в Саксонии и Франконии. Однако заговор этот в 941 г. был подавлен не столько силой оружия, сколько благодаря счастливому стечению обстоятельств. Оттон простил мятежников, отняв у них владения. Франкония по прекращении законной династии была раздроблена. Лотарингию император отдал своему зятю, Конраду Вормскому, женатому на единственной дочери Оттона, Люитгарде. От этого брака происходит Лотарингский дом, с которым впоследствии породнилась габсбургская династия и дала линию австрийских императоров. Сыну своему, Людольфу, король отдал Швабию, а Саксонией и Тюрингией управлял сам; но по причине продолжительных отлучек из Тюрингии сперва предоставил управление Саксонией Герману, сыну Биллинга, с титулом герцога, — а остальную, пограничную часть, Саксонскую марку, после победы над славянами, передал графу Герону.
Войны со славянами. Герман Биллинг и маркграф Герон. Кроме итальянских войн император также предпринимает походы против восставших вассалов, а также против полабских славян; в том и другом случае ему помогал чешский король Болеслав Крутой. Так, когда в 953 г. восстание имперских вассалов грозило Оттону серьезной опасностью, Болеслав поспешил к нему на помощь и много способствовал его победе; потом он же помогал ему в войне с мадьярами.
Когда в ближайшем соседстве бодричей и лютичей утвердилась власть саксонцев, в лице марграфа Герона и герцога Германа Биллинга, то в славянах стало усиливаться негодование, которое вызвало впоследствии вооруженное столкновение, так как в их землях стали появляться немецкие проповедники и сборщики; притом и Биллинг, и маркграф ненавидели славянство. Полабские князья, по словам Витекинда, задумали убить маркграфа Герона, который казался им особенно опасным. Но маркграф предупредил их. Напоив допьяна тридцать славянских князей, он зарезал их. Такое Позорное нарушение прав гостеприимства вызвало ожесточенную месть. В ответ на это раздался клич: «Борьба насмерть с немцами». Борьба велась с большими жестокостями со стороны славян, которые жгли немецкие селения, убивали немецких колонистов и вторгались на германские земли. Бодричи шли впереди; они разбили саксонцев, стеснили Герона и заняли марку. Сам Оттон должен был явиться, чтобы спасти империю. Завязалась непримиримая борьба со всеми ее ужасами. Витекинд хорошо понял смысл этой борьбы, говоря, что немцы сражаются за славу и распространение своей власти, а для славян речь идет о выборе между свободой и рабством; всякое бедствие в глазах славян было ничтожно в сравнении с потерей свобода. «Это какое-то суровое отродье людей, которое нельзя испугать никакой строгостью, — метко замечает Витекинд. — Привыкнув к самой жалкой пище, славяне считают наслаждением то, что для нас было бы невыносимым бременем»[137].
Герман Биллинг правил одновременно с Оттоном (936–973). С его именем и вообще с Биллингами соединяется представление о той бессердечной политике, которая обратила кроткого славянина в ожесточенного врага христианства, настойчиво и упорно распространяемого при Биллингах[138].
То, чего не могли сделать храбрость и искусство Оттона, довершила измена. Пленный славянский князь Тугумир предложил немцам свои услуги. Ему обещали власть над гаволянами в Браниборе с обязательством подчинения. Он согласился, убил своего племянника и предал Бранибор Оттону. Ротари принуждены были смириться, и тогда покоренные славяне между Лабой и Одром согласились платить дань немецкому королю в 939 г. Но по мере того, как число немецких проповедников и сборщиков увеличивалось в славянских землях, народом овладевало негодование, которое часто вызывало вооруженное сопротивление.
До 954 г. тянулось перемирие. Оно находилось в связи с внешней политикой Оттона, его пангерманскими замыслами. Но вот Герои снова ударил на славян на берегах Одры (Одера) и победил их; за свой подвиг он прослыл по немецким землям могучим и славным человеком[139].
Тогда бодричи и лютичи снова поднялись. Они нашли поддержку в саксонских претендентах. Племянники Биллинга, Вихман и Экберт, преследуемые своим дядей и Оттоном, укрылись у венетов, в Светлом Кранеце. Дяди осадили племянников, но безуспешно. Они отступили и на обратном пути были разбиты славянским войском. По их следам ворвались в Саксонию славяне. Их вел Вихман, хорошо знавший свою родину; его увлекала, конечно, месть, а не какое-либо расположение к славянам.
Поражение немцев послужило знаком для других. Вихман и Экберт заняли со своими сообщниками несколько городов, но, оттесненные Германом, они подняли бодричей, которые и пришли к ним на помощь под начальством двух вождей. Бодричи весной напали на саксонцев; однако они не позорили свой путь грабежами и убийствами, пока сами саксонцы не подали им повода к жестокостям. Одна соседняя немецкая крепость сдалась бодричам вместе с рабами и имуществом; но сдавшиеся выговорили неприкосновенность и свободу как для себя, так и для своих жен и детей. Когда славяне вступили в город, то один из воинов, узнав свою прежнюю невольницу, бывшую уже замужем за свободным человеком в этом городе, старался вырвать ее из рук мужа, но получил от него удар и, считая себя обиженным, закричал, что саксонцы нарушили договорные условия. Тогда все бодричи бросились на саксонцев, мужчин всех истребили, а жен и детей увели в рабство. Отчаявшись победить бодричей собственными силами, Герман просил у Оттона помощи.
Оттон сначала не мог помочь ему, потому что имел тогда дела с мадьярами; но потом, одержав над ними полную победу на берегах Леха, в 955 г., с сильным войском вступил в страну бодричей.
Когда Оттон увидел себя во главе огромного войска, то сделался надменным в высшей степени, радуясь тому, что наконец нашел случай отомстить бодричам, требуя при этом вознаграждения за зарезанных в крепости. Предпочитая войну унизительному миру, бодричи, велеты, череспеняне, долинчане взялись тотчас за оружие, и все пространство от Лабы до Одры воодушевилось одной общей мыслью.
Впрочем, поморяне не поддержали своих соплеменников, потому что не имели политических претензий к немцам. Это было совершенно в славянском духе. Напротив, ране, или ругии, с острова Рана (Рюген), руководимые духом славянской розни, изменили своим и помогали немцам. Славяне находились в критическом положении, так как на них с юга шел через земли гаволян и украинцев маркграф Герон, а с запада через Лабу приближался сам Оттон в союзе с изменником, чешским князем Болеславом Крутым.
Между тем Стойгнев, руководивший делами славян, завлек императора Оттона в болотистые и лесистые окрестности Морычского озера, около Малкова, где до сих пор сохранились следы старых укреплений; здесь князь окружил врага со всех сторон. В таком положении немцы пробыли долго, а между тем у них появились в войске болезни и голод. Не зная, на что решиться, немцы, желая показать свою непобедимость, предлагали славянам сдаться, хотя сами были измучены. Однако Стойгнев не согласился, а только засмеялся над подобным предложением.
В конце концов Герману удалось выйти из этой местности; немцы построили наскоро через реку три моста и перешли ее. Узнав об этом, славяне беспорядочной толпой устремились за ними, вследствие чего немцы легко убивали их и затем обратили в бегство (955). Сам предводитель бодричей Стойгнев был убит; его голова была выставлена на позор; немцы устроили вокруг него гекатомбу, перерезав семьсот пленников; этими трофеями они обложили голову ненавистного князя. Вихман и Экберт укрылись во Франции. Саксонцам, конечно, эта борьба обходилась дешево, потому что они боролись чужими средствами. Однако славяне, хотя не раз были побиты, но тем не менее не изъявляли покорность ни перед самим Оттоном, ни перед Героном, этим защитником отечества, как его называет Титмар. Оттон еще целых четыре года предпринимал поход на ротарей, пока, наконец, не увлекся итальянскими делами.
Тогда Вихман, оставив ротарей, покорился дяде, но снова не поладил с ним и опять убежал к тем же благодушным ротарям. Только теперь настал конец беспокойной деятельности саксонского изгнанника. Он вовлек ротарей в войну с Мечиславом польским, другом и союзником императора. В одной из стычек Вихман был ранен, окружен поляками и умер на их глазах (967). С его смертью исчез тот стимул, который двигал славян в борьбе с немцами. Ротари сопротивляются еще год. Оттон велел истребить их; он пишет герцогу Саксонскому из Италии (968), куда снова уехал после славянской войны: «Вы знаете, как часто эти люди нарушали верность и сколько вреда они причинили; поработите ротарей и покончите с ними скорее». Император обещал сам прибыть для исполнения задуманного плана.
Оттона не дождались. Саксонцы без него заключили мир с ротарями, потому что на них напали одновременно датчане и поляки, которые разбили Герона на Одре в 972 г. Когда император в 973 г. прибыл в Кведлинбург, то на Пасхе его окружили покорные вассалы из славян с данью. Здесь впервые склонились перед императорской короной и полабские славяне, и Болеслав чешский, и Мечислав польский. Империя простирала свою руку на весь славянский мир от Балтийского моря до Чехии, от левого берега Лабы до Одра. В 973 г. Оттон дарует одной магдебургской церкви часть дани, платимой ему жителями пограничья, речанами (Rezini), долинчанами, ротарями и череспенянами.
Германизация и окатоличивание славян. Подобно Карлу Великому, обратившему саксонцев в христианскую веру и слившему их с остальными германцами, Оттон, постоянно бравший Карла себе как образец, всю жизнь свою домогался всякими способами обратить славян в католичество и онемечить их. Это было весьма тяжелым делом, но Оттон почитал его угодным Богу. Конечно, насильно навязанная религия не могла упрочиться между славянами до тех пор, пока они поддерживали тесные сношения со своими единоплеменниками-язычниками. Каждый подвиг немецкого оружия влек за собой учреждение епархий и аббатств. Из славянских епископств, основанных Оттоном, примечательны: Магдебургское, Мерзебургское в Жницах (Зайтц), в Мишнах (Мейссен), в Браниборе (Бранденбурге) для украинцев и речан, Гавельсберг для доленчан, Старгард для бодричей.
За распространение католичества из всех славянских князей ратовал только Болеслав Храбрый Польский. На содержание духовенства Болеслав назначил десятину, но с тем условием, чтобы на нее содержались как епископ с капелланами, так и школы, заводить которые поставлено было в обязанность каждому епископу. До этого времени славяне смотрели на католических священников как на грабителей; славяне старались всеми силами противодействовать распространению христианства, которое признавали только до тех пор, пока оно было подкрепляемо оружием, а затем снова возвращались к язычеству. Так о племени полабских сербов известно, что они, будучи христианами, не посещали христианских храмов, а втайне даже приносили жертвы языческим богам. При этом они были обязаны доставлять епископам десятую часть дани, а в пользу католического духовенства одну меру хлеба, сорок мотков льна и тринадцать марок серебра. Кроме того, славянские поселяне были обременяемы и другими различными налогами.
Не питая искреннего уважения к христианской религии, славяне часто подвергали ее осмеянию. Так, Бозан, епископ Мезербургский, написал однажды κύριεέλέηρον [ «кирие элейсон»] и просил своих пасомых из славян пропеть ему; они же насмешливо переиначили слова, применив их к старинной своей пословице, и пели «кри вольша», т. е. «В кусте стоит ольха», или плохо разбирая епископские буквы, или нарочно издеваясь над новой верой.
На столетие славяне вырвались из немецких тисков. Этим они были обязаны ослаблению императорской власти в Германии, сосредоточению ее в Италии и усилению Польши.
1.2. САКСОНСКИЙ ИМПЕРАТОРСКИЙ ДОМ В БОРЬБЕ ЗА ГОСПОДСТВО В ИТАЛИИ И СВЕРЖЕНИЕ НЕМЕЦКОГО ИГА ЗАПАДНЫМИ СЛАВЯНАМИ
Идея единой империи. Мы остановились на внутренней политике короля Германского Оттона I. Мы еще не говорили собственно о его императорстве, которое находится в связи с политическим возвышением Германии и ее всесветным значением. Существенным и важным моментом в правлении Оттона I служат его итальянские дела и отношения. Его высокая историческая заслуга, за которую современники несколько преувеличенно прозвали его «великим», заключается в том, что он первый понял необходимость организации тогдашнего общества, так как от раздельности и раздоров страдали германские и другие народы.
Но дело в том, что Оттон слишком обобщил эти стремления; он хотел славянское племя сплотить воедино с германским в то время, когда кровавая вражда разделяла одно племя с другим. Представление об империи было неразлучно с понятием обладания Италией, которая составляла как бы необходимое звено для бытия империи. Какой город мог заменить Рим как столицу всего света? Все крупные города тогдашней Галлии и Германии были в сравнении с ним местечками. Рим, неоднократно разграбленный, все еще продолжал быть обширнейшим и лучшим городом тогдашнего мира. Не говоря о влиянии великих исторических воспоминаний, самая идея римской власти и гегемонии продолжала жить в сердцах варваров. Как прежде властители Германии подчинились Риму, так и теперь, спустя пять веков, они склонялись перед величием столицы мира. Так сильны бывают исторические традиции.
Идея единой империи, притом Римской, казалась священной, и эта империя действительно называлась Священной. Она приняла величавые формы в воображении народа. Ее пределы безграничны, как безграничен мир. Все, что исповедует христианство, должно войти в ее область: все, что не озарено верой Христовой до настоящего времени, просветится ее светом только под кровом империи. За такую идею стоило умирать сотням тысяч людей. Она имела всегда мистическое значение. Центр целого мира находится в Риме.
Пророк Даниил разгадал и растолковал когда-то царю Навуходоносору виденный им сон; юноша раскрыл владыке Вавилона величественную картину будущего, которое воплощалось в виде истукана с золотой головой, серебряными руками и грудью, медными бедрами и чревом, железными голенями и глиняными ногами. Пророк, указав на медное царство, которое будет владычествовать над всей землей, т. е. Римскую империю, провидел воображением в будущем нечто еще более могучее. Он говорил о четвертом царстве, «крепком как железо», но при этом разделенном, ибо пальцы и ноги истукана были из железа. «Как железо не смешивается с глиной, так не сольются одно с другим» части этого царства. Это был прообраз Священной Римской империи, унаследовавшей империи языческой. Языческое царство было могучим, но временным. Христианское же — вечное и бесконечное. На это прямо указал пророк: «И во дни тех царств Бог небесный воздвигнет царство, которое вовеки не разрушится, и царство это не будет передано другому народу: оно сокрушит и разрушит все царства, а само будет стоять вечно»[140].
Целые столетия общее мнение всего католического Запада усматривало в каждом слове пророка указание на Священную Римскую империю. Народам необходим был надежный прочный кров и твердая рука властителя. Когда пала Западная Римская империя, то такой кров оставался в Восточной Византийской империи, монархи которой были для всех образованных и грамотных людей теми же римскими императорами. Долго латинские хронисты VI–IX веков ведут хронологию местных событий, увязывая ее с византийскими императорами, сохраняя формальное единство. Так продолжалось до Карла Великого. Теперь на Западе вновь был найден свой политический центр. Но ничтожество преемников великого императора лишило народы тех выгод, какие давало это единство. Между тем число врагов растет. Помимо язычников, возникла страшная мусульманская сила. Сарацины грозили обратить в мечеть храм Св. Петра. И вот, когда почувствовалась опасность для западного христианства, явились властители в недрах Германии, которые увлеклись грандиозной задачей восстановления единой империи. Они успели, ибо после церковных раздоров, навсегда разделивших христианство, Рим не мог допустить, чтобы такое призвание взяли на себя императоры схизматической в его глазах Византии. До известного времени папская духовная власть будет поддерживать императорскую.
Карл Великий, создавший империю, ввергнул Италию в хаос и сделал ее сценой междоусобиц более, чем какую-либо другую страну тогдашнего мира; он допустил в ней разделение власти. В Италии появилось много властителей, хотя они чувствовали, что назначение Италии совершенно иное. В обществе не умирала мысль, что Италия должна быть во главе западных государств. Так как последние из Каролингов были повелителями Германии, то продолжали думать, что и Арнульф, король Германии, который не был прямым потомком Карла, а только побочным наследником, может иметь претензии на Италию.
Положение Италии в IX в. В доказательство приведем одно место из хроники Регино, в которой под 888 г. читаем: «После смерти Карла государство, повиновавшееся его слову, разложилось на части, как бы не имея общего наследника. Каждая часть не обращалась к своему естественному повелителю, т. е. Арнульфу, но спешила избрать из своей среды собственного короля. Никто не превосходил других настолько, чтобы подчинить остальных своей власти». Эти слова высокой важности. Они раскрывают взгляд общества на совершившееся событие. Очевидно, в умах господствовала уверенность, что все западные государства с Римской империей во главе должны бы были вновь сплотиться воедино, как были слиты они пять веков тому назад. Итальянские Каролинги вымерли раньше других. Они не передали своих прав никому ни на Италию, ни на Лотарингию, ни на две Бургундии, т. е. на все те области, которые после Карла были долго неразлучны и которые разделены были лишь Лотарем I в 855 г.
Император Людовик II Итальянский умер в 875 г. без наследников, и Италию стали делить налетевшие на нее честолюбцы, в то время, как на юге ее засели в прибрежных скалах сарацинские пираты, а в Беневенто и других местах правили лангобардские князья. Кое-где признавалась еще номинальная власть византийского императора. В 887 г. встречаем итальянского короля Беренгария, владетеля Фриуля; в Милане он короновался железной ломбардской короной. Его конкурентом явился Гвидо, сын герцога Сполатского. Долго они жили дружно, но потом разошлись. Эти отношения обратились во вражду, и «из этих междоусобий, — говорит Регино, — выросли для обеих сторон великие потери». Гвидо одержал верх и, коронованный императором в феврале 891 г., изгнал Беренгария, который обратился за помощью к Арнульфу Германскому. Тот трижды приходил в Италию в 894,895 и 899 г. Беренгарий считал за собою больше законных прав, так как приходился по матери внуком Людовика Благочестивого. Он согласился признать себя вассалом Арнульфа, если тот утвердит его на престоле. В доказательство своего повиновения Беренгарий в торжественных случаях носил за Арнульфом королевский щит. Милан сдался немцам, Арнульф пошел на Павию и, оттеснив Гвидо, в начале 896 г. устремился на Рим. Рим отказал в сдаче. Немцы приготовились к штурму. Но не пришлось штурмовать стен вечного города. Заяц самым невинным образом испугал потомков Ромула; римляне были отвлечены во время этого переполоха и отворили ворота немцам. Арнульф был коронован в императоры папой Формозой в Риме в 896 г., но он пробыл в столице только пятнадцать дней, поспешив удалиться, так как мало оказывал внимания римской святыне и не умел поладить с тамошним духовенством[141]. Лиутпранд пишет: «Служители Бога влачились в оковах; девы претерпевали насилие, замужних бесчестили. Сами храмы не служили убежищем от неистовства наемников. В них совершались пиры, попойки, раздавались песни и праздновались вакханалии. В самых церквах женщины публично предавались разврату (prostitute bantur)»[142].
Эти обычные ужасы варварского нашествия обратили особое внимание современников. Итальянцы мстили немцам, как могли, и, будучи слабы, прибегали к низким средствам. Лиутпранд рассказывает, как Арнульф был отравлен в Италии медленным ядом, от которого он впоследствии был изъеден червями. Яд был дан вдовой императора Гвидо, который не пережил торжества своего врага и умер в декабре 894 г. На обратном пути Арнульф хотел ослепить Беренгария, думая утвердить Италию за Германией). Но это не удалось: Беренгарий скрылся, Арнульф, энергично отстаивая национальные интересы, преследовал немцев, но в конце того же 899 г. умер.
Итальянское королевство. Беренгарий I (888–924). Гуго (до 947). Беренгарий насильно захватил королевский престол, но итальянцы недолюбливали его. «Итальянцы, — говорит Лиутпранд, — всегда предпочитают иметь двух властителей, чтобы удержать одного страхом другого. Поэтому они, не довольствуясь одним Беренгарием, поставили королем сына умершего Гвидо, Ламберта». Беренгарий удалился в Верону, дожидаясь, пока сами итальянцы не попросят его принять власть. Он ждал напрасно, находясь в постоянной борьбе то с Арнульфом, то с нижнебургундским королем, Людовиком II, которого он ослепил в 905 г., то с верхнебургундским королем, Рудольфом II.
Только что названные повелители Бургундии считали себя в одинаковых правах на итальянское королевство, потому что были родственниками Каролингов по женской линии. Сын ослепленного нижнебургундского короля Людовика, Гуго, мстит за отца. Убив в 924 г. Беренгария и овладев итальянским престолом, он уступил свое бургундское наследство ближайшему наследнику Рудольфу II, верхнебургундскому королю. Тогда обе Бургундии соединяются. Гуго правит в Италии до 947 г. Но и помимо этих междоусобий, Италия должна была претерпеть много от внешних врагов. Венгры, приглашенные еще Беренгарием I, не переставали с 924 г. грабить богатую Ломбардию, а родственники убитого короля, Беренгарий II и Ансгарий, дети Иврейского маркграфа Адельберта, считали себя в таком же праве на итальянский престол, как и Гуго. Погром Павии венгерскими варварами был ужасен; сорок три церкви было сожжено; из всего населения осталось только двести человек. Эти невероятные зверства совершились 12 марта 924 г.
Беренгарий II (до 964). Беренгарий II, который теперь получил известность, был внуком Беренгария I по матери. Беренгарий II отличался дальновидностью и хитростью; Ансгарий же решительностью и отвагой. От Ансгария Гуго успел отделаться скоро, но Беренгарий не слагал оружия. Напрасно Гуго пытался ослепить его, Беренгарий скрылся в Швабии, перейдя через перевал Сен-Бернар, который назывался тогда горой Юпитера.
В это время в Германии уже правил Оттон I. Он взял Беренгария II под свое покровительство, несмотря на просьбу Гуго. Может быть вместе с тем Оттон взял подарок и у другой стороны, т. е. у Гуго, но, во всяком случае, выдать Беренгария отказался.
V Здесь завязывается узел немецких притязаний на Италию, Летописец сохранил нам ответ Оттона, из которого видно, что последний держал Беренгария не для погубления, а для примирения его с итальянцами. Так он сказал между прочим итальянским послам: «Если бы я мог помочь чем-нибудь вашему государю, то не только бы не принял подарков, но еще сам послал бы вашему королю дары от себя. Просить же меня о том, чтобы я не оказывал помощи Беренгарию или кому бы то ни было, кто обращается к моему милосердию, — это верх глупости»[143]. Но Лиутпранд еще раньше заметил, что Оттон взял подарки от Гуго и потом сам противоречит себе. Во всяком случае Оттон удерживал Беренгария, как будущую угрозу, как узел немецкого господства в Италии. Беренгарий, интриговавший в Италии, всегда был выгоден для Оттона. Через него он держал под своим влиянием слабый, раздираемый соперничеством полуостров.
Итальянские города и князья равно привыкли переходить из-под власти одного во власть другого. У Беренгария нашлись приверженцы. Гуго бежал в Прованс, поручив номинальную власть своему сыну Лотарю при самых невыгодных обстоятельствах. Он умер за границей в 945 г. В Италии, таким образом, осталось два короля: Беренгарий II и Лотарь. Последний, женатый на дочери верхнебургундского короля, был лишь номинальным властителем, а на самом деле повелителем был Беренгарий II, обязанный столь многим Оттону.
Лиутпранд, изгнанный Беренгарием II из отечества, рисует его самыми темными красками, доходя до цинизма в описании его жизни, но вместе с тем он не скрывает мрачных фактов из жизни тогдашнего итальянского общества. Между прочим он рассказывает, как была публично осмеяна справедливость. Например, на венгерскую дань, говорит он, все — от стара до млада — должны были внести по одной монете. Беренгарий, получив такую дань, сбыл фальшивую монету венграм, оставив в свою пользу то, что было добыто жителями с таким трудом. Он очень рассчитывал на покровительство Оттона, забыв историческое тяготение императоров к Италии. Оттон уследил легкую добычу.
Беренгарий II думал, между прочим, утвердиться в Италии женитьбой на Аделаиде. Ранее он пытался ограбить свою невесту, но когда это не удалось, он захотел на ней жениться. Узнав, что та не согласилась, он посадил ее в тюрьму. Оттуда она бежала при помощи священника и укрылась у епископа Реджио, который отказался ее выдать Беренгарию. Романтические приключения и похождения Аделаиды описаны в поэме Гросвиты.
Походы Оттона I в Италию. Оттон был тогда вдовцом. Узнав о приключениях Аделаиды, может быть, по искреннему увлечению, а может быть, и из ненависти к Беренгарию, он решился быть рыцарем Аделаиды и через нее обогатиться в Италии. Нет сведений, что Аделаида лично просила помощи.
В 951 г. немецкий король лично явился в Северную Италию, взял Павию, куда Беренгарий в страхе скрылся. Его вассалы присягнули Оттону. Оттон отправил посольство к Аделаиде с предложением руки в несколько грубой форме. Он велел намекнуть, что будущую королеву ждут великие подарки. «Когда же он увидел ее, — замечает хроника, — то выбрал в подруги, как достойнейшую». После свадьбы, в конце 951 г., он провозгласил себя ломбардским королем. Так началось чужеземное владычество над Италией.
Национальное государство, как мы видели, не просуществовало и ста лет. Хотя оно страдало от раздоров искателей, но все-таки могло иметь лучшую будущность. Из немецкого ига Италии не было возможности вырваться, и она невольно подчинялась.
Другая причина, которая подрыла основание национального государства в Италии, заключалась в условиях феодального быта, который вообще не допускал прочного строя. Первое время Италия не высказывала особой ненависти к немцам, ибо национальность в то время только зарождалась и не получила пока определенного характера, особого оттенка. Для Италии одна власть от другой отличалась мало. Вообще, в средние века общественные отношения играли главную роль.
Но это было только началом германского влияния. Оттон смотрел на ломбардское королевство, как на ступень в здании империи.
Обстоятельства сами собой влекли Оттона в Италию. Беренгарий II не оказывал ему должного послушания. Он теснил вассалов Оттона, которые, наконец, обратились к немецкому королю с мольбой о защите.
Через десять лет после первой кампании Оттон снова явился в Ломбардию. Его звал на этот раз папа Иоанн XII, восемнадцатилетний молодой человек, известнейший развратник своего времени. Оттон по просьбе этого юноши-первосвященника пошел на Рим, предварительно, в ноябре 961 г., короновавшись итальянской королевской короной в Милане. Беренгарий укрылся в крепости, а его сын бежал на Корсику. Все города отворяли ворота Оттону; 2 февраля 962 г. Иоанн XII помазал Оттона императором, за что тот возвратил папе не только все, ранее принадлежавшее ему, но наградил его дорогими подарками, состоявшими из драгоценных камней, золота и серебра. Папа и первые городские лица принесли императору клятву над гробницей Св. Петра никогда не оказывать помощи ни Беренгарию, ни сыну его. Затем император, нимало не медля, возвратился в Германию.
Но папа Иоанн не сдержал клятвы; он приглашал вернуться Адальберта, сына Беренгария, который был на Корсике, обещая ему помощь против императора. Это удивило Оттона. Впрочем ничего иного нельзя было ожидать от этого оригинального патриарха. Оттон отправил в Рим доверенных лиц и убедился, что враждебная манифестация была делом развратного папы.
Папа Иоанн XII (956–963). Любопытно коснуться биографии этой личности, пользуясь сообщениями Лиутпранда. Иоанну XII было восемнадцать лет, когда он, благодаря своей матери Теодоре, вступил на престол. Он принадлежал к семейству Феодоры и Мароччии, которые дали Риму нескольких пап. Иоанн пользовался церковным имуществом для своих непосредственных целей. Он наделял своих фаворитов золотыми распятиями, золотыми чашами из храма Св. Петра. Он разнообразил состав своих возлюбленных тетками, племянницами и сестрами. «Латеранский дворец, — говорит современник Лиутпранд в своей истории, — был местом публичного разврата, вместилищем порока, сборищем падших женщин»[144]. Посторонние женщины перестали ходить в храм Св. Петра, боясь молиться перед гробом Апостола, ибо здесь его святейшество не разбирал ни богатых, ни бедных; ему было все равно, говорит летописец, кто приходил в церковь пешком или кто приезжал на красивых конях. «А между тем, — пишет летописец, — сама церковь течет, балки валятся, смерть смотрит с кровли и гонит вон из храма». Так говорит современник о состоянии тогдашнего папского двора; ему не было надобности преувеличивать на этот раз. Никаких энергичных действий нельзя было ожидать от этого глубоко падшего юноши. В еле — дующем году Оттон подошел к Риму. Папа и Адальберт бежали. В храме Св. Петра был созван собор, на котором председательствовал император, для разбора обстоятельств жизни бежавшего папы и для избрания нового.
Против папы Иоанна XII были прочитаны следующие обвинения: папа посвящал в епископы в конюшне за деньги, ослепил своего крестного отца; изуродовал, а затем умертвил одного кардинала; устраивал пожары; подпоясывался мечом, носил шлем и панцирь; свой дворец обратил в дом разврата; упивался вином; публично играл в кости, причем призывал имена нечистых духов и языческих божеств; не посещал утренних служб и никогда почти не осенял себя крестным знамением. Все духовные клялись своей будущей жизнью в верности сказанного. Тогда Оттон пригласил папу явиться на суд для оправдания, так как он обвинен в убийстве, кровосмешении, святотатстве и клятвопреступлениях. Иоанн отвечал отказом и безграмотными угрозами на латинском языке. Ему внушили, что его письмо показывает, что он не может даже правильно писать по-латыни, употребляя два отрицания (non habeatis licentiam nullam ordinäre), и просили в последний раз явиться к ответу. Но нигде новые посланцы не могли отыскать Иоанна. Тогда был избран в папы кардинал Лев VIII, а Иоанн, как богоотступник, был низложен. Римский народ с духовенством обещали впредь не избирать папы без согласия императора.
Латеранский собор 963 г. Латеранский собор в Риме 963 г. не прекратил столкновения сторонников императора и папства, немцев и итальянцев. Оттон не хотел вернуться в Германию, не покончив с Римом и не установив нормальных отношений с папой. Он тогда же мог видеть, что его авторитет заключается не в одном римском первосвященнике, а в отношениях с римским населением. В глазах римлян Оттон был ненавистным чужеземцем, от которого необходимо было избавиться. Это доказали последующие события.
Действительно, стоило только Иоанну XII посулить римлянам церковную сокровищницу, возбудить алчность толпы, предполагая напасть на императора и на Льва, и Рим, как один человек, восстал против императора. Тибрский мост, который соединяет ватиканский холм, где находится храм Св. Петра, с главной частью города, покрылся баррикадами. Надо было прекратить сообщение немцев с заречным Римом. Но немцы снесли баррикады и начали беспощадно избивать римлян. Оттон с трудом остановил воинов; он взял заложников, которых возвратил, однако, по просьбе Льва, и оставил Рим, чтобы пойти против Адельберта, сына Беренгария II.
Но в отсутствие императора Лев VIII был изгнан и едва спасся от рук приверженцев бывшего папы Иоанна XII. Сторонники Льва и императора из высшего духовенства претерпевали много оскорблений и истязаний от народа. Лев просил помощи у Оттона.
Оттон в третий раз явился перед стенами Рима. Иоанна XII уже не было в живых; он не успел еще раз воспользоваться тиарой и был найден мертвым в доме одной женщины в римских окрестностях. Папой был провозглашен Бенедикт; но Оттон скоро взял Рим и сверг папу, который публично на соборе просил пощады у ног императора. Низведенный в диаконы, он был сослан. Тогда же был пленен Беренгарий и заточен в крепость Бамберг. Оттон, чувствуя всю силу своей власти, оставил Италию в 961 г.
Замыслы Оттона I. Положив лишь начало онемечиванию и окатоличиванию славян, император Оттон не считал своего дела закон — ченным. Вернувшись из Италии, он не застал в живых своего брата Бруно и мать Матильду. Он чувствовал себя могущественным, но честолюбие его еще не было удовлетворено. Перед ним, когда он взошел на эту высоту власти, открывался новый широкий горизонт.
Не вся Италия принадлежала ему. В южной ее части были греческие владения. Оттон убедился, что пока греки будут владеть Южной Италией, его власть на полуострове останется непрочной. Мысль о Византии бродила в уме еще Карла Великого. Естественно было вспомнить о ней его преемнику и продолжателю.
Оттон отправил с этою целью послов в Византию с Лиутпрандом, епископом Кремонским. Лиутпранд описал свое путешествие в Византию в «De legatione» со свойственной ему наблюдательностью. От лица своего государя Лиутпранд просил руки дочери императора Никифора Феофании для сына Оттона, римского короля. Никифор отказал. Но начало сношений было положено, хотя византийский император недружелюбно встретил послов, зная, что Оттон протягивает руки к его греческим владениям в Италии. Никифор с гордостью указывает, что настоящие римляне могут быть только в Константинополе; но послы заметили слабые стороны монархии: любовь к роскоши, зрелищам, церковные раздоры. Могущество Византии не в собственных силах, замечает Лиутпранд, но в нанятых солдатах из Венеции да в русских моряках. Это были пленные русы, которым посчастливилось в походе на Константинополь в 941 г. «Я думаю, — прихвастнул Лиутпранд, что четырехсот германцев достаточно, чтобы в открытом поле обратить в бегство целое византийское войско». Посольство Оттона вернулось ни с чем.
Тогда Оттон стал добиваться своей цели оружием. Вдруг в 969 г. было получено известие, что Никифор убит, и новый император Иоанн Цимисхий готов отдать Феофанию. Она была обвенчана с молодым Оттоном, будущим императором, в 972 г. Последние итальянские греческие владения перешли к западному императору только номинально, но их надобно было завоевать при тогдашних обстоятельствах, чтобы удержать за собой. Таким образом, Оттон, сокрушив римлян, итальянцев, венгерцев и славян, считал себя могущественным. Но он не успел насладиться этим полным счастьем. В 973 г. он умер. Его похоронили в любимом Магдебурге.
Император Оттон II (973–983). Своим преемником Оттон оставил девятнадцатилетнего сына своего, Оттона II (973–983), прозванного Красным за цвет лица. У нового императора не было выдержки в характере; он был горд, вспыльчив, принимался за дело слишком горячо и потом также скоро охладевал к нему. Его добродушие сменялось суровостью; щедрость переходила в рас-томительность. У него не было благоразумия, что понятно в таком незрелом возрасте, но в нем было много храбрости, так что он умел поддержать на известной высоте планы своего отца.
Последний из Каролингов, Лотарь галльский, думал вырвать Лотарингию из вассальной зависимости от Германии. В 978 г. Лотарь внезапно пошел к Ахену и едва не овладел им. Он, ограбив город, утвердился во дворце Карла Великого и велел обратить орла на замке клювом к западу в знак того, что Лотарингия теперь при — надлежит Франции. Немцы выгнали врагов из Лотарингии и, под предводительством Оттона II, вторглись во Францию, не встречая сопротивления. Через Реймс немцы подошли к Парижу и остановились лагерем ввиду столицы. Это было первое немецкое нашествие на обособившихся французов, первое при той племенной розни, которая тогда же начала оказывать свое действие. Оттон не мог взять хорошо укрепленного города, защищаемого Гуго Капетом, который здесь положил начало своей славе.
Поход в Италию в 980 г. В 980 г. Оттон II отправился в Италию. Он считал себя обладателем греческих областей на полуострове по правам своей жены; но ему предстояло силой утвердить за Священной империей эти области. Тамошние греки не хотели подчиняться императору; они предпочитали союз с сарацинами. В итальянских греческих владениях славился город Салерно, расположенный на берегу чудесного залива, в местности, где царит вечное лето, отделенный от материка высокими горами. Оттон осадил этот город и, по истечении шести недель, взял его, затем занял Бари и Таренто, последние греческие города в Италии, и вступил в горную Калабрию. Здесь он разбил греков и начал преследовать их, но в самой невыгодной местности при Сквилачче близ Таренто был окружен арабами, во множестве спустившимися с гор. Тут арабы совершенно истребили немецкое войско. Оттон едва спасся вплавь, вскочив на палубу одного судна.
Судно оказалось греческим. Оттон не был узнан никем, кроме одного славянина, признавшего императора, так как он недавно вернулся из Германии. Не питая никакой национальной злобы, добродушный славянин помог императору спастись вплавь и укрыться на материке[145].
Безоружный император вернулся одиноким, без свиты, как беглец, в Верону, потеряв все свои греческие завоевания. На Веронском сейме вассалы обязались признать его сына будущим императором, увезли малютку в Ахен и там короновали еще при жизни отца. На другой день узнали, что Оттона II нет в живых. Он скончался в Риме, откуда думал снова сделать поход на греков, чтобы отнять у них Южную Италию. Его похоронили в базилике Св. Петра, где, под сводами нижней церкви, до сих пор находится его гробница.
Император Оттон III (983—1002). Его трехлетний сын и наследник, Оттон III, остался под опекой своей матери гречанки Феофании и бабки, знаменитой Аделаиды. Наставником малолетнего императора мать избрала знаменитого и ученого Герберта, который славился тогда, как алхимик, астролог, кудесник, волшебник только потому, что занимался механикой и собирал минералогические коллекции. Генрих Баварский, лишенный герцогства, поднял восстание. Он обещал своим сторонникам многое, если его возведут на престол вместо женщины, учителя и младенца, которые втроем правили государством. Но Генрих, именовавшийся долго Сварливым, за свои вечные происки и беспокойства, встретил поддержку не в немецких феодалах и не в герцогах, но среди славянского народа. Угнетенные славянские народы в Полабии с трудом сносили иго немцев. Всякие налоги, вымогательства духовных, притеснения светских чиновников раздражали их до крайности. Довольно тяжела была одна десятина в пользу духовных, а теперь требовали с каждого двора меру хлеба, сорок мотков льна и тринадцать марок серебра, что при тогдашней бедности было слишком много. Одним словом, на церковные расходы, не имея церквей, славяне платили по крайней мере одну треть своих доходов.
Национальное движение среди славян. Лишь только славянские князья узнали о поражении Оттона II в Италии, то дали знак к восстанию. Мятеж поднялся среди гаволян. Народная ненависть прежде всего обрушилась на католическое духовенство и на христианство вообще. Народные боги и идолы воскресли. Соборный клир был весь перебит. Титмар Мерзебургский подробно описывает все жестокости, совершенные над христианами. Даже там, где христианство было прочнее, как, например, у полабских бодричей, были разрушены христианские церкви. Хотя бодричский князь Мстивой был женат на немке, сестре старгардского епископа Стефана, хотя он предназначал свою несовершеннолетнюю дочь в настоятельницы монастыря, но под влиянием народного движения и он должен был прогнать свою жену, разорвать свои связи с епископом, с духовенством и стать во главе восставших. Они вторглись даже в Саксонию, но здесь были остановлены. Тем не менее гаволяне, оставшись хозяевами своих неприглядных болот, восстановили у себя прежний народный порядок, перестали платить немецкую дань и уничтожили следы христианства самым беспощадным образом. Все это совершилось еще при жизни Оттона II.
Когда Генрих Баварский, пользуясь малолетством Оттона III, провозгласил себя в Мекленбурге и в Саксонии королем, то он, лишенный поддержки герцога, рассчитывал сильно на славян полабских, чешских и польских. Но его сношения с ненавистными славянами окончательно восстановили против него всю Германию, вооружили его немецких друзей, которые все перешли на сторону Феофании и законного императора. Генрих должен был отказаться от своих мечтаний и передать Оттона III, которого держал у себя в руках, его матери, а вместе с тем и присягнуть ему. Он провел конец жизни мирно и получил прозвище «Миролюбивый» вместо Сварливого.
Но э^р не повлияло на враждебное отношение полабских славян. Лишившись такого вождя, на которого они много рассчитывали, славяне думали справиться с немцами одни; они действительно достигли своей цели.
С отпадением от немецкой власти, после свержения немецкого ига, даже у бодричей христианство исчезло. Титмар Мерзебургский по этому поводу говорит, что духовные лица и церкви были обречены на истребление. В одном Старгарде, в том самом месте, где был епископом Стефан, было замучено шестьдесят священников. Епископ бежал (991). По словам Адама Бременского, в это время у полабских славян погибло столько христианских мучеников, что из их мартиролога можно было бы составить целую книгу. Долго немцы боролись безуспешно.
Шестнадцатилетний Оттон III совершил поход на бодричан. Другие славяне, чешские и полабские, предали в этом походе своих братьев и шли заодно с немцами.
В Оттоне III, когда он вырос, мы встречаемся с редким типом. Жизнь надоела ему, хотя ему не было еще и 20 лет. Он кидался из одного итальянского монастыря в другой, посещал схимников, проводил с ними целые недели, даже месяцы и дошел до того, что стал принимать пищу только раз в неделю.
Когда один из приближенных императора, его друг Чех Войцех (у немцев звавшийся Адальбертом), будучи пражским епископом, отправился на проповедь к язычникам пруссам и умер там смертью мученика, то император Оттон, узнав о том, забыл все дела и поспешил на могилу своего друга в Польшу, в Гнезно. Завидев издали желанный город, император пал на колени и босой отправился к гробу святого. После того Гнезненская епархия переименована в архиепископию, которой подчинены были еще епископы: бреславлеский, краковский и кольбергский.
Это было единственное распоряжение императора относительно славян, которых он сначала, по примеру отца, хотел подчинить силой, но потом предоставил самим себе. Он на опыте узнал, что Германия того времени не могла успешно бороться со славянской коалицией, если только среди коалиции не оказывалось предателей.
Когда Оттон III поспешил в Италию, то дела были в том же положении; он оставлял славян полностью самостоятельных и независимых, официально свергнувших немецкую власть. В 1000 г. славяне были в том же независимом положении, как двести лет тому назад. Они стали совершенно свободны. Все немецкие завоевания были потеряны. Язычество подняло голову; народные божества снова восторжествовали. Преемник Оттона III должен был признать этот факт, задабривая славян подарками и обещаниями. Усиление же Польши уже сделало из славян серьезных соперников Германии.
Походы в Италию в 996 и 998 гг. Император в 996 г., по совету своей бабки Аделаиды, отправился на коронацию в Рим. Феофания уже умерла. Тогда в Риме только что прекратились волнения, причиной которых был патриций Крешенци, установивший диктатуру в городе. Папа Григорий V, первый немец на первосвященническом престоле, приведя дела в порядок, немедленно короновал Оттона III в мае 996 г.
Но в отсутствие императора Григорий V был изгнан из Рима, а на его место поставлен папой Филагат, епископ Пиаченцы. Оттон вынужден был вновь отправиться в Италию. Рим был осажден; замок Святого Ангела взят. Крешенци был обезглавлен императором на площади. Григорий вторично был восстановлен на папском престоле и стал жестоко издеваться над своим соперником, антипапой.
В 999 г. вместо Григория V, после его смерти, император посадил на папский престол, в благодарность, своего знаменитого учителя Герберта, под именем Сильвестра II.
Это был человек, которого считали волшебником за его знания, богоотступником за его сношения сучеными, про которого сложились оригинальные представления в средневековой поэзии. Может быть, близость с Гербертом повлияла на характер Оттона III[146]. Его учение поселило в Оттоне меланхолическое настроение, недовольство самим собою, искание идеалов.
Он мечтал восстановить Римскую империю во всем ее величии и для этого стремился покорить Византию. Герберт внушил ему высокие мысли об императорском достоинстве, любовь ко всему греческому и презрение ко всему немецкому. Император старался ввести при дворе греческие обычаи, он установил греческие придворные и почетные должности с титулами.
Уносясь по обыкновению за облака, Оттон штеперь ничего не видел перед глазами. Римляне почти издевались над ним, а он питал к ним платоническую страсть. Римляне заперли своего императора в Авентинском дворце и чуть не уморили голодом, прекратив всякое сообщение с ним. Императора спас от голодной смерти один немецкий епископ. Освобожденный из рук римлян, император разочаровался в Италии, не осуществив и половины своих мечтаний; он умер от оспы в 1003 г.
Итальянцы видели в нем завоевателя и непримиримого врага, потому что он, подобно своему деду и отцу, появлялся на полуострове во главе немецкого войска. Когда везли его труп в Германию, то нужно было оберегать останки императора от камней и грязи.
Таким образом, саксонская династия потеряла большую часть своих лучших сил в Италии. От этой династии остался только Генрих, герцог Баварский, внук Генриха I, основателя династии. Он не приходился близким родственником императору, но тем не менее был претендентом на престол, так как происходил из саксонского дома. Несмотря на сопротивление других герцогов, он однако, был признан королем германским. Это был тот Генрих II, который получил от католического духовенства титул Святого за свое благочестие. Им кончилась саксонская династия[147].
Император Генрих II (1002–1024). Генрих, будучи Баварским герцогом, был избран в 1002 г. благодаря влиянию духовенства. Не происходя по прямой линии от Оттона, он, тем не менее, находился в родстве с прежней династией; в этом было все его право на престол, ибо саксонская династия в прямой линии перестала существовать. Он получил в наследство от Оттона два вопроса: итальянский и славянский.
Походы в Италию. После смерти Оттона III в Италии возникла попытка избрать национального короля в лице маркграфа Ардуина. Генрих II на следующий год пришел в Италию, изгнал Ардуина и короновался в Павии железной короной королевства лангобардского. Совершенно безосновательно надеясь на преданность итальянцев, Генрих распустил свой отряд и остался чуть ли не один в Павии. Павийцы кинулись во дворец, король выпрыгнул из окна, причем сломал себе ногу; немецкое войско едва спасло короля, ворвалось в город, где произошло открытое восстание, в котором принимали участие все жители. Генрих II должен был оставить Италию.
Но нельзя было германскому королю отказаться от императорского наследства, которое было добыто саксонской династией. Каждый немецкий король должен был идти в Рим для того, чтобы там удостоиться императорской короны.
За этой императорской короной Генрих II вновь явился в Рим, через девять лет после своей неудачи в Павии. Бенедикт VIII, его клиент, короновал его в феврале 1014 г. В 1021 г. Генрих отправился в третий раз в Италию, взял Беневенто, Салерно и Неаполь, которыми тогда управлял Ардуин. Этот поход удовлетворил и гордости Генриха, и германскому национальному честолюбию; Генриха везде в Италии признавали за императора.
Борьба со славянами. Но этот император не мог утвердить своего владычества на Востоке, среди славян, которые, созвав свои силы, не хотели более склоняться перед немцами. Самым могучим из славянских народов были тогда поляки под управлением короля Болеслава, прозванного Храбрым.
Главный интерес внутренней истории Германии того времени вращается вокруг борьбы ее со славянами. Теперь шла речь не только о том, как спастись от немецких притеснений. Этим не ограничивались: поляки желали по возможности расширить славянские пределы. Для истории Польши следует обращаться к старому летописцу, Длугошу, который, хотя не был современником Болеслава Храброго и жил четыре века спустя, тем не менее пользовался ценными материалами; они далеко не все дошли до нас. Мы уже видели, как он тщательно записывал все предания отдаленной старины; тем важнее он для исторического времени.
Болеслав Храбрый, король польский и его реформы (992–1025). Причиной усиления славянского элемента в XI столетии был энергичный король Болеслав Храбрый. Он поставил себе целью бороться против славянской розни вообще и против дурного социального строя Польши в частности. Для этого он вступил в борьбу со своей мачехой Одой и братьями, которые владели уделами, согласно завещанию своего отца Мечислава.
Мачеха и братья должны были бежать в Рим и просить помощи у папы, но совершенно напрасно, потому что папа был тогда полностью бессилен. Болеслав обратил внимание на главное зло тогдашней Польши, на подавление низшего класса, т. е. кметов, высшими сословиями: шляхтой и вельможами. Чтобы укрепить страну, надо было поднять положение крестьянского сословия, до сих пор угнетаемого. Болеслав, для беспрепятственного выполнения дальнейших своих целей, прежде всего хотел быть самостоятельным, независимым от шляхты государем. Раньше совет двенадцати вельмож ограничивал власть князя; теперь Болеслав подчинил себе этот совет своим простым обращением, своей любезностью и гостеприимством; вельможи и шляхта ежедневно приглашались к княжескому столу. Устранив по возможности шляхту и совет от правительственных дел, хотя и не законодательным путем, Болеслав присвоил себе и право суда: причем суд и наказания стали одинаковы как для рыцарей, так и для крестьян. Болеслав не стеснялся делать из кметов рыцарей. В особенности старался сословное войско обратить в народное; для этого были сделаны преобразования в войске. Шляхта служила в коннице и доставляла всадников в количестве, равном половине общего числа; города должны были выставлять пехоту; кметы, т. е. крестьяне, должны были доставлять пограничный гарнизон; те же из них, которые не служили, должны были вносить ежегодно запасы хлеба и овса для продовольствия войска, которым командовал гетман, но только в военное время. Для защиты королевства Болеслав построил много замков, а к ним были приписаны кметы, составлявшие так называемую маетность замка.
Для начальства в каждом замке было поставлено по одному кастеляну, или старосте, который сверх того управлял причисленными к замку волостями. Эти должности — гетмана, кастеляна или старосты — оставались в Польше до позднейшего времени. Все это было созданием ее первого замечательного короля. Вследствие этих преобразований в Польше развились большие военные силы — и для наступления, и для обороны. Она стала теперь не только сильнейшим из славянских государств, но и одним из сильных европейских. Онемечивания Польши теперь не могло произойти под бдительным оком Болеслава.
Подчинение Чехии Польше в 1000 г. В 999 г. умер чешский князь Болеслав II; он оставил Чехию в жертву врагам. Польский король хотел первый наложить свою сильную руку на Чехию, объединив западных славян под своей властью и создав оплот против немецких стремлений. Поляки быстро кинулись на чешские пределы. Моравия, Силезия, Славония были отняты у чехов, затем Болеслав стремительно двинулся на Краков, взял его и перебил чешских колонистов. Благодаря ему Польша увеличилась почти вдвое. Теперь она состояла из шести областей: Великой Польши, Мазовии, Краковии, Силезии, Моравии и Померании, т. е. земли балтийских славян. Это было на рубеже второго тысячелетия.
Тогда Оттон III прибил в Польшу — в Гнезно, чтобы поклониться гробу первого апостола Пруссии, известного у немцев под именем Адальберта, а среди чехов и славян под своим именем — Войцеха. Пребыванием Оттона в Гнезно воспользовался Болеслав для своих целей.
Коронация Болеслава в Гнезно. В Гнезно же совершился обряд коронации, причем император надел свою корону на польского государя. «Неприлично такому мужу, — говорил Оттон, — стоять на одной ступени с императорскими князьями и называться герцогом или графом; пусть со славой восседает он на королевском троне, увенчанный короной». Обрадованный Болеслав согласился на условия Гнезненского трактата, где перевес оставался на стороне императора. Болеслав получил все страны, населенные еретиками и язычниками, но за это обязан был распространить в них католическую веру. Для укрепления и расширения славянского государства Болеслав женил своего сына на дочери императора. При Генрихе II Болеслав овладел Мейссенской маркой, часть которой передал императору; лужичан и меличан он оставил за Польшей. Затем Болеслав, пользуясь чешскими междоусобицами, овладел Прагой, которую хотел сделать столицей не только Польши, но и всего славянского мира.
Теперь его государство охватывало огромное пространство. Все земли западных славян от Северного моря до Эльбы и от Карпат до Балтийского моря принадлежали ему. Из полабских славян только бодричи и лютичи не входили в польскую державу, оставаясь подвластными немцам.
Болеслав и германско-славянская война. Когда Генрих II потребовал от Болеслава присяги за Чехию, тот отказался дать ее, ибо чувствовал себя сильным для успешной борьбы с императором. Это обстоятельство повело к четырем продолжительным войнам между поляками и империей, которые кончились благополучно для славян и в которых счастье переходило от одной стороны к другой. Болеслав вторгся в Саксонию и даже прошел в Баварию. Генрих II взял в свой лагерь чешского князя Яромира и обещал возвратить ему Чехию, если тот ему поможет в борьбе с Польшей. Вместо Польши немцы вторглись в Чехию и дошл и до Праги, откуда Болеслав, извещенный о грозившей опасности, бежал, оставив в жертву своих воинов. Поляки были побеждены в Чехии. Затем немцы взяли Будишин, столицу мильчан, — один из лучших городов полабских славян — и, наконец, расположились на зимних квартирах в Мерзебурге. На следующий год Генрих возобновил поход; его поддерживали язычники-лютичи, так как славяне не могли обойтись без того, чтобы не выдать своих. Немцы перешли через Одру и подступили к Познани, где и предписали Болеславу условия мира в 1005 г.
По несчастному Познанскому миру, Болеслав отказался от Чехии, Лузации и Мильчании. Но он смотрел на этот мир, как на вынужденный, и готовился к новой войне. Через два года Болеслав возобновил борьбу, вызванный на это самим Генрихом, который понимал, что без сокрушения Польши нельзя онемечить славян.
Генрих заключил союз с венгерским королем Стефаном. Болеслав отвоевал лужичан, мильчан, отнял Будишин и устремился к Магдебургу, опустошая окрестности. Потом он бросился на венгров, три года счастливо сражался со Стефаном и отнял у него земли между Карпатами и Дунаем.
Затем началась третья война, которая закончилась свиданием императора и короля в Мерзербурге, где Польша получила Луза-цию, Мильчанию и Бранденбург со всей окраиной, которая была обращена в так называемую Бранденбургскую марку, это ядро будущей Пруссии. Болеслав же взамен этого должен был подчиниться в церковных делах архиепископу Магдебургскому. Это было в 1013 г.
Немцы думали отделаться от Болеслава, направив его на русского князя Владимира[148], в то же время требуя от него вспомогательного отряда для итальянской войны. Болеслав отказал; это послужило поводом к четвертой польско-немецкой войне, которая продолжалась до 1017 г. и закончилась миром в Будишине.
По Будишинскому миру Болеслав утвердил за собой все, что было им ранее приобретено, он освободился от магдебургского архиепископа; по этому миру уже не император требовал от Болеслава вспомогательного отряда, а, напротив, давал ему свой немецкий отряд для войны с русскими. Таким образом немцы, по словам Титмара, заключали мир не так, как следовало, а как возможно было по тогдашним обстоятельствам.
Теперь Болеслав стал расширять свое государство на Восток. Получив отказ от великого князя Ярослава в руке его сестры Пред-славы, Болеслав устремился на русские пределы с поляками, чехами, венграми, немцами и даже печенегами. Разбив войско Ярослава на реке Буге, он направился в Киев. От многочисленного русского воинства остались очень немногие, которые бежали вместе с Ярославом в Новгород. Болеслав, находясь в Киеве, имел неосторожность распустить вспомогательные отряды печенегов, немцев и венгров. Киевляне, воспользовавшись оплошностью Болеслава, стали избивать поляков, и Болеслав бежал в страхе, захватив с собою Предиславу, которую прежде просил в супружество, а также ее сестер.
Мечислав II, король польский. Русская война была последним подвигом Болеслава. Через год после смерти Генриха II, венчанный королем, он умер в 1025 г. При его наследнике Мечиславе II Польша потеряла некоторые из областей; так, русские вернули Галицию, венгры Моравию и Хорватию, немцы Мильчанию, которую отдали чехам; но остальные славянские области долгое время продолжали входить в состав Польши, спасаясь под ее защитой от онемечивания. В этом состоит значение польского государства того времени и заслуга Болеслава Храброго. Своей патриотической и национальной деятельностью он представляет противоположность своим предшественникам, которые для того, чтобы слабыми руками удержать монархическую власть над народом, не стеснялись предавать своих подданных немцам и по первому приказу императоров сражались против своих соплеменников, изменяя славянству.
Обстоятельства значительно переменились к выгоде славян. Немецкое иго было свергнуто. На короткое время поляки и западные славяне вообще, почувствовав свою силу, воодушевились горделивыми и сильными порывами. Возмущенный этим, немецкий епископ-летописец называет славян «гонителями немцев».