Раны войны были постепенно залечены, и в период Кайюань (713-40) Срединное Государство достигло невиданного расцвета. "Период Кайюань был полным и цветущим днём, – писал великий поэт Ду Фу, – даже мелкие города таили в себе бесчисленное множество семейств. Сверкали потоки струящегося риса и белело просо, и казённые, и частные амбары скрывали несметные богатства. На дорогах страны не встречалось ни шакалов, ни тигров… мужчины трудились на полях, женщины разводили тутовый шелкопряд". Повозки с товарами переполняли дороги, торговые города процветали, из гаваней каждый день выходили тысячи судов. Император Тайцзун разгромил владык Степи, тюрок, и открыл торговую дорогу на запад; караваны гружёных шёлком и фарфором верблюдов шли по Великому Шёлковому Пути в Бухару и Самарканд. По этой дороге в 627 году отправился в Индию буддийский монах Сюань Цзян, он оставил подробное описание этой страны и вновь открыл для обитателей Поднебесной далёкий мир Запада. Возвратившись на родину, Сюань Цзян построил в Чанъани знаменитую Пагоду Диких Гусей – это была сложенная из кирпича башня высотой в 65 метров, она приводила в изумление жителей столицы: ведь китайцы не умели строить кирпичных и каменных зданий, и это непростое искусство пришло из Индии вместе с буддийскими монахами. Чанъань, великолепная столица Империи, была городом изящных деревянных дворцов и парков с прудами, павлинами и золотыми рыбками; здесь жили сановники и министры, окружённые десятками слуг и выезжавшие в роскошных экипажах.
В начале эпохи Тан великий император Тайцзун восстановил старинную экзаменационную систему, существовавшую ещё во времена Хань: отныне чиновником или министром мог стать лишь кандидат, сдавший экзамен на учёную степень. Это вызвало протест немногих переживших крестьянскую войну сяньбинских знатных родов – но им пришлось смириться перед всемогущим императором. Новая знать эпохи Тан состояла из учёных-чиновников, получавших должности, выдержав тяжёлый экзамен: кандидаты должны были продемонстрировать знание теории управления, основанной на древних трудах Конфуция, Мэн-цзы, Хань Фэя – и в придачу должны были показать умение излагать свои мысли в стихах. Суть тогдашней теории управления сводилась к словам Конфуция: "Если достаточно пищи, то народ доверяет правителю",– поэтому нужно было заботиться о поддержании системы равных наделов, о поощрении земледелия и экономии в расходах; нужно было регулировать цены на рынке и поддерживать государственные монополии на жизненно важные ремёсла – производство железа и добычу соли.
Использовать силу государства, чтобы обеспечить народ пищей и гарантировать ему безопасность – это была основная идея Конфуция, идея, лежавшая в основании всех восточных монархий. Из этой идеи следовало, что во времена голода надо отнимать у богатых, чтобы отдать бедным, что люди должны быть братьями и любить друг друга – следовало то, что говорили Христос, Мухаммед, Будда и другие пророки. Всё это составляло содержание учения, которое теперь называют социализмом – и Империя Тан была социалистическим государством – так же, как Империя Хань и древние империи Ближнего Востока. Крестьянская война и революция отдали власть в руки учёных чиновников, "шеньши", и учёные-чиновники писали сочинения о том, как вспомоществовать народу и обеспечить спокойствие государства. Традиция требовала, чтобы каждый культурный человек умел высказать свои мысли в стихах – и они писали прекрасные стихи, звучавшие, как проповеди Христа:
О, если бы такой построить дом
Под крышею громадною одной,
Чтоб миллионы комнат были в нём
Для бедняков, обиженных судьбой.
Чтоб не боялся ветра и дождя
И как гора, был прочен и высок,
И если бы, по жизни проходя,
Его я наяву увидеть мог,
Тогда – пусть мой развалится очаг
Пусть я замёрзну – лишь бы было так…
Эти строки написал великий поэт Ду Фу в несчастный для себя день – когда ураган разрушил его дом из тростника и соломы. Он был начальником районного отдела образования в одной из провинций на юге Китая, одним из многих учёных чиновников, носивших красный форменный халат. Он часто ночевал на работе, стараясь разобрать скопившиеся дела – и помочь всем, кому он мог помочь:
Прозрачная осень. Ночная прохлада
Платаны у реки
Ночую один в одинокой управе
Смотрю на огарок свечи.
Он много ездил по провинции, инспектировал школы в деревнях и городах – ведь почти в каждой деревне была школа, где сельский учитель учил детей грамоте и счёту. Он останавливался в живописных местах, любовался природой и сочинял стихи:
Я слышу шум ветвей стареющего леса,
К сияющей луне свой поднимаю взгляд,
Но красота небес и эта даль речная,
От одиноких дум меня не исцелят…
Эпоха Тан была временем великих поэтов – может быть, это была единственная эпоха, когда миром управляли поэты – стихи сочиняли императоры и министры, и каждый приём во дворце превращался в поэтическое соревнование. Стихи читали во дворцах и на улицах, они превращались в народные песни – в это трудно поверить, но дошедшая до нашего времени антология танской поэзии содержит 50 тысяч стихотворений, принадлежащих двум тысячам авторов. Нигде – ни в Азии, ни в Европе – никогда не было такого чудесного расцвета поэзии. Самым знаменитым поэтом тех времён был Ли Бо, долго живший отшельником в горах и изысканным языком воспевавший красоту гор, долин, облаков:
Плывут облака отдыхать после знойного дня,
Стремительных птиц улетела последняя стая,
Гляжу я на горы – и горы глядят на меня,
И долго глядим мы, друг другу не надоедая.
Созерцание красот природы было любимым занятием учёных-чиновников; в дни отдыха они выезжали из столицы в горы, взбирались на вершины, любовались водопадами, пили вино и читали друг другу стихи. Они окружали свои городские дома маленькими садами с прудами, беседками, цветниками; их лёгкие, стоявшие посреди зелени дома были воплощением изящества – раскрашенные цветным лаком балки, ажурные галереи, причудливые коньки на крышах. Стены этих игрушечных дворцов были из толстой белой бумаги – и лишь по низу стены шли лакированные деревянные панели; всё убранство составляли лежавшие на полу циновки, вышитые подушки, расписные ширмы и большие фарфоровые вазы. Одежда мужчин и женщин была из струящегося шёлка с вышитыми на нём диковинными животными и прекрасными цветами; эпоха Тан – это был мир красоты и изящества, золотой век, легенда о котором жила столетия. Это был мир, хрупкий, как фарфоровая ваза, падающая на мраморный пол: золотой век продолжался лишь сто лет – а затем снова наступила осень истории, и поэтам оставалось лишь вздыхать об утраченном времени:
Полог жемчужный, резные столбы,
Жёлтых цапель парад.
Вожжи парчовые, бивни мачт,
Белые чайки парят.
Сил нет смотреть: жаль эту даль…
Пляски минувших дней.
Самое сердце китайской земли…
Вотчина древних царей.
КОНЕЦ ЛЕГЕНДЫ
Я подобен белой обезьяне,
Плачущей во время снегопада…
Главными героями легенды о золотом веке были поэт Ли Бо, император Сюаньцзун (713-56) и его возлюбленная, красавица Ян Гуй-фэй. О любви императора и «драгоценной наложницы» Ян были написаны сотни стихов, они были неразлучны, и, когда император устраивал дела девяти областей, Гуй-фэй всегда ездила с ним в одной колеснице. Вместе с ним она коротала снежные ночи на горе Ли и встречала весеннее утро в Шанъянском дворце. Они вместе бродили по берегу Южного моря и любовались огромными магнолиями у подножия Эмэя.
…Листва скрывает птиц поющих стаю,
И ароматный лёгкий ветерок
Красавицу внезапно остановит
Хотя б на миг – на самый краткий срок.
Ли Бо показывал на покрытую пенистыми лесами вершину и рассказывал о своей отшельнической жизни в хижине у водопада – вон там, на краю облаков. "Разве можно жить на краю облаков?" – спрашивала Гуй-фэй.
Меня спрашивают, как вы там живёте -
– в голубых горах?
Смеюсь и не отвечаю… Сердце моё спокойно.
Цветок персика уносится струёй и исчезает
Есть другой мир – не наш человеческий…
На личико Гуй-фэй на мгновение набегала задумчивость, но она тут же прыскала смехом и толкала поэта в бок:
Дайте Ли Бо один жбан вина,
И он напишет сотню стихов.
Вот он дремлет
В кабачке на базаре в Чанъани,
Император присылает за ним,
Но он не идёт в императорскую лодку.
Он говорит: "Я слуга вашего величества,
Но когда я пьян, я сам – небожитель".
Сын неба Сюаньцзун слушал стихи, улыбался и тоже смотрел на горы. Но потом они перестали ездить по стране. Мир Сюаньцзуна сузился до размеров Шанъянского дворца, а Вселенная – до улыбки Гуй-фэй. Пиры и фейерверки сменяли друг друга, император сочинял для Гуй-фэй мелодии и сам играл их на флейте, а Ли Бо читал стихи:
Ветерок шелестит,
Над ночными цветами струясь,
На террасе Гусу
Веселится подвыпивший князь.
А красотка Си Ши
Танцевать попыталась, хмельная,
Но уже засмеялась,
На ложе из яшмы склонясь.
– Почему ты сравниваешь мою Гуй-фэй с "сокрушающей царство" Си Ши? – удивлённо спрашивал император.
– Когда Си Ши подарили ускому князю, он тоже оставил все дела, государство пришло в упадок и погибло, – отвечал Ли Бо – или, может быть, не отвечал, а только думал: ведь мало кто осмелился бы сказать такое императору, потерявшему голову от любви. Как бы то ни было, слишком дерзкий Ли Бо вскоре впал в немилость и был отставлен от двора; он снова стал бродячим поэтом, пил вино и писал стихи. Легенда говорит, что, в конце концов, он утонул в реке, пытаясь пройти по лунной дорожке. Ян Гуй-фэй привела во дворец своих братьев и уговорила императора сделать их министрами; новые министры ничего не понимали в управлении государством, и в делах воцарился хаос; учёные степени покупали за взятки; нувориши и проходимцы оттеснили от власти честных чиновников. Но главная причина обрушившихся на страну несчастий заключалась не в произволе корыстных сановников и не в бездеятельности влюблённого императора: Золотой Век подошёл к концу, потому что истекло время, отпущенное ему всемогущими законами истории.