зать — наслаждаться жизнью до тех пор, пока не прийдет мой черед расстаться с ней. И к этому я уже была готова, ведь больше всего на свете мне не хотелось потерять Кетана, стать причиной его смерти. Он обернулся, и я заметила, как на щеке его что-то блеснуло, а на лице отразилась смесь удивления и смущения. Чтоб скрыть свои слезы, Кетан резко отвернулся.
Когда же я приблизилась, он обнял меня и прошептал:
— Как ты?
Я лишь могла потереться о его грудь и удовлетворенно промычать что-то невразумительное в ответ. Не хотелось говорить, хотелось просто стоять так рядом с ним, ни о чем не думая. Нельзя…
— Кетан…
Он вновь нахмурился, как будто предчувствуя то, что я хотела спросить, но затем грустно улыбнулся и произнес:
— Они живы, все живы — ты их спасла.
— Правда? — я напряглась в его объятиях, стараясь по глазам определить — лжет он мне или нет. — Тогда почему ты молчал? Ведь неизвестность была хуже любого наказания.
Кетан вздрогнул, как удара и прошептал:
— Прости, что молчал так долго…
И тогда я поняла, что он лжет. Точнее говорит не всю правду. На сердце вновь стало тяжело, но я постаралась сделать вид, что верю — ему ведь тяжелее… Как он мог меня простить? Как?
— Орхан? — я даже не обратила внимания, как дрогнул мой голос, а Кетан заметил и прижал меня к себе крепче.
— Все хорошо, Ката. Поверь, Орхан благодаря тебе теперь может спать спокойно, вот только пару дней побудет в трауре по случаю твоей кончины, после чего вновь начнет жить своей прежней жизнью.
Его губы коснулись моих волос, и он продолжил:
— С Морисом тоже все хорошо — он жив, здоров. Не беспокойся — из него выйдет хороший правитель. Ты сделала все возможное, чтоб спасти их всех.
Все возможное? Нет… она сделала не правильный выбор… Не правильный? Хватит об этом думать, хватит. Уже поздно что-то менять, поздно — свыкнесь с этим. Она не виновата.
— Прости, Ката, — произнеся это, Кетан начал ласково гладить меня по спине и нежно поцеловал в губы. Я закрыла глаза, наслаждаясь этими мгновениями, стараясь запечатлить их в себе навсегда. Так мы и въехали, бок обок, в земли артейцев — кратчайший путь до земель Тангера. Земли вечных кочевников.
2
Когда мы начали свое путь через земли артейцев к Тангеру, я задала вопрос Кетану о том, почему они живут не так как все. Ведь могли бы создать что-то столь же уютное как Изгран или Орхан.
— Не знаю — ответил он, — возможно потому, что им это не нужно. Они другие, этим все и сказано.
— Свобода, — прошептала я.
— Что? — не расслышал Кетан.
— Свобода — мне кажется, именно в этом заключается причина, по которой они не строят дома. Им тесно в четырех стенах.
В ответ он улыбнулся и посмотрел на горизонт. Насколько хватало глаз — степь, казалось, тянулась до самого края "земли". Не меняясь. Солнце садилось за горизонт всего тринадцать раз, мне же показалось, что минул год, с тех пор как начали свой путь по Пустошам. Уныние стало распространяться на всех, кто находился в караване, к которому мы примкнули. И взора уже не привлекал красивый танец пожелтевшей травы с ветром, и не хотелось ни говорить, ни думать, поэтому все ехали молча. Только время от времени, возникающие на горизонте песчаные бури, заставляли нас закутываться в ткань, покрывавшую голову и плечи. После бурь оставались лишь горы равнодушно блестевшего на солнце песка.
Тангер вырос на границе с землей артейцев за час до рассвета. Бывает так, что рисуя в воображении одно, ты, достигнув цели, видишь совсем другое. Так и я, нарисовав Тангер в своем воображении мрачным местом, в котором не растет трава, не поют птицы, на деле, увидела, как солнце осветило землю тангерийцев, утопающую в зелени. Не верилось, что жители данного уголка суши могли взяться за оружие. Казалось, что здесь все пропитано умиротворением, спокойствием. Оно царило везде, даже в изумрудно-золотых кронах, освещенных светом дня. Даже в остроконечных крышах со странно загнутыми кверху краями.
Нас встретила группа из двенадцати тангерийцев. Было видно, что когда-то давно их предками были альвы: они все были высокими, имели слегка заостренные уши и гордый, почти надменный взгляд. Однако было и то, что говорило о том, что в них течет и капля божественной крови: темная кожа и длинные светлые волосы. Тангерийцы были одеты в одинаковые штаны и широкие рубахи плотной темной ткани. Как мне позже объяснил Кетан — они нарочно искоренили у себя любовь к роскоши, чтобы отличаться от альвов. И действительно — дома их были построены из дерева без изысков, с простотой, вызывающей только удивление, как и те немногие прохожие, которых мы встретили по пути. Они были одеты так же как те, что нас встречали.
Кетан сказал им на чистом тангерийском, что не стоило утруждаться — он и сам помнит дорогу, на что ему ответили, что это честь встретить сына Крондора Лая. Мне язык тангера показался очень мелодичным, красивым, подобно журчанию ручья. Воды в Тангере действительно было в избытке, не смотря на близость Пустоши. Складывалось впечатление, что Эльфея забрала всю воду, предназначавшуюся для Пустоши, и подарила ее Тангеру. Кругом вдоль и поперек столицу Тангера — Тангор — пересекали речки и ручьи, из-за чего местными она была прозвана городом мостов. Все мосты были одинаково аккуратно выполнены из дерева и обладали своим именем. Мы пересекли мосты Кино, Аска, Сигу-чан и Исана. Как только мы пересекли половину пути, внезапно налетела буря, и небо резко потемнело. Стало сумрачно как в предвечерний час, с неба хлынул холодный ливень, а ветер срывал белые лепестки неизвестных мне цветов и осыпал ими нас, будто тоже приветствуя.
Дом отца Кетана все же отличался от окружающих — он был больше и вместо стекол в окнах были цветные витражи. Вокруг постройки же расположился сад с прудом посредине. На первый взгляд он мог казаться запущенным, но внимательный наблюдатель нашел бы его удивительно ухоженным. Тангерийцы любили творения Эльфеи и старались без крайней надобности не вторгаться в ее владения.
Крондор Лай нас не встретил — он, как нам сообщили, все еще находился за пределами Тангера. Нас с Кетаном поселили в верхних этажах. Внутреннее убранство в самом богатом и знатном доме Тангера поражало своей скромностью. У меня в семейном голаденском доме, даже в период упадка, и то было больше всякого роскошного хлама. Да что там — дом Курта Вармора казался дворцом по сравнению с домом Кетана. В обеденной зале, где собирались все члены семьи, и прислуга стоял низкий стол, и лежали матрасы, набитые травой. На таких же матрасах нам полагалось спать — они были и стульями и кроватями. Ели они из простой деревянной посуды столь же простую пищу. И так жила целая нация! Роскошь в Тангере каралась смертью — зато никто никому не завидовал и не желал чужого. Может эмоциональная бедность напрямую зависит от скромности обстановки дома, в котором ты воспитываешься с детства? Но эта мысль тут же показалась мне глупой.
Нам отвели небольшую комнату с одним окном. Сквозь него пробивался яркий разноцветный свет, отбрасывая тени на два матраса, лежавших по разным сторонам комнаты. На стене над дверью была прикреплена табличка со словами: "Не коси!", как мне перевел Кетан с тангерийского. Что означала данная реплика, мы как не пытались, так и не поняли. Посмеявшись про себя над бывшим владельцем этой комнаты, я села матрас и продолжила свое наблюдение за Кетаном. Он поставил свой меч в нишу в стене, а заметив мой недоуменный взгляд, объяснил, что такова традиция — мужчина, живущий в комнате должен ставить свой меч в эту нишу, чтоб запечатать в ней злую энергию помещения.
— И много у вас подобных традиций? — с улыбкой заметила я.
— На наш с тобой век хватит — усмехнулся Кетан.
Хоть он и пытался скрыть свои чувства, было понятно, что он рад приезду в Тангер.
3
На третий день прибытия, выглянув из окна, я заметила его сидящего в раздумьях на небольшом деревянном мостике над прудом. Кетан, не мигая, смотрел в воду погруженный в свои мысли. Рядом с ним лежал меч. Вдруг он резко встал, начертил ножнами на глади воды какой-то знак и удалился вглубь сада. Когда он скрылся в гуще сочной листвы, мне до боли захотелось его догнать и обнять — такая в его осанке сквозила печаль. Не раздумывая, я вышла в сад и медленно добрела до моста. Увы, знак, который недавно нарисовал мой друг, вода не сохранила для меня. Задумавшись, я обратила внимание на небольшой ручей, впадающий в водоем, и пошла к его истоку. Вдоль его пути не было тропы и мне пришлось продираться сквозь густые заросли, стараясь делать это как можно аккуратнее. Наконец показался просвет и ручеек закончился. Он брал начало в строении похожем на колодец. Изваяние из камня, стоявшее рядом и поросшее мхом напоминало рогатую собаку с очень выпученными глазами, огромными зубами и когтями на передних лапах. Вместо задних частей тела странное создание имело рыбий хвост. Удивленная, я приблизилась, чтобы лучше разглядеть диковинное чудовище.
— Это Лагрес — я вздрогнула от неожиданности: Кетан появился так тихо, что даже испугал меня. — Лагрес — покровитель Тангера. Он дитя воды и ветра. Говорят, он появляется на поверхности вод только, когда надо предупредить тангерийцев об опасности. Особо суеверные толкуют, что недавно Лагрес появился на границе с Артеем. Хорошо, что они еще не связали это с нашим появлением, а то нам было б несдобровать. — Он улыбнулся, и я улыбнулась ему в ответ.
— Скажи, Кетан, зачем Тангеру эта война? Здесь так тихо, уютно. Все вокруг добрые и трудолюбивые и не завистливые. Я не понимаю…
— Если бы мне бы это тоже было понятно, Ката… Ты забываешь, что я здесь практически не жил — был всего лишь пару раз. Почти ничего не изменилось с того момента — по крайней мере пока этого не заметил. Если честно — этот вопрос тоже не дает мне покоя, но ответа на него у меня пока нет.
— Скажи, Кетан, что за знак ты начертал на воде?
На лице его промелькнула озадаченность, затем он лукаво улыбнулся.