На следующий день состоялось собрание администрации и съемочной группы. Котельников на нем не присутствовал — он еще не пришел в себя. Было высказано мнение, что дальше в такой обстановке съемочный процесс продолжаться не может, и Абола от режиссуры отстранили. Вопроса, кто может занять вновь освободившуюся вакансию, не возникало: «Котельников снимал, пусть он и дальше снимает, но уже как режиссер».
С недостроенной высоткой «Турист» связан еще один эпизод «Сна». В клипе «Чайфа» «Лучший город Европы» Кириллу захотелось показать Свердловск, который является главным героем фильма, с высоты птичьего полета. Но о вертолете с камерой не стоило даже мечтать — Свердловск был закрытым городом, и получить разрешение на такую съемку было почти фантастической задачей. Тогда опять вспомнили о небоскребе. И о строительном кране, возвышавшемся над ним. Замысел был лихой: Кирилл с ассистентом и камерой садятся в строительную бадью, кран крюком ее подцепляет, подымает на стометровую высоту, они снимают поющих на крыше музыкантов «Чайфа», затем панораму города — получается очень красиво.
На крышу 25-этажного здания топали пешком. Вместе со съемочной и музыкальной группами высоту осваивала юная Аня Матвеева — знаменитая ныне писательница. Для съемок этого эпизода ее порекомендовал Калужский. Момент, когда Аня подымается на крышу по наружной лестнице, многих шокирует, но на самом деле он опасности не представлял. Она залезала на небольшое возвышение посреди крыши, но с помощью идеально построенного кадра кажется, что сразу за этим возвышением начинается восьмидесятиметровый обрыв.
Оставалось только снять красивый вид из летящей над городом бадьи. Но на пути полета фантазии встал инженер по технике безопасности стройки — он прекрасно понимал, что такой полет может закончиться падением бадьи, и ясно представлял, что останется от съемочной группы и что потом будет с ним. Тогда неугомонные киношники поместили включенную камеру в крепко сколоченный ящик и прикрепили его к тому же самому крюку. Кран поднял крюк и начал поворачиваться над крышей. «Чайфы» еле увернулись от летящей по огромной амплитуде камеры. Эти кадры можно увидеть — они вошли в первоначальный вариант финальных титров фильма. Посмотрев их, Котельников представил себя на месте этой камеры и мысленно поблагодарил специалиста по ТБ. Но отказываться от замысла красивого кадра было не в его привычках. Чтобы снять панораму, оставался один вариант — самому залезть на стрелу крана. На студии ему переквалифицироваться в верхолаза строжайше запретили, и были правы — такое сумасшествие никто из руководителей стройки бы не разрешил. Кирилл понурил голову и… пошел договариваться непосредственно с крановщицей…
Договорились, что она пустит киношников на стрелу в конце рабочей смены, когда начальства на площадке не будет. Женщина явно шла на должностное преступление, но в те годы волшебное слово «кино» не только открывало любые двери, но и лишало людей чувства самосохранения. Похоже, что его лишился полностью и Котельников. Поднявшись на кран (слава богу, на подъемнике), он с тяжеленной камерой пополз по стреле. Времени было в обрез, пока полз, сумерки сгущались. С крыши на котельниковскую акробатику с ужасом смотрел Шахрин: «Когда я увидел, как он ползет по этим железкам с тяжелой кинокамерой в руках, я понял, что ему дико страшно видеть внизу пустоту в 25 этажей. Когда кран стоял неподвижно — еще ладно, но когда стрела дернулась и поехала…» Съемка вроде бы удалась, но после проявки результат Кириллу не понравился — видны подсвеченная крыша, Шахрин, Бегунов, Аня, но ожидавшихся красот нет, сразу за крышей начинается тьма.
Пришлось договариваться с крановщицей еще на один дубль. Во время обеденного перерыва. В этот раз смог прийти только Бегунов, которому пришлось отдуваться за всех. Зато на стрелу Кирилл полз вместе с ассистентом Горнаковым. В этот раз панорама получилась гораздо лучше, но снимать ее было гораздо страшнее. «Когда внизу темнота, то высота меньше ощущается, а в этот раз мы хапнули эмоций… Я прекрасно понимаю, что смотреть на нас с крыши оба раза было жутковато. Я вообще боюсь высоты. Но в тот раз придумал способ борьбы со страхом — старался смотреть вниз только через объектив камеры, казалось не так ужасно. Отсняв пару дублей, мы освоились — сели, спустив ноги, закурили. Смотрим — мчится машина со студии, видимо, кто-то стукнул. Начались разборки, да еще всплыло, что я ползал по стреле не один раз, а два. Но кадры получились такими впечатляющими, что все успокоились — победителей не судят».
В сентябре собралась вся съемочная группа, и сообща решили, что пора фильм заканчивать, а то он, как ремонт, может тянуться бесконечно долго. Начался монтаж. В то время на Свердловской киностудии одновременно снималось очень много картин. И все многочисленные монтажные были заняты. «Сну в красном тереме» в лучших рок-н-ролльных традициях выделили ночные смены. С 8 вечера до 8 утра. На монтажном столе стоял обычный городской радиорепродуктор. Около полуночи в нем полчаса молчал Алан Чумак, заряжая воду и кремы радиослушателей. Кирилл в это время всегда клал у приемника пачку сигарет. «Дослушав» передачу, он отправлялся на перекур, поправляя таким образом свое здоровье. Монтаж одного из ключевых эпизодов шел под прямой репортаж о падении Берлинской стены.
Конечно, в фильм вошла лишь небольшая часть отснятого материала. Несколько десятков коробок с проявленной пленкой долгие месяцы пылились в коридорах киностудии. О них устали запинаться не имевшие отношения к «Сну» кинематографисты, и пришлось их срочно вывозить. Свое пристанище отснятый материал нашел в сарае у водителя съемочной группы. В бурные 1990-е этот водитель, грузин по национальности, вроде бы уехал на историческую родину. Сарая там, где он стоял, не обнаружилось. Скорее всего, бесценные рабочие материалы утеряны навсегда.
Когда дошла очередь до титров, Кирилл, памятуя, что он был оформлен режиссером только с середины съемочного процесса, подошел и к Богданович, и к Аболу с предложением включить их в титры. Оба отказались…
Фильм запускался под рабочим названием «Уральский рок». Именно такая надпись до самого конца стояла на круглых коробках с пленкой. Название «Сон в красном тереме» уже в октябре предложил Калужский. Котельников засомневался — не слишком ли это тонко. Но Саша уверенно возразил: «Мы же все объясним в самом начале». К сожалению, на объяснение, с которого начинается фильм, мало кто обращал внимание. У большинства название ассоциировалось не с толстенным романом, написанным в XVIII веке китайцем Цао Сюэцинем, а с чем-то антисоветским. Массовая аудитория рефлекторно реагировала на определение «красный», и в голове сразу же начинали рисоваться картинки алого коммунистического теремка. Бывали и более изощренные ассоциации — например, к премьере картины в Перми выпустили афиши с названием «Сон в красном дереве». Переговоры велись по телефону, связь, видимо, была не очень качественной.
Премьера «Сна в красном тереме» состоялась в Свердловском Доме кино тридцатого декабря. Прошла она вместо традиционного Новогоднего вечера кинематографистов. В первом отделении выступил «Каталог», а затем показали фильм. Бар работал. Спиртное там продавали, поэтому настроение у всех, включая героев картины, было приподнятым. Реагировали на фильм очень живо, громко смеясь во всех ключевых эпизодах. Ни одного отрицательного отзыва после премьеры Котельников не услышал. После сеанса к нему подошли знакомые из одного серьезного кооператива и, под впечатлением от увиденного, предложили дать Кириллу денег на полнометражный игровой фильм. И дали. Планировался музыкальный фильм с участием групп «Чайф» и «Сталкер», но не сложилось. Правда, это уже совсем другая история.
В январе 1990 года наступила пора сдачи фильма. Ему предстояло пройти через цензуру. К тому времени тематика песен и разговоров уже никого не интересовала. Проблема была в закрытости города. Если кинематографисты планировали разместить камеру в любой точке выше уровня второго этажа, необходимо было предварительно написать письмо в КГБ. Приезжали специалисты, поднимались на заявленную точку и смотрели — не попадает ли в кадр что-нибудь секретное. Без их подписей фильм не принимали. В «Сне в красном тереме» высотных кадров — хоть отбавляй. Письмо в госбезопасность писать собирались, но почему-то сделать это забыли. Пришлось импровизировать…
Ранним утром на киностудию пришла женщина-цензор из обкома партии. Кирилл и директор фильма Раиса Садыкова усадили ее в просмотровом зале, а сами заняли места сбоку и сзади. Как только изображение на экране приближалось к крамольному месту, Раиса задавала вопрос, Котельников подхватывал, дама вступала в разговор, отворачиваясь от экрана. Конечно, она была не глупой женщиной и все прекрасно понимала, но перестройка уже не только цвела, но даже плодоносила. И поэтому сразу после просмотра «Сон» получил разрешительные печати на все монтажные листы. Затем настала очередь приемки в Госкино РСФСР — без этой процедуры фильм не имел возможности попасть в кинотеатры. Котельников и представитель студии полетели в Москву с десятью банками киноленты. Зал был свободен, и несколько киночиновников приступили к просмотру. Затем началось обязательное обсуждение. Тон его был задан первым же вопросом: «Молодой человек, а зачем вы эту гадость сняли?» Пока ошарашенный Кирилл искал ответ, последовало уточнение: «Недавно Алексей Учитель уже снял фильм «Рок», разве этого недостаточно?» Котельников начал объяснять, что «роки» бывают разные, что чем больше фильмов — тем лучше, но его не очень-то и слушали. «У вас нет чувства такта и большие проблемы с интеллигентностью. У вас на фоне веселенькой музычки заживо сгорает человек! (Речь шла о мультипликационном эпизоде с участием нарисованного Бутусова.) Мы этот фильм принимать не будем!» Фильм надо было еще везти в Государственн