о Володя Назимов, — представил его Пантыкин, — новый ударник «Урфина Джюса»».
Сильный удар по производственному и творческому процессу был нанесен 11 июля, когда «УД» покинул Богатиков. Товарищам он объяснял свой отъезд из Свердловска необходимостью избежать цепких рук военкома, но на самом деле ему просто очень хотелось играть в филармонической группе. В музыке «Урфина Джюса» Юра особого коммерческого потенциала не видел и поэтому с легким сердцем при первой возможности променял его на какой-то челябинский дикси-бэнд.
От такой оплеухи Пантыкин покачнулся, но на ногах устоял. Какое-то время им всерьез обдумывалась идея выступать как дуэт: он — на клавишах, Назимов — на барабанах, но в итоге решили отложить решение судьбы «Урфина Джюса» на потом. Пока же в самый разгар лета Саша предался отдыху в компании новых друзей из «Р-клуба».
Отдыхали широко. Начали, как и положено, с торжественной части — записи дебютного альбома верхнепышминцев. «Р-клуб» готовился к последнему параду — Егор Белкин собирался в Ленинград поступать в гидрометеорологический институт, и требовалось зафиксировать творчество группы для благодарных потомков. Писались в Верхней Пышме в клубе завода игрушек «Радуга», куда Гена Баранов привез из архитектурного института необходимую аппаратуру. Процессом звукозаписи руководил Пантыкин, имевший наибольший из присутствовавших опыт по этой части. По причине жаркой погоды и изнурительных трудов участники сессии разделись почти до трусов. Работа была действительно изнурительной: писались по 18 часов подряд, спали здесь же, на спортивных матах, сжимая в руках музыкальные инструменты. Начали в пятницу, а уже в воскресенье, 19 июля, запись была закончена. Гениальное название «Не утешайтесь, носороги» после долгих споров сократили до простого «Не утешайся».
После этого совместный отдых приобрел более традиционные формы: вино, девушки, палатки, песни у костра на берегу озера Таватуй, долгие проводы Белкина в Северную Пальмиру. Весь этот праздник кончился отъездом Егора и предложением, которое Пантыкин сделал клавишнику «Р-клуба» Виктору «Пине» Резникову, — стать звукорежиссером «Урфина Джюса». Виктор согласился, и неудивительно — без Егора «Р-клуб» существовать не мог, и терять ему было нечего.
18 августа на Урал вернулся Белкин. Стать гидрометеорологом у него не получилось — недобрал баллов. Теоретически ничто не мешало реанимировать еще не успевшее остыть тело «Р-клуба», но опять вмешался Пантыкин. Он уговорил пока не вошедшего в привычный ритм Егора просто порепетировать, сыграть «хотя бы пару штук для закваски». Поиграли немножко, потом еще немножко, а потом Егор окончательно втянулся и с увлечением погрузился в музыку и жизнь «Урфина Джюса».
Басист «Р-клуба» Олег «Мося» Моисеев сделал Пантыкину серьезную предъяву, что он переманивает чужих музыкантов и разваливает чужие группы. На это Саша аргументированно отвечал, что музыка «УД» интереснее, чем у всех прочих, перспективы яснее, а «Р-клуб» сам виноват, что люди из него так легко уходят. Мося был вынужден уступить. Закончился акт приема-передачи Егора крепким рукопожатием. Трио «Урфин Джюс» опять было в боевой комплектации.
«УД» имел виды и еще на одного «р-клубовца» — вокалиста Сергея Долгополова: «Пантыкин по рекомендации Земы прослушал меня как потенциального вокалиста «Урфина Джюса». У нас у обоих голоса высокие, и, в принципе, я мог бы им подойти. Но я имел неосторожность сказать, что «у вашей музыки нет будущего». Прослушивание тут же закончилось, и меня выгнали чуть ли не взашей».
Пока «УД» и «Р-клуб» увлеченно занимались процессами слияния и поглощения, о «Треке» почти ничего не было слышно — м он увлеченно записывал свой второй альбом. Группа ставила перед собой все более сложные технические задачи. Игорь Скрипкарь вел их учет в групповом журнале: «Впервые на этой вещи[22] применяем сложную запись — пишем из трех частей. Предполагается много эффектов, причем без синтезатора, а впечатление — как будто с ним. Вещь еще не закончена, но обещает быть впечатляющей». Процессу записи постоянно мешали объективные и субъективные обстоятельства: отбытие Аркадия Застырца на военные сборы до окончания работы над текстами, нелады с пультом, нехватка клавишных инструментов, отлучки из города Жени Димова… Но к 8 октября альбом «Трек II» был готов к выпуску в свет.
Через четыре дня Настя Полева оставила в «трековском» журнале примечательное мнение о результатах общей работы: «Послушала сегодня еще раз нашу запись, все очень понравилось. Гнетущего чувства нет и в помине, наоборот, хочется еще чтоб было злее. Только после того, как вырвешь болячку с корнем и выпустишь гной, можно смазать рану исцеляющей мазью…» Видимо, такой способ врачевания социальных язв, характерный для группы «Трек», и представлялся их особо осторожным слушателям почему-то «фашизмом».
Между тем 10 октября после полуторамесячных напряженных репетиций второй состав «Урфина Джюса» дал свой первый концерт в ДК «Автомобилист». Публика раскачалась только к середине программы, но те, кто мог сравнивать старый и новый образы, отметили свежесть и непосредственность новичков, прежде всего Белкина.
Тем временем отношения между пантыкинской группой и руководством архитектурного института, в клубе которого «УД» репетировал почти полгода, заметно поостыли. Чтобы эта прохладца не сказалась на творчестве, «джюсовцы» почли за лучшее сменить базу. Их новым домом с конца октября стал клуб завода «Радуга» в Верхней Пышме, где раньше обитал «Р-клуб». Напоследок, перед отбытием из Арха, «Урфин» успел получить приглашение на Всесоюзный рок-фестиваль «АзИСИ-81» в Баку. Но в Азербайджан 20 ноября группа отправилась уже как коллектив верхнепышминского предприятия.
В Баку Свердловскую область представляли сразу три команды: «Урфин Джюс», «Змей Горыныч Бэнд» и «Отражение». Это была самая крупная музыкальная делегация, не считая хозяев. Уральцы выступили достойно. «УД» стал дипломантом третьей степени, индивидуальные призы получили двое «горынычей»: Лена Жданович — за лучший вокал и Саша Плясунов — как ударник.
Под самый Новый год Пантыкин предпринял попытку залатать трещину, разверзшуюся между «Урфином Джюсом» и «Треком». С бутылкой вина он отправился к Скрипкарю. Спустя пару часов дипломатический ледок разговора несколько подрастаял. Выяснилось, что высокие договаривающиеся стороны вот уже полгода получают сведения друг о друге исключительно из слухов. «Добрые люди» рассказывали «трековцам» о «разветвленной сети разведывательного управления генерала Пантыкина», а тому нашептывали о грязных кознях супротивников. Музыканты договорились, если что, обращаться за информацией исключительно к первоисточникам. Это был первый шаг на пути к примирению.
Результатом этого шага стало присутствие всего «Урфина Джюса» на уже традиционном зимнем концерте «Трека» 30 декабря в университете. В своем групповом журнале Игорь Скрипкарь записал, что это выступление «было пока нашим самым сильным». 1981 год заканчивался под барабанные дроби и гитарные соло.
«Помог архитектурный институт…»(Рок-фестиваль на приз САИ)
Идея провести в Свердловске что-нибудь этакое возникла у первокурсника САИ Гены Баранова еще в 1978 году на памятном концерте «Машины времени», лидер которой, Андрей Макаревич, как известно, по образованию — архитектор. «У московских коллег, — думал Гена, — с роком все в порядке, а мы чем хуже?» На осознание факта, что «ничем», ушло три года. Весной 1981 года Баранов, ставший к тому времени директором студенческого клуба, начал активно продвигать идею проведения городского рок-фестиваля.
Авантюрную затею неожиданно поддержал комсомол. По словам Александра Коротича, секретарь институтского комитета ВЛКСМ Саша Долгов был очень хорошим человеком, искренне не любившим рок. Он представлял бардовскую формацию, сам прекрасно пел. Но так как все этим роком страшно увлекались, он сказал: «Проводите свой фестиваль, я вам задницу прикрою».
Комитет комсомола САИ объединял более тысячи студентов и обладал правами райкома, то есть мог самостоятельно проводить массовые мероприятия. Официально заявленная причина проведения фестиваля была наивно-похвальной: мы хотим изучить творческое явление, познакомить с ним студентов, чтобы они знали о нем не по слухам. Тогдашние законы разрешали в научных и учебных целях препарировать любое явление.
Был создан оргкомитет фестиваля, куда помимо Баранова вошли заместитель секретаря комитета ВЛКСМ по идеологии Игорь Миляев, редактор стенгазеты «Архитектор» Коротич и руководитель институтской фотохроники Олег Ракович. Работа закипела. Прежде всего, продумали эшелонированную идеологическую оборону. Миляев личной подписью и печатью институтского комитета комсомола заверял тексты песен участников фестиваля, давая, таким образом, разрешение на их исполнение. Обком ВЛКСМ об этом в известность благоразумно не ставили: тамошний секретарь по идеологии Виктор Олюнин славился суровостью к любым сочетаниям букв, казавшихся ему хоть в малейшей степени неблагонадежными. Тяжелая артиллерия в виде Долгова держалась в запасе: «Мы изначально с Геной распределили свои роли. В случае чего, мне надо было всех прикрывать, а для этого самое удобное — находиться в неведении, что происходит. То есть по плану мне на фестивале надо было не быть, я на нем и не был. Но полную ответственность мы брали на себя и ручались за идеологическую выдержанность мероприятия».
Процедурно все оформлили правильно. Формально фестиваль был внутривузовским мероприятием, билеты на которое не продавались, а распространялись среди студентов. Да, это был вызов системе, но вызов грамотно организованный.
Место для проведения сомнительного, с идеологической точки зрения, мероприятия выбрали соответствующее. Дворец культуры «Автомобилист» располагался в бывшем здании Свято-Троицкого собора и пользовался репутацией элитарно-культурного заведения с легким запашком фрондерства. Его директор Леонид Быков умудрялся в своем ДК показывать фильмы полузапрещенного Тарковского и устраивать концерты подозрительных бардов. На предложение провести невиданный в закрытом Свердловске рок-фестиваль он повелся с энтузиазмом. Профком САИ оплатил аренду, и трехсот