. С минимальным перевесом специальный приз жюри присудили «УД».
9 июня Пантыкин радостно сообщил всем, что на фестивале победил «Урфин Джюс». В качестве доказательства он предъявлял диплом с подписью секретаря комитета ВЛКСМ и большую фотографию Богатикова, являвшуюся, по словам Саши, главным призом! Омрачало это ликование только то, что почти все остальные участники событий в ДК «Автомобилист» о существовании жюри и о его решении и не подозревали.
«На фестиваль нас взяли, как клоунов, — вспоминает Егор Белкин. — Все такие серьезные, а мы на их фоне мило дурачились на сцене. Но получилось нехорошо: нам достался приз зрительских симпатий. Это так взбесило Сашу Пантыкина, что он пробил себе приз жюри. По рассказам оргкомитетчиков, Пантыкин устроил страшный скандал, апеллируя к тому, что главный приз получила никому не известная группа, не имеющая никакого отношения к архитектурному институту. Впрочем, «Урфин Джюс» к Арху тоже никак не относился, но Пантыкин решил, что в падлу оказаться позади каких-то пришлых. Тихой сапой первую премию присудили «УД» через два дня после окончания фестиваля, задним числом. После этого я понял, что такое шоу-бизнес».
Свидетельство Александра Коротича подкрепляет вышеизложенные слова: «Пантыкин был возмущен, что какой-то «Р-клуб» занял первое место, и пролоббировал себе приз жюри».
Через 34 года после описываемых событий Пантыкин давал любой свой зуб на выбор за то, что он в этом награждении был абсолютно ни при чем. Нет смысла переубеждать кого-то из участников этой давней истории. Пусть каждый остается при своем мнении и при своих зубах.
Вечером 9 июня участников фестиваля пригласили на собрание в клуб Арха. Явились представители «Урфина Джюса», «ЗГБ», «Перекрестка» и комитета комсомола, всего человек пятнадцать. Каждого попросили высказаться. При этом в углу сел бдительный комсомолец Киселев из обкома и стал записывать выступления. Не удивительно, что все говорили очень осторожно, мол, ничего страшного в роке нет, это позитивное явление. Долгов отстаивал право архитектурного института, как творческого, проводить на базе студенческого клуба эксперименты по поиску новых, современных музыкальных форм.
Стали разбирать отдельные выступления. «Битс» разгромили в пух и прах, «Затянувшемуся ожиданию» досталось за слабость текстов и откровенную эстрадность, «Перекрестку» — за абстрактное музицирование. «Р-клуб» пропесочили за эффектные позы солистов и за то, что они заставили весь зал почтить память Джона Леннона. «Урфин Джюс» и «ЗГБ» похвалили. Первых — за профессиональное мастерство исполнителей и идейность текстов, вторых — видимо, как хозяев. Перешли к «Треку»… «И тут встал балагур и весельчак Саша Плясунов, — вспоминает Олег Ракович, — и, явно не понимая, где он находится и что здесь присутствуют ответственные товарищи, произнес монолог. Мол, я представитель белого и чистого рока, а вот когда он слушал «Трек», ему хотелось поднять руку и кричать «Хайль Гитлер»». Начались прения.
На отсутствовавший «Трек» навалились скопом. Многие поддержали Плясунова и нашли в музыке «Трека» что-то фашистское: она, дескать, грубо сколочена, однообразна, вокал мертвый, механистичный, неживой. Настю назвали «роковой женщиной» (в этом нашли нечто предосудительное). Кто-то сравнил черную кожу костюмов «Трека» с нацистской формой. Выступление «Трека» было разгромлено в пух и прах, прежде всего в идеологическом плане! Пантыкин в обсуждении осудил творчество «Трека» с концептуальной точки зрения. Принципиальный лидер «Урфина Джюса» не смог поставить человеческие отношения выше музыки. Для своей «искусствоведческой» критики он выбрал не самое подходящее место, и она стала частью идеологического шельмования. В журнале «Трека» появилась запись о предательстве Пантыкина. 12 июня Димов бросил это обвинение ему в лицо. Конфликт между двумя группами перестал быть чисто творческим…
Пост-фестивальное обсуждение было запротоколировано, доложено куда следует, и кто-то получил задание принять меры. Несколько дурацких реплик многим серьезно осложнили жизнь. К организаторам же фестиваля никаких кар применено не было. Правда, и их планы сделать фестиваль регулярным накрылись медным тазом.
Горожане о концерте в ДК «Автомобилист» почти ничего не узнали. Сквозь информационную блокаду с трудом сумели прорваться только три студенческих издания. В УПИйской многотиражной газете «За индустриальные кадры» вышла маленькая заметка Коротича «Встреча с музыкой» с доброжелательными оценками выступлений «УД», «Трека», «Перекрестка» и «Р-клуба»: «В целом от вечера рок-музыки осталось очень приятное впечатление. Зал тепло встречал и провожал всех участников этого праздника». Автор репортажа в многотиражке «Уральский университет» студент журфака А. Семянников оказался идеологически более бдителен: «Музыкальная студия «Трек» отличается сыгранностью, а также… акцентами на какую-то «позу» — подчас совершенно забивающую музыку. Стремление музыкантов во всем быть оригинальными (в темах, манере игры и поведения на сцене) выливается в унылое однообразие и грохочущую безвкусицу. Звучание ансамбля скорее напоминает музыку групп «новой волны» плана «Губвэй Амии».[23]». Лихо, но по-пролетарски правильно обошелся автор и с результатами фестиваля: по его версии, неблагонадежный «Трек» из тройки лидеров исчез, а лучшими «по числу голосов зрителей стали «Р-клуб» (Верхняя Пышма) и «Перекресток» (ДК имени Лаврова)». Ярче всего, что естественно, осветила важное музыкальное событие стенгазета «Архитектор». Подробный репортаж, масса фотографий, большие интервью с Настей Полевой и Александром Пантыкиным, взятые робким студентом Славой Бутусовым, наконец, большая статья Николая Грахова «Крутой «Трек»», несколько туманно объясняющая творческие принципы самой спорной группы фестиваля… Но и у этого стенного издания возникли проблемы с выходом в свет — главный комсомольский идеолог Арха Игорь Миляев «струхнул», и добраться до своего читателя «Архитектору» удалось не без труда.
По образному выражению Олега Раковича, архитектурный институт — это Байконур уральского рока. Судя по звездной траектории свердловских групп, этот космодром был надежно спроектирован и качественно построен, что доказывает высокие стандарты образования в САИ.
«В который раз я вижу рок-н-ролл»(Рок-дизайн)
Рок-музыка — искусство аудиовизуальное. И дело не только в том, какие образы в голове рождают тексты песен. Даже под инструментальные проигрыши тысячи мальчишек вставали перед зеркалом с палкой от швабры в руках и, пока никого нет дома, изображали героические позы заморских рокеров. Они никогда в жизни не были ни на одном концерте и даже по телевизору не видали ничего подобного, но сама музыка несла в себе какой-то зрительный образ, и телодвижения пацана со шваброй удивительно напоминали поведение на сцене Пейджа или Блэкмора.
Наряду с записями западных рок-групп по рукам ходили и фотографии артистов. Они тоже являлись десятыми копиями: простеньким фотоаппаратом переснимались не обложки пластинок и не иллюстрации из «Rolling Stone», а фотографии с них, тоже переснятые с фотографий. Мальчишечьи руки в момент пересъемки предательски дрожали от восторга, и изображение получалось вовсе размазанным. Все равно отпечатанные ночью в ванной снимки любовно вклеивались в дешевый фотоальбом. Букв при таком способе копирования распознать было невозможно, лица тоже угадывались с трудом, и поэтому между трепетно любимыми «Slade» и «Deep Purple» вполне мог затесаться какой-нибудь дискотечный «Dschinghis Khan». Ничего страшного — что-то героическое было и в облике этих «антисоветчиков» из ФРГ.
Таким образом, зрители первых свердловских рок-концертов примерно знали, как должны выглядеть те, кто на сцене. Музыканты старались не обмануть ожиданий публики и пытались, как могли, облагородить свой облик. «Пусть гитара не удалась, но ремень у нее должен быть клевым. Неважно, кто и как его вышивал» — эта заповедь соблюдалась свято. В конце 1970-х стала появляться продуманная визуализация образов. У «Сонанса» были специально сшитые сценические костюмы белого цвета. Когда после распада студии Настя сшила для «Трека» одежду из черного кожзаменителя, белоснежный облик достался «Урфину Джюсу». Костюм Андрея Балашова тютелька в тютельку подошел Юре Богатикову. В этих одеждах «УД» выступил на фестивале САИ. Чтобы напоминать Маленького принца, Пантыкин накинул сверху широкий плащ, но результатом остался недоволен. Сегодняшняя молодежь, разглядывая фотографии 1981 года, удивляется: «А почему Сан Саныч выступал в костюме Гарри Поттера?»
Униформе придавали важное, порой даже идеологическое значение. Черная кожа «Трека» стала одним из пунктов обвинения и доказательством того, что группа пропагандирует фашизм. «Урфин Джюс» по нескольку дней всем коллективом обсуждал варианты своего имиджа, устраивал специальные прогоны программы для дизайнеров. Рисовались эскизы костюмов, подбирались образцы материи. В конце концов, был выбран вариант сценической одежды, предложенный Александром Коротичем.
Впоследствии «Урфин Джюс» стал первой группой в городе, у которой появился собственный костюмер. Игорь «Базен» Багаев отвечал не только за одежду, но и за грим, и бижутерию «джюсовцев». Последней стало особенно много в конце истории «УД», когда одряхлевшая группа решила поиграть в жестких металлистов. Широкие черные брюки типа «банан», полосатая моряцкая майка, белые кроссовки и белый широкий пиджак, клипса и зачес на правом боку, перстни и браслеты — в таком героическом виде А.А. Пантыкин отметил свой 28-й день рождения на гала-концерте в «Уралтехэнерго» 11 января 1986 года.
Это был последний концерт, на котором группа «Наутилус Помпилиус» выступала без грима. Уже через несколько месяцев над их имиджем начали работать профессионалы — модельеры Лидия Орлова и Татьяна Безматерных. На I фестиваль рок-клуба в июне 1986 года «наутилусы» вышли в шутовских нарядах Пьеро и с обильным гримом на лицах. «Они смогли отстраниться от всего, что сопутствовало тогда отечественной рок-музыке. Не обращая внимания на тех, кто относился ко всему этому крайне серьезно, они взяли и напялили на себя эти одежки, превратившие на тот мо