Но самым мощным аккордом планируемого шоу стало «свершение из полиэтилена». Идея посетила Коротича и заключалась в создании огромных фигур, которые на концерте будут надуваться пылесосом, причудливо преломлять подсветку и создавать многомерный психоделический эффект. На «Радугу» завезли тепличный полиэтилен, утюгом и паяльником Коротич с Кормильцевым сотворили кошмарных размеров сердца с глазами, червяка с ресничками и «компьютер» в форме ящика, который должен был надуваться в «Лишней детали» (песня с альбома «15»). Последний (компьютер) с самого начала вызывал подозрения, отчего был прозван Иван Иванычем. Паяли наскоро, дыры заклеивали лейкопластырем, красили красной нитрой.
Премьера полиэтиленового чуда состоялась во время прослушивания, на которое прибыла комиссия Пышминского горкома ВЛКСМ. Аппарат был отличный, звук жесткий, для затравки по сцене поползали Кормильцев с Малаховым, повоняли на комсомольцев «туманом», потом понадували сердца, а «на сладкое» преподнесли Иван Иваныча.
Рассчитывали, что он встанет, просто встанет. В виде ящика. Он и встал. То есть сперва зашевелился. Потом стал расти. Полиэтиленовый «компьютер» надувался, но вместо «ящика» постепенно обретал отчетливую фаллическую форму. Мало того, Иван Иваныч вверх подниматься не стал и для начала медленно распрямился вперед, в зал. Комиссия сидела в ближних рядах по центру, на нее угрожающе надвигалась рисованная эмблема «УД». Комсомольцы вжались в кресла. Иван Иваныч неспешно во всю длину вытянулся, еще поднадулся, окреп и, натужно-красный, там и сям крест-накрест заклеенный пластырем, осыпаясь, как шелухой, краской, стал медленно, со значением подниматься. За ним очумело следили раздавленные зрелищем комсомольцы. Музыканты еще играли, но с трудом; злодей Кормильцев, давясь хохотом, продолжал качать в Иван Иваныча воздух. И он встал!
Комсомольцы выскочили на улицу, сбились в кучку под фонарем и долго (минут сорок) о чем-то шептались».
Программу закономерно не приняли. Вышло только хуже. Через старые комсомольские связи о логове «Урфина Джюса» узнал Олюнин, и началось… Группу выперли из клуба, Пантыкина — с работы на «Радуге», Егору вынесли комсомольский выговор по месту работы. В октябре «Урфин» вдруг оказался у разбитого корыта…
И тут появился Игорь Валерьевич Миронов. Это был персонаж явно авантюрного склада, успевший много поработать в периферийных филармониях. Он развернул перед «Треком» и «Урфином Джюсом» сказочную перспективу: они делают совместную программу, проходят аттестацию и поступают на работу в одну из филармоний Казахстана. По его словам, концертные организации среднеазиатской республики с распростертыми объятиями примут таких профессиональных музыкантов: «Ребята, мы вместе так жахнем, что весь мир завоюем. Но для этого в программу надо вставить часть песен профессиональных композиторов, а имея в кармане официальный статус, можно давать концерты по всей стране не хуже каких-нибудь «Землян»». Предложение выглядело заманчивым — перед глазами был пример «Машины времени», которая уже несколько лет с успехом гастролировала. «Урфин Джюс» и «Трек» находились в тупике, и терять им было особо нечего. «Все противоречия с «УД» к тому времени исчезли. Мы просто стали взрослее и мудрее и поняли, что делить-то нам нечего», — говорит Перов.
Миронов упирал на возможность сохранить большую часть собственной программы и на священное право музыкантов зарабатывать себе на жизнь своим творчеством. Владимира Назимова, как и большинство других, эти аргументы подкупили: «В этом нет ничего стыдного — временами денег совсем не было. Я по полгода в одних спортивных штанах ходил. Конечно, мы все хотели зарабатывать деньги музыкой — тем, что мы умели делать и делали хорошо».
Обаятельный Игорь Валерьевич был неплохим психологом. Расписывая все преимущества сладкой филармонической жизни, он сумел заразить энтузиазмом даже скептика-Полковника: «Затея казалась вполне реальной — ведь ездит же по стране «Автограф», почему бы и нам не пробиться? Конечно, пришлось бы чем-нибудь поступиться. Поменять программу, включить в нее половину песен советских композиторов…»
Несмотря на некоторые сомнения, рокеры решили попробовать. Сам Миронов свято верил в успех своей авантюры. Он даже разработал кодекс поведения музыкантов в случае прохождения тарификации и приема их на работу в Аркалыкскую филармонию. Параграфы этого документа свидетельствуют, что Игорь Валерьевич уже видел себя большим начальником:
«1. Беспрекословное подчинение руководителю программы по любым вопросам (кроме личных), то есть И.В. Миронову.
2. Запрещается высказывание своего мнения по поводу филармонической работы и компетентности руководителя программы до наступления первого репетиционного периода (каникул). Во время каникул любой участник программы, ощутивший неприемлемость филармонической жизни для себя лично, может высказать свое мнение и покинуть программу навсегда.
3. Гарантий успеха фирма не предоставляет…»
Самое удивительное, что «фирмач» Миронов уболтал подписать эту кабальную бумагу вольнолюбивых свердловских рокеров.
В клубе УрГУ начались упорные репетиции. Программы двух групп притирались друг к другу, продумывались переходы между номерами, костюмы, элементы театрализованного шоу. Общий энтузиазм заразил даже Егора, который вообще-то скептически относился ко всей затее: «Я не верил, что в филармонической системе могли существовать коллективы с таким подходом к собственному творчеству, как у нас. Но весь этот бордельеро в университетском клубе мне нравился. Это так напоминало калифорнийскую рок-н-ролльную коммуну, что я с удовольствием принял во всем участие, будучи на 99,5 % уверен, что ни хрена из этого не получится».
Музыкальный штурм продолжался два месяца. В итоге получилась программа «Пульс времени», состоявшая из песен обеих групп. В начале декабря одно за другим в университете прошли шесть прослушиваний представителями разных филармоний. Посторонних зрителей на них не пускали, но личные гости музыкантов в зал все-таки проникали. Одним из редких посетителей такого просмотра стал Алексей Могилевский: «До этого Пантыкин давал нам с Колей Петровым послушать альбом «15». Он показался полностью идиотским, спетым каким-то смешным, бесполым голосом. Тексты звучали по-детски несуразно, музыка — как подделка под «Uriah Heep». Возвращая катушку автору, мы деликатно скомкали ответ на вопрос «Ну как?». Но вскоре я попал на совместное выступление «Трека» и «УД» в УрГУ. Это был первый рок-концерт, на котором я побывал, и крышу у меня снесло основательно. Те же песни, что и на бобине, но подкрепленные визуалом, звучали гораздо мохначе и совсем не смешно. Все вокруг грохотало, а я сидел, вжавшись в кресло, и хлопал глазами. Саша Пантыкин играл роль примерного комсомольца. Периодически он отрывал одну руку от клавиш и голосовал «за»».
Все прослушивания закончились безрезультатно. Представители филармоний в один голос заявили, что все здорово, но это не годится. «Мы были круче их понимания», — объясняет Михаил Перов. Могилевский считает, что по-иному и быть не могло: ««Урфин Джюс» всегда звучал более попсово, а «Трек» — более агрессивно. Но по поведению все было наоборот. «УД» выглядел более разгильдяйски и вредоноснее. В них таилась какая-то опасность. Даже чисто визуально: Пантыкин с кудрями a-la лев Чандр, эпатажный Белкин, Назимов, который никогда не владел дипломатией и всегда делил людей только на хороших и плохих. «Трек» же был более осторожен в своем поведении. Миша Перов прекрасно умел произносить правильные речи, Александр свет-Георгиевич Полковник вообще был крайне аккуратен в суждениях… В общем, если бы «Трек» сдавал бы ту программу один, он, возможно, и прошел бы в филармонию».
Финалом этой эпопеи стало шоу в ДК «Автомобилист» 14 декабря «Некоторые вопросы, волнующие нас». Музыканты показали ту же программу, но уже полному залу, значительную часть которого, правда, заняли работники обкома, горкома, райкомов и прочих комсомольских организаций. Публике раздали анкеты лаборатории изучения общественного мнения при горкоме ВЛКСМ. С их помощью собирались выяснить мнение зрителей об увиденном.
Аудитория реагировала бурно, даже комсомольцы среднего звена аплодировали вовсю. Потом состоялось обсуждение. Выступил какой-то аппаратчик: «Допустим, ваша музыка людям нравится. Но сейчас вы самодеятельность, с вас и спрос небольшой. А если люди станут деньги за ваши концерты платить — как вы их отрабатывать будете? У вас же даже аппаратуры качественной нет». Из зала ему предложили купить аппаратуру на комсомольские деньги. Он как-то стушевался. Тогда поднялся во весь свой большой рост Александр Новиков: «У вас, у комсомольцев, ничего нет, а у меня есть. Я дам ребятам хорошую аппаратуру, вы им только разрешите. Нам теперь не нужна Пугачева, не нужен Кобзон, у нас есть собственная музыка!»
Официальный итог обсуждения оказался для рокеров подобен плевку в лицо: «Такую музыку вы можете играть только у себя дома в туалете». Все закончилось. Музыканты вышли на улицу, попрощались и разошлись. Через несколько шагов Белкин обернулся: «Я понял, что от меня удаляется целый этап в моей жизни. Пусть он был коротким, но сколько он в себя вместил…»
Результаты социсследования положили под сукно. А они были достаточно красноречивы. Ни один из опрошенных не поставил увиденному оценку «плохо». 65,8 % зрителей назвали программу «профессиональной», а 24,6 % — хорошей самодеятельностью. На открытый вопрос «что больше всего не понравилось?», чаще всего отвечали «понравилось все», а еще «слишком короткая программа», «слишком маленький зал» и «слишком мало билетов». 90,5 % опрошенных хотели бы побывать на подобных концертах еще. Ближайшее после этого среза общественного мнения выступление рок-групп в Свердловске состоялось почти через два года…
Миронов по-прежнему продолжал тянуть музыкантов в филармонию. На его обещания поддались Перов и Резников. Михаил к тому времени закончил музыкальное училище и не видел другой возможности найти работу по специальности. Пиня уже успел рассказать всей Пышме, что скоро поедет с гастролями по стране. А когда вся затея лопнула, деваться уже было некуда. Пришлось ехать. Молочные филармонические реки оказались совсем не так жирны, как обещалось. Репертуар ансамбля «Незабудка» Павлодарской филармонии, куда Миронов прописал свердловчан, почти полностью состоял