нами и отстаивать общие интересы своих членов.
Первые попытки создания некой рок-структуры относятся к началу 1984 года. Вскоре после бесславного окончания филармонической затеи «Трека» и «Урфина Джюса» в ДК «Автомобилист» несколько энтузиастов рок-движения пытались написать устав Студии молодежной музыки. Она должна была объединить любительские рок-группы. Николай Грахов предлагал построить работу Студии на демократических основах, то есть план ее мероприятий не навязывался бы сверху, а должен был формироваться, исходя из пожеланий входящих в нее коллективов. Подобная инициатива снизу не нашла отклика властей, и в марте 1984 года история СММ закончилась, не успев даже начаться. Но идея объединения музыкантов плотно засела в нескольких десятках неуемных голов.
Свердловские рокеры с тоской посматривали в сторону берегов Невы, где уже несколько лет функционировал Ленинградский рок-клуб. Вернувшиеся оттуда первые ходоки с придыханием рассказывали о регулярных концертах и легальном существовании разных «аквариумов» и «зоопарков». Это звучало как сказка.
Все мечты об открытии в Свердловске музыкального молодежного объединения (пусть даже без запретного слова «рок» в названии) наталкивались на стойкое сопротивление идеологического и культурного начальства. Времена стояли крутые, и чиновникам было гораздо безопаснее запрещать все на свете, нежели поддерживать любую неформальную инициативу. Комсомольские и культурные бонзы попросту отрицали наличие в Свердловске рок-групп. Нет рокеров — нет проблемы, а значит, и делать ничего не надо. Расшевелила ситуацию статья Валерия Кичина ««Урфин Джюс» меняет имя» в «Литературной газете» (05.12.1984). В центральном издании черным по белому было написано: «рок-групп в Свердловске около десятка, известность иных пересекла границы области — «Трек», «Урфин Джюс», «Наутилус»». На газетной полосе нашлось место не только для слов комсомольских чиновников, но и для мнений Ильи Кормильцева и Николая Грахова. Наличие на Урале рока (а значит, и проблемы) было обозначено на столичном уровне. С этим надо было что-то делать.
После выхода статьи чуть приободрились сами рокеры. Стало понятно, что есть вероятность решить вопрос с рок-клубом через головы разных олюниных. 13 декабря дома у Андрея Зонова прошла сходка. Присутствовали музыканты «Урфина Джюса», «Наутилуса», «Метро», «Группы» и «С-34». Бутусов запомнил пламенное выступление традиционного оппозиционера Ильи Кормильцева: «В голове замелькали фильмы про Ленина, про революцию, про большевиков и прочие коллизии. Мы слегка обалдели — не были готовы к такой политической борьбе, мы-то думали, что все это просто про музыку». Кроме толкания антиправительственных речей, говорили о рок-клубе, обсуждали возможные кандидатуры его президента. Альтернативы Николаю Грахову не было.
Сам будущий президент узнал о выдвижении своей кандидатуры от «наутилусов»: «Приехали ко мне домой Бутусов с Умецким: «Давай, ты будешь все пробивать, а мы будем тебе всячески помогать. Думаем, что только ты это сможешь». Ну ладно…»
Ключевую фигуру рок-н-ролльной истории Свердловска Владимир Бегунов описывает эпически: «Нам всем всегда нужен Гагарин или Чапаев. Коля Грахов — он такой, левым боком Гагарин, правым Чапаев, при этом со взглядом Солженицына…» Его коллега по группе Владимир Шахрин объясняет выбор президента, скорее, в логарифмических терминах: «Мы, музыканты, знали, чего хотели. Но объяснить другим не могли — мозги не так устроены. А когда появился физик с математическим складом ума, он быстро все наши желания и нас самих заменил на иксы, игреки и нолики, составил формулу, и дело закрутилось». Сам Николай объясняет свое президентство просто: «Я концептуально устраивал всех. Я умел превращать аморфные рассуждения в конкретику»…
В предпоследний день уходящего года корреспондент «Известий» Юрий Носков имел беседу с первым секретарем обкома КПСС Борисом Ельциным. По наущению музыкантов он рассказал главе региона о проблемах местных рокеров и идее создания рок-клуба. По словам Юрия, Ельцин отнесся к этому с интересом и обещал разобраться… Пошли даже разговоры, что глава области пригласит к себе рокеров в начале февраля нового, 1985 года. Самое смелое воображение отказывалось рисовать возможные картины этого приема. Встреча в верхах не состоялась, но это было не главное. Все равно сложилась уникальная ситуация: низы не хотели жить по-старому, верхи готовы были пойти им навстречу, но середина активно этого не желала. Это несколько отличалось от описанных классиками марксизма-ленинизма признаков революционной ситуации, но определенную напряженность создавало.
Дмитрий Умецкий убежден, что «открытие рок-клуба, вне всякого сомнения, было решением политическим. Я думаю, что оно принималось на уровне Ельцина. С одной стороны, нужно было выпускать пар, с другой — на подходе уже была перестройка, и подобные идеи клубились в воздухе».
Колеса бюрократической машины начали чуть шевелиться. Андрея Матвеева, работавшего тогда в Межсоюзном доме самодеятельного творчества (МДСТ), отправили в командировку в Ленинградский рок-клуб: «Я изучал опыт, собирал методички и бумажки, а сам тусовался с БГ и Курехиным. Наибольший опыт почерпнул у них. Я должен был подготовить типовые документы, но на самом деле готовил и пробивал их Коля со своим структурированным умом».
Начались хождения Грахова по кабинетам разной степени властности. По его собственным подсчетам, официальных и неофициальных визитов по вопросам организации рок-клуба он совершил не меньше сотни. Руководство вполне устраивало иметь дело с «приличным человеком», да еще и научным работником. К тому же у него имелось начальство на непосредственном месте работы, через которое всегда можно надавить и повоздействовать.
Николай беседовал по душам с функционерами, которые делали вид, что благоволят посланцу молодежи. Чиновники с важным видом кивали головой и соглашались, что назревшую проблему непризнанности молодежной музыки давно пора решать, но ничего не делали.
За перемещениями президента по различным структурам внимательно следили десятки рокеров. Напряжение росло. «Всем казалось, что вот-вот все должно зашевелиться, — вспоминает Владимир Шахрин. — Вроде только вчера были две-три группы, а сегодня их уже десять, и уже есть Коля, который может продвигать идею рок-клуба, и уже есть Илья Кормильцев, который может понятно для начальства сформулировать чаяния музыкантов… Но в то же время пока ничего еще не происходило».
Чиновничье перекатывание из пустого в порожнее продолжалось почти полгода. 28 мая в клубе горного института прошло еще одно рок-собрание. Оно было более представительным. К участникам декабрьской сходки присоединились музыканты «Флага», «Отражения», групп Димова и Скрипкаря, а также Настя Полева. Грахов доложил собравшимся о своих боданиях с чиновничьими дубами. Доклад единодушно одобрили и решили, что рок-клуб необходим, пусть даже неофициальный. Идея подпольного рок-клуба, который смог бы только координировать деятельность групп, по-своему примечательна. Диалог с властями зашел в тупик, но желание свердловских музыкантов выйти к публике уже невозможно было сдерживать. Рокеры договорились осенью провести фестиваль, не уточняя, правда, каким образом. Собравшиеся еще раз подтвердили президентские полномочия Грахова. Николаю вместе с Кормильцевым, Матвеевым и Застырцем поручили разработку Программы рок-клуба. Придумали всей толпой прийти в кабинет какого-нибудь функционера от культуры, чтобы никто не смог отрицать наличие проблемы и ее масштаб.
Так и сделали. 15 июня в кабинете заместителя начальника областного управления культуры Лешукова собралась вся рок-н-ролльная шатия. Ее состав усилили представители «Слайдов», «Чайфа», «Тайм-Аута», экс-трековец Михаил Перов. Музыканты внимательно выслушали заявление представителей культурных организаций с неблагозвучными аббревиатурами ОНМЦ и МДСТ о создании Любительского объединения молодежной музыки, в официальных документах сокращавшегося до металлического слова ЛОММ. Говорили об осеннем фестивале, о материальной базе, об аттестации коллективов и о литовке программ. Ни одна властная структура против ЛОММа не возражала. Мало кто обратил внимание на оставшийся без ответа главный вопрос: кто конкретно будет отвечать за это музыкальное объединение.
Бюрократические игры продолжились. Ни одна структура не хотела брать на себя ответственность и принимать под свое крыло такого неудобного птенца, как рок-сообщество. То планировали открыть рок-клуб при молодежном творческом объединении горкома комсомола, то при МДСТ. При этом ни горком, ни МДСТ сами желания приютить кого бы то ни было не выказывали. Возникла идея сослать еще не родившийся рок-клуб в еще не открывшийся ДК МЖК на самой окраине города.
Музыканты радовались и этому. Они начали строить радужные планы, в первую очередь касавшиеся фестиваля. Мечты о сцене были самыми насущными. Алексей Хоменко предложил грандиозную идею недельного концертного марафона сразу на двух площадках — в ДК УЗТМ и во Дворце спорта. Главным призом для победителей должна была стать поездка с концертами в братскую Чехословакию. Пантыкин предлагал фестиваль, где не будет ни жюри, ни приза зрительских симпатий. Победителей выберут сами музыканты путем анонимного анкетирования. Видимо, на любовь уральской публики, которая в 1981 году поставила «Урфин Джюс» на третье место, Сан Саныч не очень полагался.
Несколько остудил затуманенные мечтами головы заведующий сектором пропаганды обкома ВЛКСМ Сергей Лацков. Он вскользь пообещал в середине ноября фестиваль, на котором смогут выступить не более 12 групп (к этому времени заявок на участие было уже 25). При этом Лацков полностью забекарил разработанное музыкантами Положение о рок-клубе, решив написать его самостоятельно. Рокеры напряглись и постановили: если их мнения не учтут, жаловаться вышестоящему начальству — в обком партии или в Москву. В этом все были едины. Мнения разошлись по вопросу приоритетов: ф