Вскоре после этого на текст Кормильцева «Кто я?» написал песню Слава Бутусов, давно мечтавший поработать с Ильей. К этому времени тексты, сочиненные автором, не игравшим непосредственно в группе, стали важной составной частью «свердловского стиля». «Разделение поэтов и композиторов было продиктовано стремлением делать вещи по-настоящему классные. Не абы как, а именно качественные», — объясняет Аркадий Застырец. Тексты «Флагу» писал Александр Пьянков, «Р-клубу» — Ник Соляник, димовскому «Степу» — Дмитрий Азин. «Отражение» меняло поэтов чуть ли не на каждом своем альбоме. Для них сочиняли стихи Евгений Карзанов, Петр Сытенков, Борис Катц. Последний писал и для «Сфинкса». Редкие исключения, вроде Александра Сычёва («Каталог») и Владимира Шахрина («Чайф»), только подтверждали общее правило. Не удивительно, что Бутусов и Умецкий, сами писавшие отличные тексты и использовавшие для своих песен стихи венгерского поэта Эндре Ади, хотели попробовать поработать с поэтом «со стороны». Традиция обязывала.
Кормильцев был очень плодовитым поэтом. Его папка пухла от невостребованных стихотворений. В 1985 году он, помимо «Наутилуса», начал сотрудничать сразу с несколькими коллективами, как будто боясь остаться невостребованным. Илья отдал несколько текстов Виктору Резникову, сочинил программу для Юрия Богатикова и его «Кунсткамеры». Настя Полева, отдавшая свои «рыбы» сразу нескольким поэтам, из предложенных вариантов выбрала кормильцевский: «Он мог в женскую шкуру залезть и по характеру больше походил на женщину, поэтому мне было с ним проще». Летом вышел альбом «Около радио», подписанный «Егор Белкин/Илья Кормильцев». Егор остался соавтором доволен и вскоре после релиза заявлял, что готов к продолжению сотрудничества: «Я давно знаю Кормильцева и доверяю ему, как человеку, способному, имея свою индивидуальность, не перешибить тех робких идей, которые я ему иногда подбрасываю. Он достаточно уважает соавтора, чтобы не наступать на горло его песне в угоду собственной».
Но главным для Кормильцева с 1985 года стало сотрудничество с «Наутилусом Помпилиусом». Пантыкин находит этому два объяснения: «Слава его тексты почти не менял — он просто брал их как есть и писал на них песни, что Илья всячески приветствовал. Кроме того, у «Нау» уже имелась «Гудбай, Америка» — явный хит. А как только запахло хитами, Кормильцев сразу переметнулся туда. Он всегда был там, где успех».
Вячеслав Бутусов подтверждал версию, что именно его бережное обращение с текстами расположило Кормильцева к «Наутилусу»: «Илья сначала давал нам литературные экзерсисы, которые он писал для себя. Его потрясло, что мы с пиететом к ним отнеслись, ни буковки не попросили убрать. Илью это зацепило, и мы легко договорились: он дает нам тексты в свободной стилистике, а мы не диктуем, о чем должна быть песня, в каком размере, в каком темпе и так далее! Для него это было отдохновением — я редко просил Илью что-то переделывать, он всегда это болезненно воспринимал. Если я видел, что текст совершенный, брал его таким, какой он был. Если требовались какие-то хирургические вмешательства, то лучше дать стихам отлежаться, не мучить их, всему свое время». Как бы то ни было, именно как текстовик «Наутилуса» Кормильцев стал известен всей стране.
Химик по образованию, он имел энциклопедический кругозор и был лингвистом от бога. Те, кто брался подсчитать количество языков, которыми Илья владел достаточно свободно, обычно сбивались после 15-го пункта. Было принято считать, что в его арсенале 17 языков. Сам полиглот на вопросы по этому поводу многозначительно улыбался. Знание языков часто помогало ему в написании текстов.
«Кормильцев нередко выбирал переводческий путь, — говорит Аркадий Застырец. — Он был в «языке» и мог использовать матрицы, которые в рок-н-ролльной традиции уже существовали. Я же не настолько знал английский, и песни, которые я слушал на пластинках, звучали для меня, как та же англофонная «рыба». Поэтому я всегда пытался реализовать свою собственную фонетическую содержательную матрицу».
Мнение об использовании Кормильцевым чужих идей довольно распространено. Действительно, достаточно сравнить его «Взгляд с экрана» и подстрочный перевод песни «Robert De Niro's Waiting» английской поп-группы «Bananarama»:
«Надежда брошена на пол, как разбитые мечты подростка.
Мальчики, живущие по соседству, никогда не то, чем они кажутся.
Прогулка в парке может стать кошмаром,
Люди смотрят и следуют за мной.
Это мой единственный выход.
Смотреть на экран или на лицо на стене.
Роберт Де Ниро ждет, и говорит по-итальянски».
Текст говорит сам за себя. Достаточно заменить «Роберта Де Ниро» на «Алена Делона», а итальянский на французский — и совпадение будет почти полным. Надо лишь добавить напитки — «одеколон» и «двойной бурбон». Кормильцев разговоров о собственных источниках вдохновения старательно избегал. Он даже отказался демонстрировать переводческие способности в своеобразном поэтическом турнире, который как-то затеял Аркадий Застырец: «Мы должны были встретиться и за несколько часов сделать по переводу «Пьяного корабля» Рембо. Потом сравнить их и решить, у кого лучше. Но Илья то ли струсил, то ли не захотел… В результате я перевел «Пьяный корабль», а он — нет».
Творчество Кормильцева в Свердловске вызывало противоположные оценки. Николай Грахов скептически относится к частому применению термина «гениальность»: «Судить надо по результатам. В песни превращались только самые лучшие его тексты, уже прошедшие отбор композитора. Они хорошо подходили к красивым мелодиям и поэтому легко запоминались. Можно считать, что он был гениальным, но текстовиком. Как-то Калужский и Кормильцев читали свои произведения. Стало ясно, что стихи Калужского — это поэзия, а у Ильи — не поэзия, а тексты». Андрей Матвеев более категоричен: «При всем уважении к светлой памяти моего близкого друга Ильи Валерьевича, тексты «Урфина Джюса» — это бред собачий». В то же время Владимир Назимов полагает, что «для «УД» Кормильцев писал более сложные тексты, чем для «НП». Например, «Ален Делон» — текст изначально простой. Он предлагал его Пантыкину — тот отказался».
Алексей Хоменко считает иначе: «Тексты Кормильцева многослойны, он делает слушателя своим соавтором, дает ему домыслить важный именно для него смысл. Это и есть признак гениальности. Парадоксальный, непредсказуемый Илья был свободен от всего, в том числе и от традиций. Ведь что такое традиции — это лень сделать что-то по-новому. А его традиции не сдерживали. В применении к Илье мне слово «гений» не кажется преувеличением».
В середине 1980-х стало казаться, что Кормильцева слишком много на свердловской рок-сцене. Иллюзию усугубило еще и то, что на тех же подмостках появился младший брат Ильи — Евгений, сочинявший тексты для «Апрельского марша». Правда, его творческий метод был несколько иным, чем у брата. Первичной для Жени всегда была музыка (он стал соавтором многих мелодий «АМ»). Евгений сочинял стихи только на готовую «рыбу». Подобно Илье, он скоро стал многостаночником — писал тексты не только для родного «Марша», но и для «Насти» и «Инсарова». Помог со словами «Отражению», хотя с ними было сложнее — Кондаков сочинял слишком традиционную для Кормильцева-младшего музыку.
К концу 1980-х традиция «композитор и поэт — разные люди» стала потихоньку размываться. Мощный поэтический дар Шахрина сделал свое дело — его примеру писать и музыку, и слова последовали многие молодые музыканты. Еще одним ярким образцом «полноформатного» авторства стал Алексей Могилевский: «Мне очень нравится заниматься словесной эквилибристикой, стихотворным кубиком-рубиком, играть с рифмами, с размерами, с каламбурами». По поводу материала его «Ассоциации» Алексей Хоменко только восхищенно разводит руками: «Я не понимаю Могилевского. Что он цеплялся за «Наутилус»? Рядом был гениальный проект «Ассоциация»! Расправляй крылья и лети! Послушайте «Дожить любой ценой» — «Скованные…» рядом не стояли! Такие песни не стареют — они не старые, они просто срез того времени. Как Леха работал со словами — фантастика!»
Тем не менее традиция сотворчества еще долго жила на Среднем Урале. Александр Калужский сочинял тексты на английском языке для проекта Владимира Елизарова «East of Eden». Бутусов с Кормильцевым сотрудничали до самого конца «Наутилуса». Павел Тиганов, самостоятельно работая над репертуаром своего «Дня», писал тексты и для «Соляриса» Владимира Кощеева. Лучшие хиты «Агаты Кристи» написаны Вадимом и Глебом Самойловыми вдвоем. Стихи для многих песен «Смысловых галлюцинаций» принадлежат перу Олега Гененфельда. Такое количество творческих тандемов можно объяснить не только уважением к традициям, но и перфекционизмом уральских рокеров, считавших, что любое дело требует своего Мастера.
Альбомы 1985
«Водопад имени Вахтанга Кикабидзе».
Эта по-детски наивная заведомо непрофессиональная запись не заслуживала бы упоминания, если бы именно она не стала началом пути одной из самых самобытных групп в истории советского рока.
Гитара, баян, специально ускоренные буратиночьи голоса. Запись вживую, с заметными огрехами. Песни на мелодии популярных советских шлягеров. Тексты, написанные от имени школьников периода полового созревания. Забавные ляпы типа «горизонта земного шара» и корявые рифмы типа «даже-дрáже». В общем, ничего выдающегося, но…
Сегодня на это детище трио Демин—Аптекин—Пахалуев падает отсвет последующих альбомов «Водопадов», и воспринимается оно, примерно как лицейские стихи Пушкина. Но и тогда, в 1985-м, нашлись люди, которые, как Жуковский в юном лицеисте, смогли разглядеть в «Молодежном фельетоне» задатки чего-то грандиозного.
Сергей Лукашин, будущий лидер «Водопада», участия в записи «Фельетона» не принимал, но был одним из его первых слушателей: «Я сразу ощутил какие-то внутренние аналогии со Швейком. У «Водопадов» был тот же самый взгляд снизу, с позиции маленького человека, что и у героя Гашека. А мир, если посмотреть на него снизу, такой идиотский! Если подходить к нему серьезно и принимать его слишком близко к сердцу, можно с ума сойти. Нужна заслонка. И эта буратинизация была необходимой защитой маленького человека от окружающего мира».