«Показать» непосредственно в рок-клубе что-либо было крайне затруднительно. Новорожденная организация занимала комнату № 64 общей площадью всего 20 кв. м. Находилась она на втором этаже в дальнем углу ДК имени Свердлова. Ступеньки лестницы были постоянно заняты музыкантами — в саму каморку все желающие не могли войти физически. У окна восседал администратор Александр Калужский. На Сашином столе стоял телефон, номер которого, 51-40-63, через пару лет знали во всех концах СССР. На полках стояли два магнитофона «Олимп МПК-004С», которые Полковник для улучшения качества записи переделал на 38-ю скорость. В стенных шкафах хранились клубная документация, самиздатовская рок-периодика и магнитофонные записи. Комнату украшали плакаты с Миком Джаггером, Китом Ричардсом и «Генеалогический рок-кустарник» свердловских групп. За пять лет существования рок-клуба интерьер почти не изменился, добавились только цветной телевизор и видеомагнитофон «Электроника».
Главной задачей клуба была организация нормальной концертной жизни. Для этого надо было решить две проблемы: аттестовать группы и залитовать их песни. Аттестация подразумевала просмотр коллективов, а это было осложнено вопросами, связанными с аппаратурой, площадками и худсоветом. Удалось договориться, что члены жюри оценят профессиональный уровень команд во время фестиваля. Правление рок-клуба приналегло на литование репертуара рок-групп. Два человека взвалили на себя тяжкое и неблагодарное бремя помощников цензоров. Пантыкин готовил рецензии на музыку, а Сергей Фунштейн — на слова. Естественно, писали они исключительно в комплиментарном ключе. Заготовки поступали к «профессионалам» — композитору Сергею Сиротину, журналисту Евгению Зашихину и преподавателю филологического факультета УрГУ Леониду Быкову, которые оценивали песни еще раз, решая, пропускать ли их в народ. К музыке обычно претензий не было, Сиротин давно был знаком с Пантыкиным и доверял его мнению. А вот преодолевать зашихинский барьер было гораздо труднее. По словам Грахова, любимым выражением Евгения было «фига в кармане», и он подозревал эту фигуру из трех пальцев даже в самых безобидных текстах.
Сам Зашихин считает, что он не столь уж придирался: «Я не был их врагом. Все знали и понимали, что я терпимое зло. В худсовете мне было очень интересно. Мне даже ругаться там нравилось — уж слишком у некоторых были провальные тексты. Часть их просто снималась с рассмотрения. Они были настолько беспомощны, что даже не доходили до стадии рецензирования. А вообще, в истории литературы цензура порой играет положительную роль. Стремясь преодолеть ее преграды, авторы создавали настоящие шедевры».
Литовочные баталии обычно проходили бурно. Например, 13 апреля решалась судьба сразу нескольких программ. Все сданные на литовку тексты «Тайм-Аута» были отвергнуты. В топку отправились и стихи «Р-клуба», несмотря на протесты их автора Николая Соляника. Дошла очередь до «Наутилуса». 60 % их текстов Зашихин милостиво пропустил, а остальные забраковал. «Фига в кармане» была им обнаружена в песнях «Снежные волки», «Алчи, Алчи» и «В который раз я вижу рок-н-ролл» («Даже не понимаю, почему я «Алчи» зарубил — она мне всегда нравилась», — недоумевает сегодня Евгений). Тут уж взорвался Илья Кормильцев. Впрямую дураком он цензора не называл, но всячески давал понять свое отношение к его мнению. Распаляло Илью еще и то, что у Зашихина были претензии к его собственным текстам, написанным для Белкина и «Урфина Джюса». Стороны расстались недовольные друг другом…
Подписанные и рок-клубовскими, и официальными рецензентами бумаги поступали в областное управление культуры, где их рассматривали еще раз. Если текст песни не вызывал вопросов и там, то на него накладывалась круглая печать — все, литовка получена. Власть разрешает исполнять эту песню перед слушателями. Такая громоздкая структура была неповоротливой, но все же она заставила работать ржавую машину МДСТ, которая за пять предыдущих лет не залитовала ни одной песни.
Илья Кормильцев в январе 1987 года в интервью казанскому журналу «Ауди Холи» дипломатично описывал свердловскую цензуру так: «Тексты литует целая компания людей, известных в городе деятелей культуры, которые устраивают и нас, и верхи. Этим людям в основном под сорок, но они врубаются. В литовочной компании должны быть люди со значками или с билетами, но которые нам сочувствуют».
Первыми в бюрократическую мясорубку прошли произведения «Наутилуса» и «Чайфа» — самые сильные в текстовом отношении. Правление рок-клуба рассчитывало, что, относительно легко получив документы, лидеры проторят путь для остальных групп. Расчет оказался верным — в середине июня 6 песен «НП» и 8 песен «Чайфа» были залитованы. Дальше действительно стало полегче. Но это было потом…
А пока члены рок-клуба наслаждались своим новым легальным статусом. День дурака рок-тусовка отпраздновала в дружественном Доме кино, на сцене которого сборная команда рокеров в восточных тюрбанах и халатах исполнила «Если б я был султан».
12 апреля в Свердловске состоялся концерт Сергея Курёхина и Сергея Летова. Это было первое выступление заезжих неофициальных музыкантов, прошедшее вполне легально. Организовывал концерт не рок-клуб, а свердловские джазмены, но половину зала клуба горного института занимали рокеры. Летов играл на саксофоне и массе других духовых прибамбасов, Курёхин потряс публику сеансом одновременной игры на двух роялях, а также извлечением из них звуков с помощью бритвы и электроплитки. Вечером Николай Грахов взял у Курёхина большое интервью, через год украсившее один из номеров самиздатовского журнала «Марока».
Через день должен был состояться второй концерт дуэта Курёхин—Летов. Но возникли неожиданные препятствия, причем, как ни странно, не идеологического характера. На концерт продавались билеты аж по 90 копеек штука. Проводились они через общество «Знание». Аппарат попросили у филармонии, которая, узнав, что здесь пахнет какими-то деньгами, обиделась и забрала все свое имущество. Восемьсот зрителей рисковали остаться с носом. Ситуацию спасли Пантыкин со Скрипкарем, в последнюю минуту собравшие все, до чего могли дотянуться, и озвучившие этим зал. За пульт сел Полковник, и, естественно, звук оказался на высоте. На этот раз элементов шоу было больше, гостям помогали свердловские джазмены.
Городская пресса информировала читателей о первых шагах рок-клуба весьма скупо. Пара бесед Григория Гилевича с Граховым и Пантыкиным на местном радио информационный голод не утолили. Лучшим рекламным роликом СРК стал киножурнал «Советский Урал» № 13, снятый молодым Алексеем Балабановым и вышедший в прокат в самом конце весны. С широких экранов кинотеатров к зрителям обращались «Урфин Джюс», Бутусов и Шахрин, звучали их песни. В Свердловске случился уникальный для советской киноиндустрии казус: многие зрители, купившие билет на сеанс, уходили из зала, посмотрев только журнал.
Руководители городской культуры, еще вчера гнобившие «самодеятельные ансамбли», вдруг резко захотели предъявить их творчество народу. Намечался Праздник советско-чехословацкой дружбы, и гостям из города-побратима Пльзеня было решено показать, что в Свердловске поют не только «Уральскую рябинушку». Рок-клуб настоятельно попросили организовать выступление нескольких рок-групп в Историческом сквере в центре города, причем под фонограмму. Отказаться было невозможно. Выбор чиновников пал на «Урфин Джюс», «Наутилус», «Флаг» и «Трек». То, что «Трека» уже три года как не существовало, заказчиков волновало меньше всего. Отобранные для концерта композиции чудесным образом получили литовку, правда, однократную (существовала, как оказалось, и такая).
Все музыканты были по уши заняты репетициями фестивальных программ. Но против лома нет приема — пришлось им отвлечься. Накануне концерта состоялся его прогон пред светлыми очами Виктора Олюнина. Музыканты относились к предстоящему «фанерному» мероприятию подчеркнуто наплевательски. В горкоме комсомола инструментов, понятное дело, не было, поэтому роль клавиш и барабанов исполняли стулья, а гитаристы «играли» на каких-то палках. Тем не менее Олюнин и компания внимательно смотрели на этот дурдом, делали замечания и сетовали на неготовность рокеров к завтрашнему мероприятию.
13 июня зарядил мелкий противный дождик, под который все наотрез отказались выносить свои драгоценные инструменты. В кладовой горного техникума Игорь Скрипкарь разыскал списанную несколько лет назад рухлядь, и с этим старьем свердловские рок-музыканты впервые появились перед глазами тех самых широких народных масс, к которым их не пускали последние пять лет. На бас натянули какую-то веревку, причем одну. Заметили ли это зрители, не известно. «Широкие народные массы» в количестве около ста человек мокли под дождем в пятидесяти метрах от сцены на другом берегу реки. Чехи среди них присутствовали вряд ли. Музыканты покривлялись, попринимали героические позы, главным образом стараясь не поскользнуться на мокром покрытии. Через час все закончилось. Спустя четыре дня в газете «На смену!» вышел репортаж о «митинге за мир», в котором упоминались неназванные группы рок-клуба. Зато заметка была проиллюстрирована фотографией: «Вокалистка рок-группы Настя Полева и ударник Андрей Котов». Впервые двое из свердловских рокеров смогли увидеть себя на страницах газеты. Правда, отличить Настю от Пионера было затруднительно, но это мелочи.
Музыканты вернулись к репетициям. До фестиваля оставалась неделя. В клубе горного института почти каждый день прогоняли программы Насти, Егора и «Урфина Джюса». Бедного Назимова, который барабанил во всех трех, просто шатало от усталости. Подобная нервотрепка царила еще на двух десятках репетиционных баз Свердловска и близлежащих городов.
Наконец, 20 июня 1986 года, I фестиваль Свердловского рок-клуба начался. Три его дня стали поворотным моментом истории уральского рок-н-ролла.
После бурного июня в июле как будто настало затишье. Но это впечатление было обманчиво — сразу несколько групп занялись созданием новых альбомов. «Отражение» приступило к «Другой игре». Разобиженный «Флаг» начал работать над песнями, впоследствии вошедшими в альбом «Мы из СССР». Группа Скрипкаря тоже готовилась начать фиксацию материала, над которым трудилась уже два года. Хуже всех приходилось Могилевскому: каждое утро он уезжал в Первоуральск, где вместе с Николаем Петровым ваял первый альбом «Ассоциации», а вечером возвращался в Свердловск, чтобы