Следующий удар рок-клуб нанес в самую гущу своей потенциальной аудитории. «НП» и «Группа Егора Белкина» дали концерт в университете. Зашедший на огонек Зашихин заставил Егора убрать из программы незалитованный «Технологичный брак». Белкин (в ту пору — третьекурсник философского факультета) был раздосадован, что не сможет показать однокашникам весь спектр своего творчества, но ничего поделать не мог. Скандал, устроенный журналисткой Пинаевой, только-только закончился, и обострять отношения с властями из-за одной песни не стоило. Концерт прошел хорошо, студенты остались довольны, музыканты долго отвечали на записки из зала.
В декабре ударно поработал «Чайф», выступивший аж трижды. В театре кукол засветился еще и «Каталог». 13–14 декабря прошла еще одна творческая мастерская. В ней участвовали девять групп. Страшно подумать, что творилось, если бы такой концерт состоялся год назад. Но к хорошему привыкают быстро. Теперь рок-клубовцы безо всякого ажиотажа приходили в ДК Свердлова, опаздывали к началу и покидали зал посреди выступления, если оно им не нравилось. «Сфинкс», «Икс», «Кунсткамера» и «Степ» грамм в грамм повторили свои тяжелые программы полугодовой давности, заставив зал поскучать. Даже Бутусов с Умецким публику особо не развеселили. Здорово выступил «Коктейль». На этот раз Пиня сдвинул аранжировки в сторону рэгги. «Отражение» выглядели заметно лучше, чем на фестивале, но неверно выстроили программу. Слушать их новый альбом целиком публика была не готова. Двое дебютантов, похоже, ошиблись адресом. «ОТК» органичней смотрелся бы где-нибудь на дискотеке, а «Саквояж» — в кантри-клубе. В составе «РТФ» на рок-клубную сцену впервые ступили будущие «агатовцы» Вадим Самойлов и Саша Козлов. Звучала группа плохо и гораздо тяжелее, чем их студийная запись. Барабанил в «РТФ» Алик Потапкин, причем так здорово, что на следующий день получил от «Наутилуса» предложение заменить их драм-машину.
Год заканчивался 27 декабря новогодним вечером рок-клуба все в том же «Малахите». Народ пришел в карнавальных костюмах, смотрели видеоклипы, танцевали, слушали, как Могилевский читал свои эпиграммы. Было холодно и скучновато — чай и соки в ассортименте новогоднего настроения не создавали. 1986 год был переломным для свердловского рока. Музыканты добились легальности и впервые ощутили твердую сцену под ногами. Год определил реальную расстановку сил и истинную степень махровости всех и каждого. За двенадцать месяцев было пройдено огромное расстояние от запрещения выступлений до ритмичного концертного графика. Рокеры показали себя родному городу и были готовы двигать свою музыку куда-то за его пределы.
«Каждый из них Аполлон и Моцарт, русского рока прекрасный солдат»(I фестиваль)
Слово «рок-фестиваль» было для музыкантов Свердловска сказочным, манящим и туманным. Фестиваль на приз САИ за прошедшие пять лет подернулся дымкой преданий. Рассказы о масштабных мероприятиях в Ленинграде и Прибалтике казались вестями с других планет. Коллективные мечты уральцев о грандиозном фестивале последние два года подпитывали идею создания рок-клуба. Большинство рокеров не связывали с этой структурой далеко идущих планов. Главное — получить возможность выступить на сцене, причем легально. Собственный материал накопился у всех, хотелось показать его зрителям, сравнить свои силы с потенциалом коллег, одним словом, хотелось фестиваля.
Подготовка к смотру стала главным делом новорожденного рок-клуба. Первые три месяца его существования были посвящены исключительно организационным вопросам будущего фестиваля. По поводу площадки вариантов не было — только Дом культуры имени Свердлова, уже ставший для рок-клуба родным. Остро стоял аппаратурный вопрос, но его решение откладывали на потом: все-таки опыт озвучивания не очень больших залов в городе имелся. Главная проблема была бюрократической. Все потенциальные участники фестиваля не были аттестованы и не имели ни одной залитованной песни, то есть выступать перед публикой им запрещали советские порядки. От процедуры предварительного прослушивания и утверждения программ уполномоченными на то комиссиями рокеры отказывались наотрез. Многие из них уже имели печальный опыт общения с различными «культурными» органами, и снова проходить эту унизительную процедуру желания не было. Тем более что все эти согласования и утверждения резко дисгармонировали с ароматом перемен, которым уже веяло со страниц центральной прессы.
После долгих препирательств было найдено соломоново решение. Трехдневный марафон с участием двух десятков групп объявлялся не фестивалем, а закрытым мероприятием только для членов рок-клуба. На официальном уровне все это проходило под вывеской «Творческая мастерская Свердловского рок-клуба». Такое кустарное название принижало статус и превращало все в маленький уютный междусобойчик (на шесть с половиной сотен человек). Рокерам было все равно, как называется их фестиваль. А вот контролирующие органы могли успокоиться: для закрытых внутриклубных концертов аттестации были не обязательны.
Наоборот, творческая мастерская сама стала местом аттестации рок-команд. Жюри вместе со зрителями сидело в зале, оценивало исполнительский уровень коллективов и решало, достойны они или нет для выступлений перед широкими народными массами.
Состав жюри был очередной головной болью Грахова и Калужского. В него надо было пригласить людей авторитетных и уважаемых во властных структурах, но в то же время благожелательно относящихся к рок-музыке или хотя бы не испытывающих к ней резкой антипатии. После долгого обсуждения кандидатур наконец утвердили окончательный состав жюри. Он мог успокоить любые власти и не сильно пугал музыкантов.
Председателем стал 45-летний член Союза композиторов СССР Сергей Сиротин, знакомый с некоторыми свердловскими рокерами лично и с их музыкой в записи. В состав жюри также вошли заведующий эстрадным отделением музучилища Владимир Полуэктов (на фестивальной сцене ему предстояло увидеть полтора десятка своих бывших и нынешних студентов), зав. музыкальным сектором ОНМЦ управления культуры Владимир Петровец (сам рок-музыкант с многолетним стажем), телережиссер Ирина Снежинская, заведующий отделом критики журнала «Урал» Евгений Зашихин и еще пара чиновниц от культуры. Эту официальную компанию разбавили кадрами, имевшими к рок-клубу самое непосредственное отношение: Николаем Граховым, Андреем Матвеевым, Александром Пантыкиным и Маратом Файрушиным.
При таком раскладе заседания жюри проходили без особых эмоций и по-деловому. По крайней мере, Владимир Петровец не помнит острых дискуссий: «Первым делом все смотрели в рот Коле Грахову. Если он продвигал какую-нибудь группу, все начинали повторять его мнение. Некоторые, как, например, Снежинская, сидели, хлопая глазами, и поддакивали тем, чье мнение звучало авторитетней. Они явно не очень много понимали в происходящем. Изредка бывали разногласия, но чисто эстетического плана — я обращал больше внимания на музыку, а у части худсовета был крен в тексты».
На фестиваль подали заявки 35 групп. Это было слишком много для концертного уик-энда, и претендентов разбили на две части. 20–22 июня намечалось выступление первых 20, а концерты остальных планировали устроить через неделю-две. Но планы чуть изменились, и второй фестивальный тур состоялся 2 августа.
На июньскую мастерскую группы отбирались не по знакомству, а, скорее, по известности. Почти всех знали по концертам или записям. Названия новых проектов особого значения не имели — организаторы смотрели на состав музыкантов. Например, группу «Коктейль» никто не знал, но персона Виктора Резникова служила достаточной рекомендацией для попадания на мастерскую. Некоторые из претендентов показывали свой материал — Юрий Хазин сыграл пару песен просто на фортепиано, и этого оказалось достаточно, чтобы Грахов допустил до участия его «Трио», накануне выступления переименованное во «Встречное движение». Чем меньше времени оставалось до 20 июня, тем больше нервничали участники и правление рок-клуба. Отдельные махры, чувствовавшие сырость собственной программы, даже предлагали перенести фестиваль на осень, но их коллективно стыдили и урезонивали.
Слухи о предстоящем мероприятии ползли по городу, попасть на него хотели многие. Наплыв желающих сдерживали не только статус закрытого мероприятия, но и простая арифметика. В зрительном зале ДК имени Свердлова было 630 мест. Около двухсот из них занимали участники фестиваля с женами или подругами. Это было свято: лишить музыкантов возможности продемонстрировать дражайшим половинам, что они не только портвейн с мужиками пьянствуют, но и на самом деле рок играют, было никак нельзя. Билеты выдавались другим членам рок-клуба, по внушительной пачке получили организации-учредители, немножко было отложено для гостей из других городов. Оставшиеся приглашения служили твердой валютой. Ими расплачивались с теми, кто предоставлял аппаратуру для фестиваля, кто оформлял сцену. Лишних билетов при таком раскладе просто не могло остаться.
Наконец наступил вечер 19 июня. В зрительном зале закипела работа. Человек тридцать звукотехников под руководством Алексея Хоменко пытались заставить все, что свозилось со всех концов города, издавать звуки. Началось то, что в памяти ветеранов уральского звукоинженеринга осталось как «безумная ночь клепания аппарата». Люди, которые, по словам Хоменко, «понимали, чем усилитель отличается от предусилителя», что-то подключали, подпаивали, подкручивали, вязали жгуты из проводов. Наутро все удивленно выдохнули: за ночь из всего этого склепалось что-то, умудрявшееся звучать?!
Однако аудиопроблемы не исчезли с первыми лучами солнца, и решать их надо было постоянно. Наравне с другими героями невидимого, но слышимого фронта почти восемьдесят часов не выпускал из рук паяльника и отвертки Алексей Густов: «Эти три дня были страшными для техперсонала. Если мы не у пульта, значит, мы за сценой чиним аппарат. Если мы не у пульта и не за сценой, значит, мы где-то в углу отсыпаемся. Это рокеры могли наслаждаться и пьянствовать, а мы пахали».