Помимо технарей на сцене возились два десятка оформителей. Основную их часть составляли молодые дизайнеры из института технической эстетики (ВНИИТЭ). Примерно за полгода до фестиваля институтская молодежь, наслушавшись лекций Грахова о современном роке, слезла с итальянцев, диско, дремучего металла и приобщилась к более прогрессивной музыке. Теперь новообращенные трудились над изготовлением декораций. Для оформления сцены понадобились выставочные конструкции. Павел Ковалев, тогдашний комсомольский лидер ВНИИТЭ, убедил руководство и партком института, что «этот реквизит необходим для полезного дела, для продвижения отечественного, социалистического рок-н-ролла, и они со вздохом разрешили использовать институтское имущество. Все, что можно было взять на халяву, использовалось в оформлении. Конструкции были позорненькие и могли в любой момент развалиться. Их пришлось укреплять чёрти чем. Планшеты уже были использованные, и их заново покрасили в рок-н-ролльном стиле. Еще была расписана огромная тряпка-задник».
Наутро сцена смотрелась очень стильно, особенно по сравнению с другими советскими рок-фестивалями, организаторы которых вообще не заморачивались декорациями и оформлением. Уральская школа архитектуры и дизайна опять подтвердила свой высокий уровень, на сей раз в ограниченном рок-пространстве.
На сцене начали репетировать команды, выступавшие в первый фестивальный вечер…
В пятницу 20 июня в 19 часов ДК имени Свердлова был набит до отказа. У входа осталась толпа несчастных, не имевших на руках заветных билетов. Путь им преграждала опергруппа, на которую не действовали ни мольбы, ни угрозы, ни признания типа «я близкий родственник Грахова» или «я лучший друг Бутусова». Те, кто попал вовнутрь, осматривали стенды с информацией о выступающих группах, сделанные музыкантами и их друзьями. Высокохудожественным исполнением выделялись планшеты коллективов, имевших отношение к архитектурному институту, но и другие группы не подкачали. Внимание зрителей привлекали огромный след львиной лапы на стенде «Сфинкса», буйство красок на планшете «Коктейля» и нововолновые очкастые фотографии «апрельских маршей».
Концерт начался с небольшим опозданием. Александр Калужский в элегантном костюме объявил творческую мастерскую открытой и представил членов жюри. После двухминутной торжественной части свет погас. В темноте лишь одиноко мерцала лампа на столе жюри, в лучах которой Евгений Зашихин был готов сверять напечатанный текст с тем, что он услышит со сцены. Начался рок-н-ролл.
В луче прожектора появился вокалист «Р-клуба» Сергей «Агап» Долгополов — весь в черной коже, с выбеленной физиономией и огромными звездами на щеках. Он начал крутить микрофонную стойку и вопить фальцетом что-то боевое. Большинство зрителей зажмурились от восторга и от грохота, который лился из динамиков. Момент был исторический — в трехстах метрах от областного комитета КПСС происходило нечто глубоко чуждое настоящим строителям коммунизма. Пессимист Полковник до последнего момента был уверен — что-нибудь обязательно сорвется: «Когда на сцену выскочил Агап в боевой раскраске, я охнул — теперь-то точно кто-то из начальства повиснет на рубильнике. Но, как ни удивительно, все обошлось».
Очарование момента прошло быстро — звук был ужасный. За пультом сидели Порохня с Тариком, но уже через пару минут к ручкам потянулись несколько опытных рук, желавших помочь. Коллективными усилиями ко второй песне звучание удалось хоть немного, но поправить. Текст был по-прежнему неразборчив, зато стало слышно, что гитара, одолженная Злоцким у Бутусова, совсем не строит. Ситуацию спасал Моисеев, который на басу умудрялся запиливать длинные соло. На «Прокаженном» появились Белкин, добавивший гитарного звучания и разнообразия в шоу, и Могилевский, чей саксофон верещал в унисон с Агапом. Аудитория знала песни с последнего альбома «Р-клуба», но удивительное дело: живьем они звучали не так энергично, как в записи. К концу получасового выступления Агап заметно охрип, а зал так же заметно подустал.
Жюри к подобному старту было явно неготово. Если бы Агап во всей своей красе появился на второй или на третий день, «Р-клуб», возможно, и был бы аттестован — к тому времени жюри уже насмотрелось всякого. Но путь первопроходцев часто оказывается тернистым…
Экс-барабанщику «Метро» Игорю Злобину не хотелось петь, но, так как музыканты группы «Тайм-Аут» голосистостью не отличались, функции вокалиста ему пришлось взять на себя. Партию ударных он уступил драм-машине. Перед самым выступлением Игорю стало так страшно, что он ушел из ДК Свердлова куда глаза глядят. Дойдя почти до набережной Исети, он осознал, что ребят подвести не может, вернулся, влил в себя почти литр вермута и вышел на сцену. Выступление получилось так себе. Братья Павел и Вячеслав Устюговы (гитара и бас) позиционировали свой коллектив как рок-н-ролльный, но в песнях, написанных Славой, слишком остро чувствовалось влияние его любимого композитора Юрия Антонова. Публика быстро просекла, что к чему, и из зала донеслись крики: «Рок давай!»
Хотя музыка «Тайм-Аута» была гораздо привычнее слуху большинства членов жюри, чем хард-рок их предшественников, злобинскую команду тоже не аттестовали. Мнения жюри и публики совпали.
Об аудитории стоит сказать особо. Ее поведение было максимально раскрепощенным. Это не удивительно. Большинство мест было занято самими музыкантами, которые в свободное от собственных выступлений время превращались в зрителей. Естественно, они знали почти всех артистов как облупленных и уже слышали их песни. Слышали, но не видели — большинство групп никогда не выходили на сцену. Оценивала друг друга эта аудитория по гамбургскому счету. От нее трудно было скрыть любые огрехи, зато и достоинства она тонко подмечала. Ни о какой сдержанности не было и речи — выражение восторга доходило до танцев на стульях, а то, что не нравилось, засвистывали и заулюлюкивали. В перерывах эта публика сама себя развлекала. Бегунов громогласно требовал «Калужского — на сцену!», Долгополов с Шахриным затягивали «Степь да степь кругом», остальные подпевали. Сам Агап объяснял свое солирование в этих импровизированных хорах просто: «Мне хотелось помочь людям. Я считал, что они поют плохо, а я пел лучше. Особенно после портвейна. Было чувство полного внутреннего раскрепощения». На Михаила Симакова, который был тогда простым зрителем, поведение публики произвело сильное впечатление: «Традиция вопить из зала какие-то ритуальные фразы зародилась именно на первом фестивале. Я до сих пор, когда бываю на концертах наших групп, стараюсь выкрикнуть из зала что-нибудь вечное, типа «Калужского — на сцену!», только чтобы поддержать традицию».
Акустическая гитара, клавиши и вокал — таким не «рокерским» составом выступило трио «Встречное движение». Свердловская рок-публика доказала, что ей могут нравиться песни, в которых даже барабанов нет. Златовласый вокалист Володя Махаев стоял в луче света в простой белой рубахе и без всякого шоу держал в напряжении весь зал. Секрет аплодисментов, раздававшихся после каждого номера, прост: радостный голос, умелые руки гитариста Юры Мишкова и красивые мелодии Юрия Хазина. Многие в перерыве спорили: рок это или не рок, но с тем, что выступление «Встречного движения» является высокопрофессиональным искусством, соглашались все.
Не возражало против этого и жюри, подтвердив свое мнение аттестацией группы.
Про группу «Икс» никто ничего не знал, что при таком названии не удивительно. Было известно только их местожительство — село Верхнее Дуброво. «Рекомендация, согласитесь, еще та», — иронизировало по этому поводу «Свердловское рок-обозрение». Рокеры от сохи в майках-тельняшках и с синими наколками на руках играли хэви-металл. Звучали неплохо, хотя гитары были расстроены, а текст не различим. Виктора Холяна селяне-металлисты подкупили своей простотой: «Всем своим видом они словно говорили: «Да, мы в майках-алкоголичках, но вот смотрите, у нас же и гитары есть. И мы на них на самом деле играем. И сами этому радуемся». То, что они из Верхнего Дуброво, тоже вызывало симпатию».
На заседании жюри Грахов отметил хороший класс игры, но посетовал на неактуальность материала. В итоге коллектив все-таки был аттестован (не благодаря ли своему рабоче-крестьянскому происхождению?).
После январского провала от «Чайфа» никто ничего особенного не ждал. Но Шахрин сотоварищи сумели удивить всех. Володя в начале выступления объявил, что петь они будут «подзаборные песни», тем самым превратив фестивальный концерт в дружескую дворовую посиделку. Программа началась с «Будильника», и произошло чудо: мощная энергетическая волна со сцены ударила в зал, напиталась там дружеской поддержкой, вернулась обратно и продолжала гулять между музыкантами и зрителями все сорок минут, взаимозаводя и тех, и других. Сидевший за пультом Алексей Густов, почувствовав эту энергию, удивился и обрадовался ей: «Начали раскачиваться, и вдруг неожиданно поперло, попало в зал. Для всех и для меня это было неожиданно. Потом пошел раскат, который уже невозможно было обломать, что ни делай. Началось рок-н-ролльное безумие, когда все, что ни делается, все в кассу».
Каждая деталь работала на общий ажиотаж. Задник с корявыми надписями «Зема», «Пифа», «Могила» и т. п., изготовленный для выступления совсем другой группы, подошел к чайфовской программе на все 100 %. Бэк-вокал Алины удачно подчеркивал мужской задор шахринских песен. То, как она и Антон пели в один микрофон, придавало сценической картинке некую интимность. Когда Нифантьев в одной из песен вдруг встал к залу спиной, в этом тоже вдруг прочитался какой-то подтекст.
Боевики следовали один за другим, доводя публику до исступления: «Он сам», «Твои слова красивы», «Рок-н-ролл этой ночи», «Я правильный мальчик». На последней вышел «Киса» Владимиров и протромбонил что-то бравурное. Треть зала уже танцевала на стульях, еще треть — просто в проходах, каждой песне в голос подпевали даже те, кто слышал ее впервые. Перед «Италией» Шахрин объявил Володю Назимова, что вызвало очередной взрыв восторга. С приходом Земы звук еще более уплотнился, казалось, что даже стены покачиваются в такт. На «Ты сказала» появился «супервокалист»