[32] «Голожаберный моллюск», словно ледокол, плыл по морю шоу-бизнеса, расчищая путь для земляков.
На концертах в Ленинграде в начале октября Слава выглядел страшно усталым. Свидетель этого выступления Андрей Радин писал: «Казалось, что толпы фанатов, ажиотаж выбивают его из колеи. Такое чувство, что нет у него радости от того, что весь зал вместе с ним поет, … что в проходах зала молодежь танцует…»[33]
Через пару недель, во время III фестиваля СРК, Слава признался: «Похоже, со мной происходит то, что принято называть творческим кризисом. Думаю, «Наутилус» не скоро появится на сцене» («Красный боец», 19.02.1989). В ноябре «золотой состав» был распущен или, по официальной версии, отправлен в творческий отпуск.
В итоговом хит-параде «Московского комсомольца» за 1988 год (06.01.1989) «Наутилус Помпилиус» прочно оккупировал первые строки: «Лучшая группа», «Лучшая пластинка» («Наутилус Помпилиус/Бригада С»), «Лучшая фонограмма» (все та же «Разлука» плюс на девятой строчке их же «Лучшие песни»), «Песня года» («Я хочу быть с тобой» — 97 % голосов). Бутусов — второй певец (после Кузьмина), второй композитор (после Кузьмина) и восьмой поэт-песенник. Кормильцев занял в этой же категории третью строчку (после Кузьмина и Гребенщикова). Кстати, четвертой по популярности певицей года читатели «МК» вдруг назвали Настю Полеву — ледокол «Наутилуса» работал!
Год «наутилусомании» закончился. Неповоротливые издания еще весной 1989 года писали о «золотом составе» как о действующей группе, безутешные фанатки быстро утешились и переключились на другие объекты обожания, а «Наутилус Помпилиус», резко вильнув в сторону, лег на новый курс.
«Ах, как чудесны конкурсы песни»(III фестиваль)
III фестиваль стал пиком существования Свердловского рок-клуба. Многие свидетели — и игравшие на сцене, и сидевшие в зале, — вспоминают 14–16 октября 1988 года, как самое яркое событие в их музыкальной жизни.
Свердловский рок-клуб не пошел по пути ленинградских коллег, собравших на своем VI фестивале группы со всей страны. Уральский смотр носил подчеркнуто региональный характер — самый дальний путь до его сцены пришлось проделать верхотурскому «Водопаду» (участники, спешившие на родину из собственных гастрольных поездок, не в счет). Эта «местечковость» сыграла на руку СРК: эксперты и журналисты из Москвы, Ленинграда и других городов сами приехали на Урал, чтобы увидеть лучшие силы рок-клуба. Конечно, сыграл свою роль и правильный маркетинг. Грахов и Стерхов охотно предоставляли визитерам из других городов контрамарки. Самым ценным гостям, вроде издателей авторитетных питерских журналов Андрея Бурлаки и Александра Старцева или музыкального редактора телепрограммы «Взгляд» Марины Лозовой, при помощи обкома комсомола даже оплачивали дорогу.
Фестиваль проходил по высшему разряду. Впервые он обосновался в 1380-местном зале Дворца молодежи. Впервые специально к нему были напечатаны небольшой художественный плакат и газета-программка с информацией обо всех участниках. Впервые зрители могли свободно оставлять отзывы о выступлениях на бумажных «Стенах демократии» в фойе. Впервые весь фестиваль снимался на видеопленку. Впервые после окончания фестиваля организовали банкет для его участников и гостей. Свердловск устанавливал планку организации подобных мероприятий, причем на недостижимой для многих высоте.
Традиционный Александр Калужский с традиционным небольшим опозданием открыл вечерний пятничный концерт. Первой выступала «Настя». Группа всего четыре месяца назад обрела постоянный состав, и это выступление стало для нее дебютом на большой сцене. Сама Настя даже назвала его генеральной репетицией будущих гастролей. Луч прожектора выхватывал из темноты только солистку, одетую в темное, ее золотистые волосы будто излучали теплый свет. Настя почти не двигалась, лишь чуть-чуть пританцовывала на месте. Из семи песен только две были знакомы публике по «Тацу», и, естественно, именно «Вниз по течению неба» и «Ариадну» принимали лучше всего.
Программа «Насти» стала замечательным открытием фестиваля, тем более что такую музыку лучше всего было слушать на свежую голову. «Стена демократии» покрылась восторженными откликами, а критическая надпись: «Настя, Егора Белкина тебе не перепеть, даже и не пытайся!» — была начертана явно женской рукой и к музыке вряд ли имела отношение.
«Апрельский марш» показал песни из альбома «Голоса», которые в Свердловске мало кто слышал живьем. Начав с тягучей «Японии», «марши» постепенно наращивали темп, раскачивая зал. Настя, вышедшая для «Голосов», вывела на сцену за руку юношу в коротких штанишках, который так дергался, что слова «слышишь голоса» приобрели явный психиатрический оттенок. Припадочным шоуменом оказался одноклассник Симакова, КМС по бегу Валера Аминов. На следующих песнях, оставшись без Настиного присмотра, он совсем распоясался и натурально ползал по сцене, к тому же периодически вплетая в музыку трубные звуки где-то найденного старого тромбона. Зал с каждой песней радовался все сильнее. Сложность материала уральскую публику не смущала, «АМ» даже вытащили на бис, заставив сыграть «Тормозную».
За кулисами Бурлака, которому «Марш» очень понравился, разъяснял менее продвинутым журналистам, что эта группа ближе к московской эстетике, а это в сочетании с традиционно-уральским подходом к качеству дает очень интересный эффект. Гришенков не возражал, признаваясь, что в последнее время сильное впечатление на него произвели «Звуки Му», «Вежливый отказ» и «Нюанс». Видимо, такие вкусы разделяли не все. На «Стене демократии» появилось категорическое требование: «Мишу — в оперу, бритого (Гришенкова) — на зону, остальных — по надобности», но оно меркло на фоне положительных отзывов.
«Чайф» подготовил для фестиваля совершенно новую программу и нового гитариста. Любимым музыкантом Паши Устюгова был Ричи Блэкмор, и такой вкус заметно утяжелил звучание группы. Гитарные запилы в песнях Шахрина для многих стали неожиданностью. Михаил Перов даже окрестил новый стиль «Чайфа» хард-бардом. Но зрители, казалось, не обратили на эти аранжировки никакого внимания. Если бы «Чайф» вместо Паши включил в свой состав хоть струнный квинтет, хоть духовой оркестр, его бы ждал на родине одинаково восторженный прием. Публика любила песни «Чайфа», а что группа придумает для их расцветки — дело десятое. Из новых номеров особенно понравились «Крепость», «Делай мне больно» и «Утро, прощай». Шахрина & Со вызывали на бис трижды. Перед исполнением «Рок-н-ролл — это я» Володя намекнул, что после этой песни «очень хорошо расходиться, гуляя по ночному городу». Концерт закончился.
Избалованная свердловская публика уже начала привередничать — билеты на дневные концерты продавались куда медленнее, чем на вечерние. От «утренников» мало кто ждал сенсаций. Возможно, зря — главный фестивальный скандал случился днем в субботу.
«Водопад» выступал в Свердловске третий раз, но то, что они способны петь не буратиночьими голосами, стало для многих откровением. Конферансье Сергей Лукашин остроумно представлял новые песни, а две старые специально «подогнал» под текущий политический момент. Объявляя переделанную почти до неузнаваемости «Мой папа аппаратчик», он объявил, что не прошло и года после записи этой песни, как Михаил Сергеевич прислушался к мнению уральских рокеров и отправил часть членов Политбюро на пенсию. В «Рейганке» в связи с разрядкой и потеплением сменили припев, и теперь он звучал «Рейган — наш лучший друг!».
Перед последним номером Лукашин вышел на сцену со свернутым в трубку плакатом и сказал: «Пока мы здесь наслаждаемся жизнью, в ивдельской колонии уже четвертый год сидит певец Александр Новиков, вся вина которого в том, что он на несколько лет опередил Закон об индивидуальной трудовой деятельности. Музыканты групп «Водопад», «Красный хач» и «Флаг» первыми подписали письмо в Верховный суд с просьбой о пересмотре дела Новикова». Сергей развернул плакат с текстом письма и предложил всем желающим подписать его в фойе Дворца молодежи после концерта. Зал притих. Раздалось несколько испуганных хлопков.
На сцене появился вокалист «Водопада» Слава Колясников и под акустическую гитару спел песню «Бардам России», в которой Новиков стоял в одном ряду с официально неоцененными Родиной Высоцким, Галичем и Башлачёвым. В зале поднялась группа журналистов из московского «Урлайта». Стали вставать другие люди, загорелись огоньки спичек. Пеню проводили громкими аплодисментами.
То, что творилось в гримерке «Водопада» сразу после выступления, описал сам Лукашин: «Дверь распахнулась, как от удара ногой. Но то была не нога, то была грудь Люции, куратора свердловского рок-н-ролла от управления культуры. Она порывисто вздымалась, чуть ли не до носа, и падала вниз так, что потрескивали бретельки. Страшное зрелище, но красивое. За спиной Люции выросли обком комсомола в лице Марата Файрушина и рок-клуб в виде Рудольфа Стерхова. Груди у них были некрасивые, зато щеки красные, и трудно было понять, является ли эта краснота выражением праведного гнева или вызвана неловкостью от необходимости исполнять неприятные служебные обязанности. Люция поперла с порога:
— Вы что?!! Вы соображаете, что вы делаете, или нет?! Кто вам дал право устраивать митинги?! Вы хотите погубить все наше дело?!
— Об чем речь-то? Сейчас, кажись, гласность и эта, бляха-муха… Перестройка, вот! Разрешено.
— Не прикидывайтесь идиотами. Можно подумать, что вы поверили в это! Ха-ха-ха три раза!
— Мы поверили. А что нам еще остается?
— Ха-ха — сто раз! И спасибо, что нам с вами так весело! Хронически весело. Послал же мне господь на шею таких…
Каких послал ей господь, осталось невыясненным. Но зато об этом хорошо узнали в коридоре, куда она выскочила, базнув дверью… Марат и Рудик дверь прикрыли тихо».