Тело Майкла было твердым, всем своим весом прижимая ее к матрасу. Он загораживал свет свечи так, что она не могла ничего ясно видеть, хотя сияние за ним давало ей опору против бесконечности темного пространства. Каким-то образом это казалось нормальным, хоть и опасным: тьма делала ощущение его присутствия возле ее шеи более ярким: от влажной чаши его теплого рта до тянущих глотков, а после к сексуальному течению между ними.
Господи помоги, но ей нравилось, что он делал с ней.
Клер ощупью нашла его волосы. Со стоном удовлетворения она запустила руки в их шелковистую густоту, набирая полные пригоршни, проводя ладонями по коже головы.
Когда он замер, она остановилась и ощутила дрожь, пробегавшую по нему. Она подождала, чтобы посмотреть, продолжит ли он, что он и сделал. Когда глотки возобновились, а комната начала вращаться, ее это не озаботило. Чтобы держаться в этой круговерти у нее был он.
По крайней мере, до тех пор, пока он быстро не отпрянул, оставляя ее на постели. Отступив в темный угол, с цепями, отметившими его передвижение, он почти исчез.
Клер села. Почувствовав влагу между грудями, она посмотрела вниз. По ее грудной клетке струилась кровь, впитываясь белым халатом. Выплюнув проклятие, она попыталась закрыть отметины проколов, сделанных им.
Тотчас же Майкл оказался перед ней, отдирая ее руки от раны.
— Простите меня, я не закончил должным образом. Подождите, нет, не сражайтесь со мной. Мне нужно закончить это. Позвольте мне закончить так, чтобы я мог прекратить кровотечение.
Он схватил ее руки одной своей, убрал волосы назад и прижался ртом к ее шее. Его язык двигался, лаская ее кожу. Снова. И снова.
Не потребовалось много времени, чтобы она полностью позабыла о смертельном кровотечении.
Майкл выпустил ее руки и стал баюкать в своих объятиях. Она позволила своей голове непринужденно откинуться, когда он упивался ей, прижимал ее.
Он помедлил. Остановился.
— Сейчас вы должны поспать, — прошептал он.
— Я не устала. — Ложь.
Она почувствовала, что ее укладывают на подушку, завесь его волос упала вперед, когда он удобно устраивал ее.
Когда он собрался отодвинуться назад, она схватила его за руки.
— Твои глаза. Ты собирался показать мне. Если ты собираешься делать со мной следующие два дня то, что только что делал, ты мне должен.
После долгой паузы он отбросил волосы назад и медленно поднял веки. Радужки были искристо-голубыми и светились, как неон, они на самом деле сверкали. По внешнему краю их обводила черная линия. Ресницы были густыми и длинными.
Его взгляд был гипнотизирующим. Сверхъестественным. Удивительным… как и все остальное в нем.
Его голова опустилась.
— Спите. Возможно, я приду к вам перед завтраком.
— А ты? Ты спишь?
— Да. — Когда она пристально взглянула на другую сторону кровати, он пробормотал: — Но сегодня ночью не здесь. Не беспокойтесь.
— Тогда где?
— Не беспокойтесь.
Он ушел внезапно, растворяясь в темноте. Оставшись одна в свете свечи, она почувствовала себя плывущей на широкой кровати как в море, бывшем одновременно сияющей мечтой и ужасающим кошмаром.
Глава 4
Клер проснулась, услышав, как заработал душ. Приподнявшись с подушек, она спустила ноги на пол и решила произвести кое-какое расследование, пока Майкл так занят. Взяв свечу, она двинулась в направлении стола. Или, по крайней мере, туда, где она думала, стоит чертова штука.
Первой, столкнувшись о крепкую ножку, его обнаружила голень Клер. С проклятием женщина нагнулась и потерла то, что без сомнений станет ужаснейшим синяком. Чертовы свечи. Двигаясь более аккуратно, она обогнула стол, за которым сидел Майкл, и опустила по большей части бесполезную свечу, чтобы осветить то, над чем он работал.
— Ох, Господи ты мой! — прошептала она.
Это был ее портрет. Прямо с листа смотрел ее ошеломительно искусный и откровенно чувственный портрет. За исключением того, что его художник никогда не смотрел на нее. Откуда он знает…
— Отойдите оттуда, пожалуйста, — приказал из ванной комнаты Майкл.
— Это прекрасно. — Она склонилась дальше над столом, впитывая изобилие рисунков, все из которых выглядели весьма современно по исполнению. Что удивило ее. — Они все прекрасны.
Там были искаженные линии лесов и цветов. Сюрреалистические виды дома и поместья Лидсов. Внутреннее убранство комнат особняка было менее привлекательно, но все равно визуально приковывало внимание. То, что он был модернистом, стало шоком, особенно отдавая должное тому, как официально он разговаривал и проявлял старомодные манеры…
С дрожью она снова перевела взгляд на свой рисунок. Это был классический портрет. С классическим реализмом.
Остальные работы были выполнены в ином стиле. Изображения были перекошены из-за того, что он не видел, что рисовал, уже пятьдесят лет. Все они были написаны по памяти, которая не освежалась десятилетиями.
Клер подняла портрет. Он был выписан с любовью, тщательно выполнен. Дань ей.
— Я желаю, чтобы вы не смотрели ни один из них, — произнес он прямо у нее над ухом.
Она задохнулась и моментально сделала поворот. Пока успокаивалось сердце, она некстати подумала о том, как, черт побери, он хорошо пахнет.
— Почему ты не хочешь, чтобы я видела их?
— Это личное.
Повисла пауза, после чего ее осенило.
— Ты когда-нибудь рисовал других женщин?
— Вы должны вернуться в постель.
— Ну?
— Нет.
Нахлынуло облегчение. Что, по некоторым причинам, совсем ее не обрадовало.
— Почему нет?
— Они не… радовали мой взор.
Не подумав, она спросила:
— Ты был с кем-нибудь из них? Ты занимался сексом с ними?
Он оставил душ включенным, и тишину теперь наполнял только шум бегущей по мрамору воды.
— Скажи мне.
— Нет.
— Ты сказал, что не будешь заниматься со мной сексом. Это потому что ты не… способен быть с людьми?
— Это вопрос чести.
— Так вампиры… занимаются сексом? Я имею в виду, что ты можешь, правильно? — «О’кей, и зачем она свернула на эту скользкую дорожку? Заткнись, Клер…»
— Я способен к возбуждению. И я могу… довести себя до завершения.
Она была вынуждена закрыть глаза, когда представила его на кровати в сияющей наготе, волосы распущены и раскинулись вокруг. Она увидела, как одна из этих длинных мускулистых рук охватывает его, поглаживая член до тех пор, пока он не изгибается дугой на матрасе и…
Она услышала, как он резко втянул в себя воздух и выпалил:
— Почему вас это соблазняет?
Господи, его чувства так остры. А как же могло быть иначе?
Хотя было не похоже, что он нуждался в знании деталей ее собственного возбуждения.
— Ты когда-нибудь был с женщиной?
Он качнул головой.
— Большинство были в ужасе от меня, и по праву. Они отшатывались от меня. Особенно когда я… питался от них.
Она попыталась представить, на что было бы похоже контактировать только с людьми, которые считают тебя внушающим страх. Не удивительно, что он замкнут и стыдлив.
— Те же, кто не находил меня… отвратительным, — продолжал он, — кто привыкал к моему присутствию, кто не отвергал меня… Я обнаружил, что мне не хватает силы воли. Я не находил их привлекательными.
— Ты никогда ни с кем не целовался?
— Нет. А сейчас ответьте на мой вопрос. Почему мысль обо мне… избавляющемся от боли, возбуждает вас?
— Потому, что мне понравилось бы… — «Смотреть». — Я считаю, что ты должен выглядеть красиво, когда делаешь это. Я думаю, что ты… красивый.
Он задохнулся.
Когда долгое время не было слышно ничего кроме воды в душе, она продолжила.
— Я сожалею, если шокировала тебя.
— Вы находите меня приятным своему взору?
— Да.
— Правда? — Прошептал он.
— Да.
— Господи помилуй! — Цепи прокатились по полу, когда он отвернулся и пошел обратно в душ.
— Майкл?
Металлические звенья продолжили свое движение.
Клер вернулась к кровати и села на краешек, держа свечу обеими руками, пока он занимался своим туалетом. Когда вода прекратила бежать, и Майкл, в конце концов, вышел из ванной, она сказала:
— Я тоже хочу в душ.
— Воспользуйтесь. — Вода снова полилась, как будто бы по его воле. — Уверяю, что не нарушу ваше уединение.
Она прошла в ванную комнату и поставила свечу на столешницу раковины. После его душа воздух был теплый, влажный и пах пилированным мылом[15] и таинственными специями. Скинув халат и нижнее белье, Клер шагнула под поток воды, разлившийся по телу, намочивший волосы и очистивший тело.
Она была потрясена недостатком сострадания, который он испытывал на протяжении пяти десятилетий. Жестокостью того, что его единственные компаньоны похищались для него, их права нарушались для того, чтобы он мог выжить. Лишением свободы, уже так давно тянущимся, и которое продолжится, пока его не освободят. Фактом, что он даже не подозревал, что красив.
Она ненавидела то, что всю свою жизнь он прожил один.
Закончив принимать душ, она вытерлась и натянула халат обратно, засунув трусики и бюстгальтер в карман.
Выйдя из ванной комнаты, она позвала:
— Майкл, где ты?
Она прошла дальше в комнату.
— Майкл?
— Я за столом.
— Ты не сделаешь чуть посветлее?
Свечи тут же вспыхнули.
— Спасибо. — Она рассматривала его, пока он копошился, чтобы скрыть то, что рисовал. — Я заберу тебя с собой. — Заявила она.
Его голова поднялась, и впервые тот же путь повторили и его глаза. Господи, как же они восхитительны, когда сияют вот так.
— Прошу прощения?
— Когда Флетчер придет за мной, я собираюсь сделать так, чтобы ты тоже выбрался отсюда. — Вероятнее всего, звезданув дворецкого именно тем подсвечником, который держала сейчас в руках. — Я позабочусь о нем.
— Нет! — вскочил на ноги Майкл. — Вы не должны вмешиваться. Вы уйдете так же, как и пришли, без принуждения.