Затем 5 июля 1915 года в распоряжение Красильникова был послан прикомандированный к Петроградскому жандармскому управлению ротмистр кавалерии (бывшего корпуса жандармов) Борис Витальевич Лиховский; из Парижа он был направлен в Швейцарию, где и заведовал секретными сотрудниками: Долиным, Абрамовым, Санвеловым, Моделем и Шустером…
В конце 1912 года в распоряжении начальника заграничной агентуры был послан губернский секретарь Антон Иванович Литвин, которому за границей поручались различные деликатные миссии; затем на него было возложено заведование секретными сотрудниками, проживавшими в Англии, а именно: Бронтманом (Этер), Гудиновым и Селивановым. Между деликатными миссиями, которые поручались Литвину, отметим знаменитые переговоры его вместе с провокатором-анархистом Долиным с военным атташе немецкого посольства полковником фон Бисмарком в Берне.
Переговоры эти вначале были разрешены Департаментом полиции и касались организации забастовок и стачек на русских заводах и проведения в России взрывов железнодорожных мостов, заводов военных заготовок и супердредноута “Мария”. Конечно, переговоры эти велись под флагом военной контрразведки.
На того же Литвина Красильниковым возлагались иногда переговоры с лицами, предлагавшими свои услуги заграничной агентуре, или с теми революционерами, которые, по предположению агентуры, могли быть завербованы.
Таким образом, этому ловкому полицейскому чиновнику давались самые ответственные поручения, несмотря на то что петербургское и парижское начальство прекрасно знало, что Литвин — лицо, не заслуживающее никакого доверия. Для характеристики Литвина его начальством приводим следующую справку от 4 декабря 1912 года, найденную в делах заграничной агентуры: “Литвин, Антон Иванович, губернский секретарь, поступил на службу в Варшавское отделение 11 августа 1904 года; 12 марта 1906 года произведен в первый классный чин и 5 января 1907 года назначен на должность чиновника для поручений названного отделения.
Заведуя агентурой, Литвин, как обладающий смелостью и трудоспособностью, с выдающимся успехом провел ряд наиболее серьезных дел по террористическим выступлениям при обстановке, явно опасной для его жизни, за что по ходатайству и.д. Варшавского обер-полицмейстера в ноябре 1907 года был представлен варшавским генерал-губернатором к ордену св. Владимира 4-й степени, но означенное ходатайство уважено не было, и в Департаменте полиции последовало представление его к ордену св. Станислава 3-й степени. Впоследствии по статуту Литвин награжден был орденом св. Владимира 4-й степени.
В 1908 году на имя г. министра внутренних дел поступила телеграмма от еврейки Луцкой с жалобой о том, что Литвин с целью вымогательства тысячи рублей денег от ее мужа заключил последнего под стражу.
Подробное расследование по сему делу по приказанию бывшего директора Департамента полиции сенатора Трусевича было потребовано от помещика варшавского генерал-губернатора по полицейской части и поступило на обсуждение инспекторского отдела Департамента полиции для разрешения вопроса о предании Литвина суду. Однако инспекторский отдел в последнем заседании по этому делу, состоявшемуся 6 июня 1909 года, не нашел достаточных данных, изобличающих Литвина в означенном преступлении, и постановил: возвратить дело по принадлежности как не вызывающее никаких распоряжений со стороны инспекторского отдела.
Вместе с тем инспекторский отдел поставил через Особый отдел Департамента полиции сообщить помощнику варшавского генерал-губернатора по полицейской части, что Литвин, будучи чиновником для поручений охранного отделения, производил обыски и расследования по общеуголовному делу о хищениях и кражах, чем и нарушил основные правила деятельности охранных отделений.
Из доклада о проверке в 1910 году политического розыска при Варшавском охранном отделении усматривается, что Литвин проявил ряд неправильных действий по заведованию секретной агентурой и допустил своих секретных сотрудников к совершению провокационных действий, кроме того, от секретных сотрудников поступили заявления о недобросовестной расплате Литвина с ними.
Ввиду изложенного предложено помощнику Варшавского генерал-губернатора по полицейской части отвести Литвина от единения с агентурой и по истечении некоторого времени устроить его вне розыскных учреждений Привислинского края.
6 июня 1911 года от варшавского обер-полицмейстера получено письмо на имя директора Департамента полиции, в котором сообщается о том, что Литвину, за участие его в недобросовестной игре в карты в Варшавском русском собрании, предложено оставить службу в Варшавском охранном отделении.
Кроме того, по имеющимся в департаменте сведениям, Литвин при возбуждении вопроса о возможности оставления им службы в отделении и не рассчитывая после ухода из отделения на какое-либо место, высказывал, что он постарается о своем удалении против его желания возбудить дело судебным порядком и обнаружить при этом секретные дела, касающиеся его службы в отделении, ввиду чего сообщено было генералу Утгофу об учреждении за Литвином секретного наблюдения.
В июне 1911 года в департамент полиции явилась жена Литвина и заявила, что ее семья, состоящая из двух сыновей школьного возраста, за увольнением ее мужа обречена на голодание. Из дальнейшего разговора с г-жой Литвин усматривалось, что ее муж будто бы вел игру под давлением полковника Глобачева и что если ее муж не будет устроен, то, по-видимому, они намерены перейти на путь каких-то открытий.
По докладу, изложенному г. товарищу министра внутренних дел, Его превосходительство изволил приказать 16 августа 1911 года объявить Литвину, что он будет устроен в ближайшее время, что и было исполнено. С разрешения г. директора Литвин был принят в конце 1911 года на службу по вольному найму в Московское охранное отделение, но с условием, чтобы он ни под каким видом не был допускаем к личным сношениям с агентурой, о чем сообщено было начальнику Московского охранного отделения 23 декабря 1911 года.
В июле 1913 года Литвин откомандирован по распоряжению г. товарища министра внутренних дел за границу для исполнения секретного поручения, где и состоит по настоящее время”.
В ХОЗЯЙСТВЕ ВСЯКАЯ ДРЯНЬ ПРИГОДИТСЯ.
Таков был состав полицейских чинов заграничной агентуры, руководивших в эпоху красильниковского царствования секретными сотрудниками. Главная задача в этой области лежала на Люстихе; он заведовал всеми парижскими секретными сотрудниками, он же обрабатывал все доклады, поступавшие от Литовского из Швейцарии, от Литвина из Англии и от сотрудников, находившихся без начальственного надзора в Америке (Патрик, Банковский), в Италии (Викман, Савенков) и в Стокгольме (Коган-Андерсен).
На руках самого Красильникого оставалась лишь главная агентура — Мария Алексеевна Загорская, освещавшая центральных деятелей партии эсеров, и французский журналист Рекули, игравший при Красильникове роль иностранного обозревателя, но, конечно, исполнявший и некоторые другие обязанности, как, например, соответственную обработку представителей французской прессы.
Люстих жил в Париже под чужой фамилией и сносился с находившимися в его ведении секретными сотрудниками или лично в различных парижских кафе или письменно; в этом последнем случае доклады секретных сотрудников поступали на конспиративную квартиру, где и обрабатывались Люстихом в так называемые агентурные листки, оригиналы же докладов секретных сотрудников уничтожались; такие же агентурные листки составлялись им и после каждого свидания с сотрудником.
В архивах заграничной агентуры нашли целые кипы этих агентурных листков, исписанных мелким готическим почерком подполковника Люстиха.
Агентурные листки поступали затем в обработку (весьма незначительную). Мельникова и самого Красильникова. Таким образом составлялись доклады для Департамента полиции. В этих докладах сотрудники никогда не называются собственными именами или инициалами, а носят специальные клички, часто удивительно подходящие к внешности или к внутреннему облику данного секретного сотрудника.
До самого последнего времени в заграничной агентуре работало 22 секретных сотрудника, а именно: освещали Загорская, Деметрашвили, Бронтман, Абрамов, Санвелов (армянская и грузинская группы), Селиванов, Вакман, Савенков, Гудин, Патрик, Штакельберг и Чекал (Каган); социал-демократов — Житомирский, Кокочинский, Коган, Шустер (почти исключительно у латышей) и Модель; анархистов — Мордовский, Цукерман (Орлов), Выровой — бывший член Государственной думы Долин, кроме того, Попов (Семенов) освещал, главным образом, “Морской союз”, Байковский, живший в Америке, — так называемое Мазепинское движение.
Некоторые секретные сотрудники были, так сказать, “энциклопедистами” — освещали несколько партий; среди них первое место, безусловно, занимает Кокочинский, дававший детальные и обстоятельные доклады не только о социал-демократах, но и о Бунде, и о сионистах, и вообще обо всех лицах, которые были интересны начальству. Деметрашвили также освещал не только эсеров, но захватывал порой и грузинские, и армянские организации; некоторые секретные сотрудники являлись такими “энциклопедистами” в силу географического положения, как, например, Патрик, на котором лежало в последнее время освещение революционной деятельности всех русских эмигрантов в Соединенных Штатах.
Вообще вследствие того, что в то время российская революция была уже почти ликвидирована, деятельность заграничной агентуры носила не столько агрессивный, сколько предупредительный характер: провокация в узком смысле этого слова отошла на задний план и почти исчезла, центром тяжести деятельности секретных сотрудников являлось освещение.
Заграничная агентура поставила себе целью знать все, что происходит не только в партийных организациях, но и в жизни каждого более или менее видного эмигранта — не только общественной, но и личной. В этом отношении заграничная агентура при Красильникове была поставлена очень обстоятельно.