Эта компания была более к лицу Гольдендаху, о котором другой секретный сотрудник агентуры Верецкий писал: “Личность темная, из евреев, живет исключительно на средства проституток”.
По сведениям Дасса, члены кружка хулиганов замышляли поочередно шантажировать “охранку”, они проектировали даже в целях грабежа устроить похищение Валь-дека. Планы эти не получили осуществления, так как Дасс скоро провалился.
Бурцев заявил, что Гольдендах еще в 1908 году состоял агентом французской полиции, и стал выяснять, является ли он провокатором или только шпиком. Дасс привлек было Бурцева к третейскому суду, но затем счел более выгодным привлечь его у мирового судьи 13-го участка за клевету, требуя за бесчестье всего 600 франков; “охранка” немедленно же возобновила сношения с Гольдендахом и оказала ему нужную денежную поддержку.
Гольдендах делал упор на то, что он французский гражданин и Бурцев, распространяя слухи о принадлежности его к полиции, лишил его заработка от уроков.
В первой инстанции суд отсудил Шльдендаху 150 франков.
Гольдендах должен был участвовать в качестве свидетеля в деле Познанского, разоблаченного Бурцевым, который тоже судился “за бесчестье”. Однако, не дожидаясь его, он уехал в Москву, где осенью 1913 года жил у своей сестры Лидии Гольдендах, получая присвоенное ему содержание — 200 франков в месяц.
В России Дасс соскучился и стал хлопотать о разрешении (он не отбыл полностью воинской повинности) вернуться в Париж. К выдаче ему заграничного паспорта Департамент полиции отнесся отрицательно, но не чинил в то же время препятствий к самостоятельному переезду границы Гольдендахом в случае, если бы он смог достать сам себе надлежащий документ. Летом 1914 года Дасс уже находился в Париже, где с ним вел через посредничество Абашидзе переговоры Бурцев, предложивший ему за “исповедь” хорошие деньги. Сделка не состоялась, так как Гольдендах убедился, что у Бурцева вообще нет денег и что едва ли представится ему возможность раздобыть обещанные им 3 тысячи франков.
Кроме Дасса, был заподозрен Бурцевым в конце 1913 года Зиновьев. Свободный художник, Александр Зиновьев состоял секретным сотрудником до самого последнего момента с кличкою Матисэ, а ранее Сенатор, на жалованье 500 франков в месяц. До начала 1913 года освещал Бурцева, у которого состоял секретарем.
В декабре 1913 года Бурцев получил предупреждение, что около него есть провокаторы, и заподозрил Зиновьева, хотя сомневался, потому что Зиновьев в течение второй половины 1913 года несколько отдалился от Бурцева. В 1914 году он находился под негласным наблюдением Бурцева. По показанию Люстиха, Зиновьев три года не давал сведений, однако, можно подумать, что он освещал в 1915 — 1917 годах русские войска во Франции с точки зрения революционной пропаганды в них. Зиновьев перешел к подполковнику Люстиху от подполковника Эргардта. Призванный французами в 1915 году на военную службу, Зиновьев состоял в 1917 году переводчиком 2-го полка 1 русской бригады.
Третий мобилизованный сотрудник секретной агентуры, Николай Чекан, эсер, уроженец Харьковской губернии, был арестован где-то на юге, по словам Люстиха, не интеллигент. В конце 1912 года был командирован Департаментом полиции за границу “для содействия в деле политического розыска”, причем заведующему агентурой указывалось, что при сношениях с Сережей надлежит иметь в виду, что он нуждается “в постоянном и опытном руководстве и что необходимо закрепить его переход на сторону правительства”.
По поводу клички Чекана нужно заметить, что его звали иногда и Серж. Чекан освещал эсеров, получал 250 франков в месяц. Осенью 1914 года проживал в Париже. В 1915 году поступил во французскую армию, сведений не доставлял, но жалованье ему шло исправно.
Следующий сотрудник — французский журналист Раймонд Рекюли. О нем Красильников показал, что Ратмир (агентурный псевдоним Рекюли) был лично его сотрудником, по-русски не говорил и не был сотрудником обычного типа, В его обязанности входило освещение французской прессы. Реклюли был сотрудником Revue Parlementaire, писал статьи по рабочему вопросу. Красильников умалчивает, что Ратмир освещал связь между русским и французским социализмом, ездил на маневры французских войск.
Наконец, из числа действовавших в Париже сотрудников нужно назвать еще весьма важного по своему общественно-политическому прошлому провокатора, работавшего под кличкой Орлик. Это был Захар Выровой, столяр, бывший член Государственной думы первого созыва (социал-демократической фракции). Он состоял секретным сотрудником заграничной агентуры под кличкой Захар (до октября 1909 г.), Орлик и Кобчик Получал ежемесячно по 350, а под конец по 400 франков.
В июле 1912 года Выровой думал поехать в Россию, ссылаясь на некоторые обстоятельства частного характера, причем надеялся получить от эсеров явки и адреса и рассчитывал, что переезд через границу ему будет обеспечен делегацией партии эсеров. Уехал Выровой только в ноябре с паспортом на имя Михаила Иваненко, направился он в Киев. Прибыв туда, он должен был уведомить начальника местной охранки письмом по адресу: Рейтерская, 5, П.Ф.Боговскому. Сообщения Вырового касались, главным образом, анархистов.
Однако донесение Орлика за 1912 год было посвящено “Обществу активной помощи политическим каторжанам”, учредителем которого он являлся сам вкупе с анархистом Карелиным. Из этого донесения видно, что на собрании общества Выровой горячо восставал против террористических актов при освобождении арестованных.
В августе 1912 года Выровой работал в Bollancourt на постройке аэропланов, что дало ему возможность написать донос на некоторых русских авиаторов (эсер Небудек и другие). Дальнейшие сообщения Вырового касались, главным образом, “Братства вольных общинников” и съезда анархистов, который должен был состояться в 1914 году.
В это время Бурцевым были получены указания на провокацию среди анархистов. Заподозрен был, однако, не Выровой и не Долин, действительные осведомители “охранки”, а Рогдаев — Николай Музиль. На этой почве возникли крупные недоразумения, вызвавшие угнетенное состояние среди членов группы, которые, ища в своей среде предателя, стали бросать в глаза друг другу обвинения в провокации.
По этому поводу Красильников с удовлетворением доносил Департаменту полиции: “Дело Рогдаева привело к тому, что существование сорганизовавшейся парижской федерации анархистов-коммунистов можно считать законченным”.
Вскоре после этого Выровой вышел из группы анархистов. Весной 1915 года, получив на дорогу 500 франков, он выехал в Россию для отбывания воинской повинности. Жене Вырового, жившей в Париже, выплачивалось после этого в течение года по 200 франков в месяц.
12 марта 1915 года Красильников телеграфировал: “Орлик — эсер, состоял в близких отношениях с Карелиным и группами анархического направления, особого положения в группе не занимал”. Далее Красильников характеризовал его, как преданного делу, заслуживающего доверия: “Намерен продолжать сотрудничество, если позволят условия службы и получит на то соответствующие указания”.
Отчасти во Франции, отчасти в Англии работал провокатор Американец. Это был Антон Попов, конторщик из Баку. Очень разносторонний, он много ездил, отовсюду доставляя сведения для “охранки”. Красильников отзывался о нем Люстиху, как о “талантливом человеке”. Подлинной фамилии его не знал даже его начальник Люстих, сносившийся с ним по адресу Даниэля Семенова; фамилия, по словам Люстиха, безусловно, не настоящая. Попов состоял сотрудником жандармского управления Одессы, приобретен полковником Заварзиным, а затем передан заграничной агентуре. Получал 150 рублей, потом 200 рублей в месяц, а под конец около 800 франков. Доставлял обстоятельные сведения о потемкинцах, о союзе профессиональных судовых команд России и т. д. Находился большею частью в разъездах. В феврале 1913 года находился проездом из Александрии в Париж. В июле 1914 года Американец был командирован снова за границу, но застрял в Варшаве по случаю объявления войны, и поездка его ввиду трудности и дороговизны путешествия была отложена. Однако весной 1915 года Попов снова появился за границей и хлопотал здесь о пособии в 600 рублей, но ему было отказано в этом, так как им не были исполнены все указания руководителей розыска. С 18 мая по 18 октября Попов был в Англии, затем поехал в Марсель, но захворал и свернул в Ментону.
Донесения Американца за 1915 год многочисленны: он сообщал о Русском морском союзе, о Парвусе, о перевозке в Россию динамита и украинской литературы (дело Клочко, Тарасова и Григория Совы), о ливерпульском кружке русских моряков, о редакторах газеты “Морской листок” и тд.
Весной 1916 года Попов опять ездил в Англию и затем возвратился во Францию. За это время им был представлен “охранке” обширный доклад относительно влияния германской социал-демократии на внутренние дела держав Согласия.
В 1917 году Попов находился в Париже. По показанию Люстиха, Попов подозревался французской полицией в сношениях с немцами. Партийная принадлежность — эсер. Допрошен не был.
Следствием был установлен в Лондоне Бронтман, под кличкою Ниэль, сотрудничавший в заграничной агентуре. Евсей (Овший Гершов) Бронтман, 30 лет, мещанин г. Кишинева, признавшийся чистосердечно и затем представивший свою исповедь, показал, что в 1908 году под кличкою Пермяк он был сотрудником жандармского управления в г. Уфе, а затем, приехав по распоряжению полковника Мартынова за границу, работал для секретных сотрудников как сотрудник в Париже, Италии и Англии под кличкою Ниэль, на жалованье в 400, 600 и наконец 700 франков в месяц. В товарищеских кругах кличка была Саша. Усердно просил не опубликовывать его, ибо семья его вся революционная, работу же для жандармов он начал и продолжал для спасения семьи.
В своей исповеди Бронтман весьма подробно изложил, что его связь с “охранкой” началась в 1902 году, когда ему было 15 лет, в Одессе.
Брат его, Константин Бронтман, и его друг Метлихов были арестованы в Одессе за разбрасывание в театре прокламаций. Евсей Бронтман был послан родителями из Кишинева для свидания с братом. Как брату социал-демократа, сидевшего в тюрьме, 15-летнему Е.Бронтману поручили 1 мая 1902 года нести красное знамя. По-видимому, жандармы были предупреждены, и Е.Бронтман с 32 другими лицами был арестован еще до выступления на бульваре.