Полковник Люстих показал:
“С сотрудником Сименсом я корреспондировал по адресу А.Орлова. Первоначально я его получил под фамилией Сляк в 1912 году. Его настоящая фамилия Цугарман”
По словам Орлова, первые три месяца по поступлении на службу он полагал, что сможет получать деньги, не давая сведений; но затем явился некий Эмиль Лео, который дал ему советы, как они должны работать для “охранки”, порекомендовал посещать анархистский клуб, узнавать людей и сообщать им сведения о тех лицах, о которых они будут его запрашивать. Такие сообщения он и посылал на имя Эмиля Лео в Париж. Освещал белостокскую анархистку Фриду Финкелыптейн, Теплова, Ивана Скулев-ского, анархиста Григория Исакова-Лебедева, Нильсона, главным же образом — анархистов. Орлов, по его рассказу, путался наполовину с ворами, наполовину с анархистами. В одной компании ой встречался с шайкою в 8 человек: некий Юська, Петр Маляр (Питер Пэйнтер), Муромцев (вскоре убитый) и другие.
Орлов был уверен, что последние два — русские охранники. Эта компания ограбила магазин сукна и дала за молчание Орлову несколько костюмов, затем ограбила магазин золотых вещей.
Потом произошло знаменитое убийство в Гаунсдиче в Лондоне. Участники дела скрылись. Через неделю Орлова вызвали в Париж телеграммою, и Эмиль Лео потребовал сведений об этом деле, расспрашивал о Питере Пэйнтере и приказал, если будут найдены, не выдавать их английским властям.
Вернувшись в Лондон, Орлов снова нашел письменный приказ от Лео — не выдавать. Явился к генеральному консулу барону Гейкину, который объяснил, что долг Орлова сообщить все, что знает, английским властям.
Орлов так и поступил, за что получил от английской полиции 163 фунта стерлингов (1630 рублей) награды. Парижская “охранка” сделала ему выговор и вскоре уволила.
Орлов нуждался в деньгах и сам написал об этом Красильникову. Тот вновь принял его.
Орлов вскрывал письма Литвина, делал выписки. После революции написал шантажное письмо Красильникову. Освещавший социальные низы Лондона Цугарман-Орлов — самый низкопробный, полууголовный провокатор.
Секретными сотрудниками в Швейцарии руководил жандармский ротмистр Лиховский, командированный в распоряжение Красильникова 5 июля 1915 года и находившийся в Швейцарии до 29 марта 1917 года. Последнее время, по его словам, имел дело с тремя сотрудниками, ранее их было пять.
По национальным организациям в Швейцарии работал сотрудник Лебук Эту кличку носил инженер Минас Санвелов, он же Санвелян и Самуэлян, армянин, мещанин г. Кизляра, Тверской области, 37 лет, не принадлежавший, по его словам, ни к какой партии. По показаниям Лиховского, Санвелов проживал в Женеве и заведовал редакцией “Дрошака”.
Санвелов показал, что редактором “Дрошака” он не был, но в редакции бывал и помогал по хозяйственной части. Как секретный сотрудник, Лебук получал по 650 франков в месяц. В 1915 году Лебук уезжал в Россию, на что получил пособие — 600 франков на дорогу и 800 франков на семью.
Красильников в телеграмме о призыве Санвелова на войну, характеризовал его так “Лебук — дашнак. Последнее время исполнял особые, порученные ему партией обязанности, имеет солидные связи среди главарей партии; преданный делу, заслуживающий доверия сотрудник, готов продолжать сотрудничать, если позволяют условия службы…”
По показанию Санвелова, он действительно давал сведения о политической эмиграции. О своей кличке Лебук не знал, сам же подписывался — Козлов. Вошел в сношения с “охранкой” в 1910 году в Баку с полковником П.П.Мартыновым.
В жандармском управлении ему предложили за 50 рублей проверять переводы с армянского. На свидания с ним ходил Безсонов, потом Мартынов. Последний потребовал доклад об армянских организациях в Баку, угрожая административной ссылкой.
“У меня дней 7 — 8 тому назад родила жена, я имел малый заработок. Я надеялся одурачить жандармов и согласился. На основании воспоминаний 1901 года я написал доклад о людях, бывших в то время в Турции. Мне предъявили карточки ряда лиц и зачислили их в Дашнакцутюн”.
В 1913 году Мартынов вызвал Санвелова в Варшаву и предложил работать в Галиции. Санвелов отказался, В том же году от имени какого-то Белецкого, по выражению Санвелова, жандармский железнодорожный полковник Ахмахметьев предложил ему ехать в Париж. Жалованья было положено 500 франков и на дорогу 200 рублей. Санвелов вызвал из Парижа Линдена, который изъявил согласие на жительство в Женеве… До апреля 1916 года Санвелов, по его словам, ходил на рефераты в Женеву и отсылал в Париж издаваемую в Швейцарии революционную литературу. Жалованье ему шло 532 франка. В 1915 году был добровольцем на Кавказском фронте, но был освобожден по болезни, поехал с Кавказа в Петроград к Глобычу. Этот дал ему 300 рублей и отправил за границу. Из Женевы снова написал Сартелю. Явился молодой человек Адрианов, сказал, что посылать рапорты в Париже по почте невозможно и что он будет посылать их сам. Это был жандармский ротмистр Келлер, сменивший Эргардта. Сказал, что нужно отличать пораженцев от оборонцев.
Санвелов имел сношения с женевским консулом Горностаевым и уполномоченным в делах Бибиковым. Последнему Санвелов доносил на турецкого агента Джелал-Аботаджиева. Осведомлял Красильникова об “обществе интеллектуальной помощи военнопленным”. По показаниям Санвелова перед комиссией эмигрантов, он освещал журнал “На чужбине”, руководителя его Диккера, Баха, Валериана (Лебедева), из анархистов Сергея Зегелидзе, Лонтадзе и других. Сообщал фамилии пленных, которым нравились революционные издания. Освещал Бачинского и журнал “Revue Ukrainienne”.
Другим женевским сотрудником состоял Шарпантье, работавший ранее под кличкой Жермэн. Это был инженер, специалист по сельскохозяйственным орудиям — Абрамов Исаак, он же Ицкох Лейбов, 44 года, жил в Женеве, не эмигрант. “Охранка” имела его адреса: в 1912 — 1914 годах — Франкфурт-на-Майне, в 1915 году — Виеггис на Фирвальдштетском озере в Швейцарии, вилла Розенгартен, но уже не инженеру Абрамову, а г-же Сарре Абрамовой. По этим адресам посылались Шарпантье деньги и распоряжения.
При допросе 12 июля женевским комитетом эмигрантов Абрамов показал эмигрантам Полякову и Назар-Беку, что никогда никакого отношения к “охранке” не имел. Выехал из Вены благодаря Рязанову, который рекомендовал его как больного товарища-социалиста. С мая по сентябрь 1915 года жил в Люцерне, с сентября 1915 года — в Женеве.
При допросе 8 августа 1917 года в Берне Абрамов отрицал свое отношение к “охранке”, но подтвердил последовательно свои адреса и назвал женевский: ул. Бергалон, 7. По утверждению члена следственной комиссии в Париже, именно по этому адресу посылались провокатору Шарпантье деньги. Абрамов показал, что был в группе содействия эсеров в Берлине и в Мюнхене. Признавал, что вел письменные занятия по группе “Призыв”, но отрицал звание секретаря Когда ему была предъявлена подпись “Секретарь И.Абрамов”, признал ее своей.
Следующий российский “швейцарец”, носивший кличку Поль, был латыш Янус Шустер (он же Иван Германов), происходил из крестьян Виндавского уезда, был привлечен по 100 и 102 ст. Уголовного уложения газенпотским судебным следователем. В 1910 году, находясь в Берне, обратился к местному русскому посланнику с письменным сообщением от имени Волкова о весьма важном деле — конференции Воймы в Цюрихе и пр. В ноябре 1910 года Шустер уже состоял в числе секретных сотрудников заграничной агентуры под кличкой Новый, а потом Поль. Жалованья получал сперва 250 или 300 франков, а потом 600 франков в месяц. Доклады Шустер представлял сперва жандармскому ротмистру Кеплеру, потом Лиховскому.
Донесения его касались Цюрихской большевистской группы РСДРП, социал-демократического Союза Латышского края и вплоть до февраля 1917 года женевской группы “призывовцев”.
По официальному свидетельству Красильникова, Шустер “отличался своим рвением и усердной работой и заслуживал помощи и поощрения”.
В феврале 1917 года Шустер жил около Цюриха.
Шустер до разоблачения выбыл в Россию по объявлению амнистии как политический эмигрант.
СЫСК И ВОЕННЫЙ ШПИОНАЖ
За отсутствием документов, очень мало сведений имеется о провокаторе Мартэн. Эту кличку носил Арон-Яков Хаимов — Ицков Модель, студент-медик Базельского университета. В феврале 1916 года выехал в Россию, где и был зачислен в армию.
Последний “швейцарец” — это анархист, на самом деле секретный сотрудник под кличкой Шарль (по легальному паспорту Полонский), на самом деле сын купца Бенцион Долин, уроженец Житомира, жил и работал в Цюрихе. Был завербован на родине жандармским офицером Эргардтом, который перевел его за границу. Вместе с Орликом освещал анархистов.
В конце апреля 1917 года застрелился в Одессе до своего официального разоблачения, изложивши предварительно в Петрограде свою исповедь Бурцеву.
Согласно этой исповеди, Долин был юношей, когда его арестовали и обманом вырвали у него сведения, компрометирующие его знакомых. Угрозой раскрыть это его невольное предательство охранники и жандармы начали его тогда же шантажировать и никогда более не оставляли в покое. За то, что не давал жандармам сведений, Долина не раз арестовывали и длительное время в ужасных условиях держали в тюрьме. Но Долин ни тогда, ни после — никогда не имел мужества признаться своим товарищам ни в своем первом невольном грехе, ни в том, что он продолжал видеться с охранниками. По словам Долина, он бежал от жандармов за границу, но они и там не оставляли его в покое и под угрозой разоблачения держали его около себя.
“Эргардт, очевидно, имел большой интерес выдавать меня за своего важного агента в глазах начальства и не оставлял меня даже тогда, когда это для него было, казалось, бесполезно”.
По словам Долина, он в 1913 году пригрозил Эргардту, что более давать сведений не будет.
До этого Бурцев предупреждал анархистов, что есть какие-то темные указания на охранные сношения Долина, но товарищи горячо защищали Долина. В октябре 1914 года в сношения с Долиным вступило одно лицо, которое свело его со своим братом, жившим в Милане под псевдонимом Бернштейн.