Последний предложил Долину организовать группу революционеров для совершения в России террористических актов, взрывов мостов и т. д. Переговоры с Бернштейном Долин вел совместно, вначале с Эргардтом, вызванным из Парижа, а затем с Литвином, которые выдавали себя за революционеров. С Литвином он побывал в Бухаресте и один уже — в Константинополе с немецким паспортом купца Ральфа. В Бухаресте имел сношения с немецким военным атташе майором Ф. Шеллендорфом, в Константинополе — с военным агентом ФЛафертом и сотрудником “Локаль Анцейгера” Люднером.
В декабре 1914 года Долин делал уже в Петрограде доклад директору Департамента полиции и товарищу министра внутренних дел генералу Джунковскому.
В мае 1915 года Литвин и Долин были уже в Берне у военного германского агента графа Бисмарка.
Долину были даны задания дезорганизовать Архангельский и Мурманский порты, уничтожить дредноут “Мария” и убить министра иностранных дел Сазонова. К маю 1916 года Долин был в Петрограде и пытался заманить туда германских агентов.
Департамент полиции передал якобы дело военным властям, но не свел Долина с последними.
Тогда тот в конце июля 1916 года выбыл в Одессу, в сентябре, как ратник II разряда, был принят в дружину, служил в. Одессе, а затем в Харькове. 25 февраля освобожден от военной службы по болезни.
По словам Долина, он получил от немцев 50 тысяч франков. Красильникову передал 15 тысяч, директору Департамента полиции Васильеву тысяч 35, а они уже давали на расходы, но в недостаточной мере. Приходилось тратить из собственных средств.
Смысл этой истории заключается в том, что Департамент полиции хотел спровоцировать немецких агентов, но судя по тому, что “Мария” была взорвана, а Архангельский порт терпел неоднократные взрывы, можно думать, что вышло совсем наоборот.
Красильников дал о Долине следующие показания:
“Сотрудник Шарль ездил в Россию два раза. Первый раз он ездил с Литвином и вернулся вскоре после смерти Эргардта. При второй его поездке участие Литвина было признано нежелательным, и все дело было передано военной разведке. Точные даты поездок могут быть установлены по телеграфной книге, так как о выезде Шарля всякий раз телеграфировалось. Лично я Шарля не знал. Его знал хорошо Эргардт, который был с ним знаком по Житомиру. Я увидел Шарля впервые после смерти Эргардта. У Шарля был произведен обыск, как мне известно от вице-директора Департамента полиции Смирнова; что Шарль руководился лично материальными мотивами, меня не удивляет: эта сторона у него сильно развита”.
Бурцев считал Долина революционером, который стал провокатором по несчастью, жертвою “охранки”.
В Северной Америке работали (до осени 1916 г.) Женераль, Гишон, Анатолий и Люси.
Из них кличку Гишон носил Николай Байковский, проживающий в г. Торонто (штат Онтарио) в Канаде, редактор “Родины”, подписывался Н.Рюссо. Поступил при Люстихе, в 1914 году. Получал 750 франков в месяц. Писал, по отзыву Люстиха, много, но писания требовали тщательной редакции. Освещал “мазепинское движение”.
Уманский мещанин Аврум (Абрам) Каган с июля 1910 по 1913 год состоял секретным сотрудником при Одесском и Волынском жандармских управлениях по освещению деятельности социал-демократических организаций. Кличка его была Анатолий. Вследствие призыва на военную службу прекратил работу. В 1916 году Каган находился в Нью-Йорке, откуда писал жандармскому офицеру Заварзину, снова предлагая свои услуги. По предложению Департамента полиции, заграничная агентура приняла Кагана в число своих агентов. Денежная корреспонденция шла на имя Абрама Кагана, через адрес Лернера, т. е. на это имя записывался чек, адрес же оставался указанный выше. Анатолий освещал Бунд, давал сведения о приезде Троцкого и тд.
О провокаторе Люси, носившем, как мы видим, женскую кличку, подполковник Люстих показал: “Это Жорж Патрик, носивший ранее кличку Невер. Он освещал эсеровские организации в Америке, также и анархистов. Адрес: Нью-Йорк, до востребования. Получен мною от Красильникова очень поздно, так что я вел с ним переписку 4 — 5 месяцев. Красильников подтвердил, что Люси и Невер — одно и то же лицо”.
Таким образом, в лице Люси мы видим старого знакомого, эсера Патрика, который в 1913 году был заподозрен Бурцевым и вынужден был поэтому уехать в Америку, подальше от взора разоблачителя. В 1913 году он носил кличку Невер, а еще раньше женскую кличку Марго. Старый, преданный сотрудник Жалованья получал 1500 франков в месяц.
Интересный эпизод произошел в 1916 году и состоял в том, что французская военная контрразведка перехватила конспиративную переписку между русской заграничной агентурой, представители которой выступали под псевдонимами Эмиль Лео и Серж Сартель (79 rue de Grenelle Paris), со своими секретными сотрудниками — Андрэ Андерсеном (настоящая фамилия Каган), жившим тогда в Стокгольме, и Орловским, жившим в Гааге.
Французская контрразведка строит целый ряд гипотез о том, к какой категории русских граждан принадлежат авторы этих писем, и в конце концов признает наиболее вероятным то, что эти лица — русские революционеры “инородцы”, работающие на пользу Германии. В обстоятельном докладе французской контрразведки, касающемся этой переписки, подробно излагается содержание пяти заказных писем, направленных Андерсеном (Каганом) и Орловским Эмилю Лео и Сержу Сартелю.
В июне 1916 года Андрэ Андерсен сообщает Эмилю Лео, что он только что приехал из Америки в Стокгольм, спрашивает у него инструкций, просит денег. Андерсен очень беспокоится, чтобы кто-нибудь из его старых приятелей, с которыми он снова вошел в сношения в Стокгольме и которым внушил некоторые подозрения своим приездом из Америки, не раскрыл бы настоящего его имени.
Почти все из этих революционеров, знакомых Андерсена, — замечает автор доклада, — русские подданные, но инородцы, занимаются торговлей, часто с Германией. Андерсен сообщает также Эмилю Лео, что он уничтожил партийные документы, бывшие в его распоряжении, так как предполагал вернуться в Россию. Во втором письме Андрэ Андерсен дает отчет Эмилю Лео о своей деятельности в. Стокгольме, между прочим, сообщает ему, что один из русских депутатов Государственной думы — член делегации, посланной Думою за границу в союзные страны, привез будто бы в Стокгольм большое количество важных политических документов, выкраденных из русских министерств (внутренних дел и военного); сведения, заключавшиеся в этих документах, депутат сообщил русским революционерам, проживающим в Стокгольме, и последние предполагали издать эти документы в виде отдельной брошюры, чтобы “скомпрометировать русское правительство в глазах всего мира”.
Вследствие недостатка денег издание брошюры не состоялось, и Андерсен сообщает своему патрону, что он посоветовал отослать эти документы в Америку, где их легче опубликовать.
“Таким путем, — пишет он Лео, — мы сможем, может быть, овладеть этими документами, так как все пассажиры обыскиваются в Англии”.
Характеризуя содержание и форму как этих двух, так и всех остальных писем, докладчик отмечает сердечный тон их, несомненно, товарищеские отношения между Лео и его корреспондентами, посылку первым довольно крупных сумм денег своим агентам и, наконец, то, что все эти агенты, русские революционеры, имеют некоторые основания, как религиозные (все они инородцы), так и коммерческие, предавать Россию в пользу Германии. Кроме Андерсена и Орловского, доклад упоминает еще и третьего корреспондента — Маркса и устанавливает идентичность Эмиля Лео и Сержа Сартеля. Маркс с иронией рассказывает, как Голландия переполнена русскими подданными (сплошь дезертиры-евреи, ненавидящие русских всеми силами души).
Особенно это письмо, по мнению докладчика, равно как и тон всех остальных писем, скорее враждебный России, заставляет отбросить гипотезу, что Лео и его агенты находятся на службе у русского правительства, если только не предположить, что они одновременно служат и революции, предавая одновременно и правительство, и революционеров…
Доклад этот, благодаря близким связям Красильникова с Surete Generalle и с французской контрразведкой, был, конечно, доведен до его сведения, и хотя доставил ему немало хлопот, но в конце концов ему удалось все же добиться, чтобы переписка между его двойниками (Лео и Сартель) и их секретными сотрудниками оставалась впредь неприкосновенной, несмотря на подозрительное содержание и враждебный тон по отношению к России…
Эти маленькие служебные неприятности с лихвой покрывались громадными выгодами как чисто материальными, так и духовными — в виде чинов и орденов, которые принесла Красильникову война.
Дело в том, что во время войны было не только отменено запрещение заграничной агентуре заниматься военным шпионажем, но Красильникову сначала графом Игнатьевым, начальником русской контрразведки в Париже, а затем и самим министром внутренних дел Протопоповым было дано даже специальное поручение заняться многими вопросами, носящими характер настоящей военной контрразведки. Красильников завел своих собственных агентов, специально отдавшихся военному шпионажу, но, кроме того, привлек к этому делу и агентов заграничной агентуры — постоянных своих сотрудников, как французов (Бинт и Самбой), так и русских секретных сотрудников. Такое “смешивание” двух различных “ремесел” не только не принесло пользы делу военной контрразведки, но даже, думается, повлекло за собою весьма печальные последствия, доселе еще не выясненные: укажем здесь хотя бы на опубликованную предсмертную исповедь провокатора Долина, переговоры его и полицейского чиновника Литвина с немецким посланником в Берне. Приводимый ниже документ наводит на весьма тяжелые сомнения.
“Доношу, — пишет Литвин Красильникову 1 июня 1915 года, — что 11 мая текущего года лично я и секретный сотрудник Шарль явились в германское посольство в Берне, где были приняты военным атташе посольства полковником фон Бисмарком с целью переговоров по известному делу. Последнему мы заметили, что в ноябре месяце прошлого года были командированы в Россию и были связаны по делу с константинопольским послом, с майором Лафертом, полковником Шеллендорфом и Люднером. Возложенное на нас поручение мы выполнили, но по не зависящим от нас обстоятельствам, лишь в ночь на 1 апреля месяца текущего года, но что независимо от сего дела мы завязали сношения с Охтенским заводом, в котором нам удалось произвести известный взрыв, происшедший 16 апреля с.г.