Следственные действия были проведены без возбуждения уголовного дела, а Зиновьеву и Каменеву обвинения вообще не предъявлялись.
Проходившие по делу были лишены возможности защищать себя от предъявленного обвинения, репрессированы они были внесудебным органом, без проверки материалов предварительного следствия.
“Союз марксистов-ленинцев” ко времени пресечения его деятельности находился в стадии организационного оформления и выработки программных документов, никаких практических действий по осуществлению содержащихся в них установок, за исключением распространения “манифеста” и политической платформы, его участники не совершили. В состав каких-либо антисоветских организаций или объединений члены союза также не входили.
Органы предварительного следствия и коллегия ОГПУ не располагали подлинными экземплярами “манифеста” и “платформы”, а только их копиями, изъятыми при арестах и обыске на квартире П. А. Сильченко 15 октября 1932 года.
Дошедшие до нас экземпляры документов являются копиями с копий, сделанных в ОГПУ в те годы, и подлинная их идентичность с необнаруженными оригиналами спорна: документы ходили по рукам в Московской и Харьковской партийных организациях, их размножали, дописывали, редактировали. Были тут и явные заимствования из контрреволюционных воззваний и антисоветских листовок, белоэмигрантских документов, что вряд ли могло соответствовать настроению Рютина.
Еще в сентябре 1930 года, защищаясь от ложного доноса, он писал в ЦКК ВКП(б): “О термидоре и забастовках я ни слова не говорил. Тут все вымышлено от начала и до конца. Я не троцкист и не устряловец, чтобы городить такую чепуху.” А такой “чепухи” в этом документе оказалось много — группе хотели придать характер гигантского заговора против партии и государства, который охватил будто бы миллионы советских людей.
Эту платформу, простое знакомство с нею вменяли в вину многим даже в 1937 — 1938 годах, в том числе и Н.И. Бухарину.
Что же касается политических воззрений и теоретических взглядов, изложенных в программных документах так называемого “Союза марксистов-ленинцев” то, надо сказать, они носили дискуссионный характер и не содержали призывов к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти.
Эти взгляды, безусловно, расходились с той практикой, которую поддерживала и восхваляла официальная пропаганда, но отнюдь не противоречили марксистско-ленинской концепции социализма.
Представление о содержании документов дает приобщенная к делу схема платформы, написанная Рютиным в процессе следствия, состоящая из следующих разделов:
1. Маркс о роли личности в истории.
2. Сталин как беспринципный политикан.
3. Сталин как софист.
4. Сталин как вождь.
5. Сталин как теоретик
6. Классовая борьба и марксизм.
7. Простое, расширенное воспроизводство и марксизм-ленинизм.
8. О построении социалистического общества.
9. Ленинизм и борьба с оппортунизмом.
10. Уроки внутрипартийной борьбы в свете истекших лет.
11. Оценка взглядов пролетарской диктатуры на современное положение вещей в СССР.
12. Кризис Коминтерна.
13. Кризис пролетарской диктатуры (экономический кризис, кризис партии, кризис Советов и приводных ремней пролетарской диктатуры).
К этому необходимо добавить, что сложившаяся к тому времени в партии и стране обстановка жестокого преследования инакомыслящих не позволяла открыто высказывать свое мнение, если оно расходилось с мнением партийного руководства и особенно Сталина.
У Каюрова и Иванова было намерение отправить письмо с изложением своих взглядов на обстановку в партии и стране в ЦКК ВКП(б). Но позднее они от этого отказались, понимая, к каким последствиям это может привести. Среди организаторов “Союза марксистов-ленинцев” выделяются фигуры Каюрова и Рютина. Каюров относился к старой большевистской гвардии, участвовал в партийной работе, до революции возглавлял большевистскую организацию петербургского завода “Эриксон”, после Февральской революции был председателем Выборгского районного Совета рабочих и солдатских депутатов. В июльские дни 1917 года он в числе тех, кто укрывал Ленина. После Октябрьской революции пользовался особым доверием у Ленина, получал от него важные задания. Именно он привез в июле 1919 года из Москвы письмо Ленина “Питерским рабочим”. В 1921 — 1924 годах Каюров работал в Сибири и на Урале, затем в “Грознефти” в 1925 — 1930 годах являлся консультантом Наркомата Рабоче-крестьянской инспекции РСФСР, в 1930 — 1932 годах руководил группой Центрархива. Пользовался авторитетом в партии.
УПРЯМЫЙ РЮТИН
К известным партийным деятелям принадлежал и Рютин. Он вступил в ленинскую партию в 1914 году, принимал участие в революционном движении. После окончания учительской семинарии был народным учителем, В 1917 году возглавил Харбинский Совет рабочих и солдатских депутатов, участвовал в становлении Советской власти на востоке страны, был командующим войсками Иркутского округа, командиром партизанских отрядов в Прибайкалье, председателем Иркутского губкома партии, делегатом X съезда РКП(б). Впоследствии был на ответственной работе в Восточной и Западной Сибири, Дагестане. В 1924 — 1928 годах работал секретарем Краснопресненского райкома партии г. Москвы, участвовал в борьбе с “новой” и троцкистско-зиновьевской оппозицией. На XV съезде РКП(б) в 1927 году был избран кандидатом в члены ЦК партии.
В острой внутрипартийной полемике, возникшей после этого съезда между группой Сталина, с одной стороны, и Бухариным, Рыковым, Томским — с другой, о путях и методах строительства социализма в нашей стране, развития советской деревни, Рютин в вопросе применения чрезвычайных мер к крестьянству фактически поддержал Бухарина.
Хотя в письме в ЦКК 21 сентября 1930 года он и отмечал, что “целиком никогда не был с группой Бухарина. Теоретических взглядов Бухарина и его последователей в области исторического материализма (теория равновесия и пр.) я никогда не разделял, то же самое должен сказать и о теории организованного капитализма, о теории “мирного врастания кулацких кооперативных гнезд” в социализм, о теории самотека”.
После острой беседы в 1928 году со Сталиным Рютина обвинили в примиренческом отношении к правым: об этом говорилось в заявлении группы членов райкома и членов бюро райкома, с которым они обратились в Московский комитет партии 15 октября 1928 года. 16 октября 1928 года объединенное заседание Секретариата ЦК и Секретариата МК ВКП(б) с участием председателя ЦКК ВКП(б) Г. К Орджоникидзе, членов президиума МКК приняло решение снять Рютина с работы в московской организации партии. В тот же день такое же решение вынесло и бюро ЦКК ВКП(б). Объединенный пленум МК и ЦКК ВКП(б), заслушав 18 — 19 октября 1928 года вопрос о положении в московской парторганизации, освободил Рютина от обязанностей секретаря Краснопресненского райкома партии и члена бюро МК.
В постановлении не указана причина освобождения. Но, как сказано в докладе секретаря МК Н. А. Угланова, претензии к Рютину выражались в том, что “он допустил при споре на заседании бюро Краснопресненского райкома ошибку, которая для него, кандидата ЦК, недопустима, которая умаляла его достоинство и которая умаляла руководящих товарищей. В споре о руководстве партией на заседании бюро РК товарищ Рютин, споря против тенденций дальнейшего отсечения руководящих товарищей от руководства, говорил: “Что вы ставите вопрос о тов. Сталине? Мы знаем, что у тов. Сталина есть свои недостатки, о которых говорил тов. Ленин. Этого нельзя было говорить потому, что еще раньше нам об этом говорили троцкисты.
И второе: у него в резолюции, предложенной на активе, отсутствовал момент борьбы с примиренчеством. Из секретарей райкомов он в теоретическом отношении является наиболее квалифицированным членом партии. Эту ошибку, конечно, ему следует поставить в большую вину, чем другому”.
Выступая на пленуме, Рютин признал эти претензии справедливыми и назвал в числе своих политических просчетов еще одну ошибку, а именно, что он занимал так называемую буферную позицию во время обсуждения в ЦК вопросов о правом уклоне.
Рютин говорил: “Споры в ЦК вызывали у нас, у многих членов бюро Московского комитета, беспокойство за сплоченность руководящего органа ЦК И я стал на ту точку зрения, что низовые партийные организации, районные должны будут соответствующим образом воздействовать на руководящих товарищей, чтобы в их рядах были устранены разногласия, трения, которые возникли. Теперь приходится признать, что наш опыт показал, что буфер не только тогда, когда он возникает в среде самих спорящих, но и тогда, когда этот буфер возникает со стороны, он не оправдывает своей роли. Это создало некоторую отчужден-ность, некоторую замкнутость московской организации или, точнее, руководящей группы работников московской организации от Центрального Комитета”.
На второй день заседания этого пленума неожиданно приехал Сталин, участвовал в его работе и выступил с речью.
22 октября 1928 года пленум Краснопресненского РК освободил Рютина от обязанностей секретаря райкома партии.
Вскоре он был назначен заместителем редактора газеты “Красная звезда”, затем работал председателем Управления фотокинопромышленности, членом президиума ВСНХ. В 1929 году Рютин едет уполномоченным ЦКК ВКП(б) по коллективизации в Восточную Сибирь.
Записка в Политбюро ЦК, написанная им по возвращении в Москву, вызвала гнев у Сталина и Кагановича, ведавшего вопросами сельского хозяйства.
Однако вскоре принципиальные положения и главные мысли своей записки Рютин увидел на страницах “Правды” в статье Сталина “Головокружение от успехов” и в письме ЦК ВКП(б) “О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении”.
Казалось бы, конфликт был исчерпан. Но Сталин не забывал обид. 21 января 1930 года в статье “К вопросу о политике ликвидации кулачества как класса”, опубликованной в газете “Красная звезда”, он “одернул” Рютина, опубликовавшего в той же газете на ту же тему двумя номерами раньше передовую статью, основной темой которой была мысль — осуществляемый в деревне курс расходится с линией XV съезда партии.