. Приблизительно в 1541 году Джироламо да Карпи выполнил 54 рисунка к труду по миологии Джованни Баттиста Канано[878]. В 1559 году трактат «Об анатомии» Коломбо был опубликован без единой гравюры, за исключением той, что украшает фронтиспис и приписывается Веронезе. Однако первоначально предполагалось, что его проиллюстрирует Микеланджело, с которым Коломбо, во время нахождения в Риме бывший его личным врачом, поддерживал дружеские и деловые отношения.
Участие художников в становлении анатомической иконографии стало возможным в силу убеждения, что иллюстрация играет существенную роль в устройстве знания, вращающегося вокруг зрительной перцепции. В вопросах чувственного опыта живописцы и анатомы разделяли одни и те же ценности, научные труды апеллировали к визуальной культуре той эпохи, а та, вторгаясь в них, приносила с собой особую чувственность. Художники предоставляли в распоряжение анатомической науки не только эстетическое измерение, но и взгляд, выходивший за пределы мертвого тела на анатомическом столе: драматургическое представление скелетов и людей с содранной кожей — работа не скальпеля, но кисти. Именно художник заставлял трупы танцевать.
III. Чтение и вскрытие
Чувства — пробный камень анатомического знания, знания эмпирического и качественного; они выявляют формы, цвета, текстуры, консистенции, температуры. Зрение и прикосновение играют ключевую роль в науке о теле, которая стремится сократить расстояние, отделяющее ученого от природы. Вот те основы, на которых анатомы середины XVI столетия намеревались выстроить новую науку. Эта «программа», неустанно декларируемая на протяжении десятилетий, заслуживает внимания, хотя не стоит преувеличивать степень ее реализации. Пространство между чувствами и знаниями отнюдь не пустует, оно заполнено книгами, книги же настраивают взгляд, объясняя, как надо смотреть. Поэтому необходимо представлять себе, что именно читают анатомы и, в еще большей степени, как соотносится то, что они читают, с практикой проведения вскрытий, которая является не только моментом верификации прочитанного, но и усвоением определенного способа исследования тела.
В этой связи Роджер Френч обращает внимание на комментарий Иоанна Филопона (VI век) к трактату Галена «О рассечении для начинающих», который, когда начали проводить аутопсии человеческих трупов, снабдил ученых описанием того, что должно быть увидено во время вскрытия[879]. Согласно Иоанну Филопону, необходимо обращать внимание на шесть характеристик: число и плотность частей, их расположение, размер, форму и соотношение друг с другом. Эта схема уже присутствует у Мондино[880]. Двумя веками позже ею по–прежнему пользовались Алессандро Акиллини[881] и Алессандро Бенедетти[882], равно как Канано, Гюнтер Андернахский и Везалий, признававший, что распространил «довольно широко те места, где речь идет о числе и положении каждой части человеческого тела, ее форме, плотности, связях с другими органами и о множестве деталей, которые мы привыкли внимательно исследовать при проведении вскрытий»[883]. В 1561 году Амбруаз Паре вновь напоминает, что следует обращать внимание на плотность, размер, форму, состав, число, связи, сложение, действие и полезность каждой части[884]. От Мондино до Паре ссылки на этот перечень остаются неизменными. В этом смысле формулировка Везалия в высшей степени уместна: речь идет именно о том, что анатомы «привыкли внимательно исследовать» по ходу аутопсии. Привычка эта связана как со способом рассмотрения препарированного трупа, так и с манерой описания результатов наблюдения. От текста к телу и от тела к тексту, описание частей систематизируется на основе комментария к «О рассечении для начинающих». Но и вне зависимости от него систематизация происходит на других уровнях организации анатомического дискурса, уровнях, относящихся к последовательности презентации частей и способам деления тела.
Композицию анатомических текстов Авиценны и Аверроэса определяет базовое деление на однородные[885] и инструментальные части. Мондино использует иной подход: он прежде всего преследует практические цели и ориентируется на исследование тех частей тела, доступ к которым предоставляет вскрытие. Однородные части не заслуживают отдельной демонстрации, поскольку их недостаточно хорошо видно. Что касается инструментальных частей, то тут различают конечности и внутренние органы, которые, в свою очередь, делятся на «животные», «духовные» и «естественные», располагающиеся соответственно в одной из трех телесных полостей — верхнем, среднем или нижнем «чреве». Черепная коробка, грудная и брюшная полости, конечности — из этих общих четырех разделов состоит его «Анатомия». Каждому из них соответствует один из четырех уроков, связанных с аутопсией: избранная Мондино последовательность изложения отражает порядок осуществляемых действий. Начинать надо с нижнего чрева, чтобы поскорее изъять наиболее быстро разлагающиеся части. Затем перейти к среднему и верхнему «чреву»[886].
После того как исследованы органы, находящиеся в каждой из трех полостей, наступает очередь конечностей. И здесь порядок описания определяется последовательностью вскрытия: продвижением от поверхности к внутренностям, постепенным переходом от одного слоя к другому. Сперва Мондино аккуратно снимает кожу, после чего, по его словам, становятся видимыми вены, затем мышцы и сухожилия, которые также надо удалить, чтобы добраться до костей[887]. «Анатомия» объясняет тело по мере проведения вскрытия; время действия как будто совпадает с временем описания и временем чтения. Чтение текста превращается в чтение тела.
Указания Мондино по поводу исследования тела, его разделов и презентации частей широко использовались в анатомической литературе вплоть до XVI века. Бенедетти также делит тело на три полости и начинает вскрытие с нижней, приводя те же резоны, что и Мондино; он тоже ведет перечисление частей от поверхности в глубь тела, следуя за «порядком вскрытия»[888]. В «Анатомической книге» (1502) Габриэля Зерби представлена более сложная организация, поскольку деление тела на три чрева накладывается на другую классификацию, учитывающую передние, задние и боковые части, в соответствии с которой Зерби делит свой труд на три книги. Не заходя так далеко, Акиллини все же учитывает новый критерий: по его утверждению, существует шесть «позиций»: верхняя и нижняя, правая и левая, передняя и задняя[889]. Но в основном и Акиллини, и Никколо Масса в своем «Введении в анатомию» (1536) или, если брать вторую половину XVI века, Амбруаз Паре и базельский анатом Гаспар Баугин[890] по–прежнему следуют установкам Мондино. Деление тела на три полости присутствует и в анатомических трактатах XVII века. Его можно найти в таких трудах, как «Анатомическая история» (1600) Андре дю Лорана, «Анатомический кодекс» (1611) Каспара Бартолина, «Учебник анатомии» (1648) Жана Риолана–младшего или «Анатомия» Доменико Маркетти. Тем не менее, хотя такое деление частично соответствует структуре этих сочинений, оно, за несколькими исключениями (к примеру, у Бартолина и Маркетти), более ее не определяет. Изменяется порядок презентации, который отходит от последовательности проведения вскрытия.
Мондино и многие из тех, кто идет вслед за ним, описывают тело, которое по мере изложения опустошается и разбирается на части, здесь последовательность глав отражает постепенное исчезание тела под скальпелем: разрезать, обследовать, выкинуть. В любом месте книги та ее часть, которую еще предстоит прочесть, соответствует тому, что на этот момент остается от трупа, лежащего на анатомическом столе. Порядок изложения является также порядком разъятия тела. В 1545 году Шарль Этьен предлагает противоположный принцип: он начнет с внутренностей и будет продвигаться к поверхности, от костей к кожному покрову[891]. Конечно, тут речь идет не о последовательности вскрытия, а о композиции. Несколькими десятилетиями позже Андре дю Лоран пояснит это различие: анатомии «можно учить двумя способами и двойной методой: разложение, когда все разделяется на части, как при вскрытии тела… вплоть до самых элементарных частиц. Другая метода — композиция, когда из однородных частей составляются неоднородные, а из последних — целостность»[892].
Начиная от поверхности нижнего «чрева», последовательность вскрытия, в конце концов, приводит к глубинам головного мозга. Напротив, композиционный порядок определяется градацией плотностей тканей: соответственно, начинать следует с костей, затем идут хрящи, мышцы, вены, артерии и т. д., и в итоге кожный покров. Кроме того, надо установить последовательность процедуры внутри каждой из этих групп; иначе говоря, необходимо решить, как, к примеру, упорядочить остеологию или миологию. Так, Шарль Этьен идет от головы к ногам. В его «Рассечении частей тела человека», в целом организованном по композиционному принципу, каждая часть выстроена a capite ad calcem[893]: первыми описываются кости черепа, последними — кости ног, ангиологию открывает описание лицевых нервов, а закрывает описание нервов нижних конечностей. Это касается первой книги «Рассечения частей», но во второй Этьен сохраняет порядок вскрытия. Такое же расположение у Везалия: оба ученых работают над своими трудами примерно в одну и ту же эпоху и решают выстроить их не так, как было принято прежде. Таким образом, в начале 1540–х годов происходит перестройка анатомического дискурса, который возникает на пересечении композиционного порядка и последовательности вскрытия. Внутри этой структуры описание идет от головы к ногам, что соответствует иерархии «достоинств» частей тела.