[301]. Устье реки Термодонт, по Аристотелю, было особенно благоприятным местом для нереста[302]. У местных племен греческие полисы закупали зерно, мясо, соль, руду, сельскохозяйственное сырье. Именно жителям Синопа приписывалось изобретение знаменитой натуральной красной краски — синопы, производимой в Каппадокии, на Понте и в Африке[303].
Во второй половине VI в. до н. э. экспансия державы Ахеменидов изменила политическую жизнь понтийских полисов. Дарий I (522–486 гг. до P. X.) включил Северную Анатолию в третью сатрапию Персидской монархии[304]. Однако столица сатрапии — Даскилий находилась далеко на Западе и оттуда было нелегко осуществлять реальный контроль над Понтом, предоставленным самому себе[305]. Его города не были завоеваны или разрушены, они лишь были вынуждены признать сюзеренитет персидских царей, принимать в качестве правителей поддерживаемых Ахеменидами тиранов, платить персам дань и поставлять воинские отряды и корабли во время войны. Попытка лидийского царя Креза перейти с войсками Галис, считавшийся границей с Персией[306], и захватить понтийские города вызвала его войну с персидским царем Киром. Крез потерпел поражение при Птерии, а затем и сама его столица — Сарды была захвачена персами (ок. 547 г. до н. э.)[307]. Города Понта остались под властью Кира. Флот Синопа участвовал и в греко-персидской войне на стороне Ксеркса. Видимо, именно поэтому Афины направили в Черное море эскадру во главе с Периклом[308]. Целью экспедиции было не только внушить страх персам, но и изменить политический строй зависимых от персов греческих полисов Понта. К Синопу было послано 30 афинских судов и воинский отряд, свергнувшие местного тирана Тимесилая. В городе было установлено демократическое правление, а затем из Афин направлена клерухия из 600 добровольцев, которым были предоставлены дома, земли и иная собственность прежних тиранов[309]. Вероятно, процессу афинской колонизации подвергся и Амис, переименованный в Пирей[310]. Пелопоннесская война (431–404 гг. до н. э.) и последующее ослабление Афин не сказались существенно на судьбе Синопа и Трапезунда. Синоп властвовал в той или иной форме над всем побережьем от Гераклеи Понтийской до Трапезунда, собирал дань со своих бывших колоний и, судя по «Анабасису» Ксенофонта, процветал. Амис же изведал другую судьбу. В первой половине V в. он был захвачен одним из каппадокийских вождей и довольно долго им удерживался[311]. Угрозу местных племен и правителей, прежде всего пафлагонцев, испытывал и Синоп. Существенную перемену принесла Коринфская война (395–386) и усиление персидского влияния в Греции. В 386 г. до н. э., после Анталкидова мира, понтийские города, как и ионические, оказались снова под властью Персии. Истощенные распрями полисы Греции не могли оказать понтийским городам значительной помощи.
Во время похода Александра Македонского против Дария Синоп (а вероятно, и другие понтийские города), выражая на словах лояльность Персии, фактически сохраняли нейтралитет, отказавшись поддержать коалицию греческих противников Александра. После разгрома державы Ахеменидов понтийские города, видимо, обрели автономию. Имеется прямое указание Аппиана, что свобода и демократический строй были возвращены Амису Александром[312]. С другой стороны, Синоп, судя по полулегендарному сообщению Тацита, управлялся в то время царем Скидрофемидом.
Новые государственные образования в Анатолии стали создаваться диадохами (наследниками Александра Македонского) и бывшими персидскими сатрапами, оспаривавшими власть друг у друга. Как Плутарх, так и Квинт Курций Руф недвусмысленно писали, что в результате раздела наследия Александра между диадохами Каппадокия вместе с Пафлагонией и землями по побережью Черного моря вплоть до Трапезунда достались дипломату и полководцу Александра Македонского Эвмену, который должен был оборонять весь этот район, но его еще предстояло отобрать у царя Ариарата, для чего македонцы готовили значительное войско. Ариарат в результате похода, возглавленного Пердиккой, был взят в плен, а Эвмен назначен сатрапом, однако он правил областью в основном через назначаемых им правителей и опираясь на небольшие сторожевые гарнизоны. Вскоре он погиб в войне с другим диадохом Антигоном в 316 г. до P. X.[313]. Города Понта были вновь предоставлены своей собственной судьбе. Постепенно интерес эллинистических монархов к Понту повышался. Египетский царь Птолемей Сотер (305–283 гг. до н. э), один из диадохов, установил связь с Понтом и несколько лет подряд посылал туда корабли, желая, по легенде, получить храмовую статую Юпитера Дита (под этим именем Зевс почитался как покровитель подземного царства), чего в конце концов и добился[314]. Это свидетельство Тацита заслуживает внимания как возможное указание на начало прямых морских связей Синопа с Африкой, ведь, как писал Тацит, до этих плаваний египетские жрецы ничего не знали о Понте, а сведения о нем и его городах сообщил Птолемею афинянин Тимофей.
В эллинистическую эпоху зреет идея всепонтийского единства греков и делается первая, неудачная попытка добиться этого. Она принадлежала правителю Боспора Евмелу (309–304 г. до н. э.), вознамерившемуся, по словам Диодора Сицилийского, «покорить все племена, окружавшие Понт». В Южном Причерноморье союзником и получателем «помощи» Евмела стал Синоп. Хотя текст Диодора не дает возможности определить масштабы боспорского влияния во всем регионе, ясно, что его недолгое правление не привело к политической консолидации Причерноморья[315]. Эту роль было суждено осуществить Понтийскому царству, образованному в 297/96 г. до н. э. эллинизированным потомком знатных персидских династов Митридатом Ктистом. Ему принадлежала вначале небольшая территория с опорной базой в крепости Кимиата в Каппадокии[316]. Тогда это государство не имело выхода к Черному морю. Однако постепенно его границы были раздвинуты, а столица перенесена в Амасию, лежавшую на основном торговом пути от Амиса в Центральную Анатолию и Персию. Это само по себе, наряду с вовлеченностью Митридата в борьбу диадохов за раздел Малой Азии создавало предпосылки для постепенной экспансии Понтийского царства в сторону полисов Южного Причерноморья. Около 281 г. Митридат I объявляет себя царем и, возможно, начинает чеканку золотых статеров с царским титулом как знак суверенитета. Произошел переход от сатрапии к царству[317]. В 279 г. до н. э. Понтийское царство в борьбе с Селевком I, опираясь на союз с городами Пафлагонии, дипломатическим путем присоединило первый приморский город — Амастриду[318]. Авторитету понтийских царей способствовал разгром ими между 278 и 271 г. морской экспедиции египетского царя Птолемея Филадельфа. Этим был положен конец попыткам диадохов утвердиться на Черном море[319].
Митридат Ктист (302–266 до н. э.)и его сын Ариобарзан (266 — ок. 255 г. до н. э.) выступали в роли защитников понтийских городов. Это стало особенно важным, когда в 278 г. кельтские племена галатов вторглись в Анатолию и несколько десятилетий подряд опустошали ее области. Между Амисом и Понтийским царством поддерживались тесные экономические связи. В малолетство Митридата II (ок. 255–220 гг. до н. э.), когда галаты усилили набеги на территорию Понтийского царства, именно через Амис государство снабжалось хлебом, присылаемым из Гераклеи[320]. На основании этого свидетельства Мемнона, а также косвенных признаков монетной чеканки статеров Митридата I М. И. Максимова, а затем и С. Ю. Сапрыкин сделали предположение, что Амис ранее 266 г. вошел в сферу влияния Понта или даже стал владением понтийских царей[321] Эти аргументы были поставлены под сомнение Е. А. Молевым[322] и Н. Ю. Ломоури, обратившим внимание на расплывчатость датировки статеров Амиса и на перемену их атрибутики позднее, когда Амис бесспорно находился в составе Понтийского царства[323]. Вопрос остается пока открытым, и с уверенностью можно лишь утверждать, что Амис входил в состав державы Митридата II и его внука Фарнака I (ок. 189 — ок. 160 гг. до н. э.)[324]. Вплоть до римского завоевания в 71 г. город процветал, и Плутарх не без оснований называл его благоденствующим и богатым[325].
Возможно, на рубеже 60-х и 50-х гг. III в., как предположил, опираясь на текст Мемнона, С. Ю. Сапрыкин, пергамский царь Евмен передал Ариобарзану Амастриду[326]. У Понтийского царства появился выход к Черному морю. В конце своего царствования Митридат II делает прямые попытки захвата крупнейшего причерноморского полиса — Синопа. Заключив династический союз с могущественным Антиохом III Селевкидом[327]