[3289]. Хотя Трапезунд не был завоеван монголами, подчинение империи монгольской власти было очевидно современникам. Перед Трапезундом, признавшим эту власть, как только единая монгольская империя стала распадаться, стоял лишь выбор ориентации: либо на Золотую Орду, улус Джучи, либо на более территориально близких Ильханов.
Отношения между Понтом и Грузией, как кажется, нормализовались. Общая угроза и сходная политическая ориентация сплачивали. Трапезундский император Мануил I был женат на некоей Русудани из Ивирии и имел от нее дочь Феодору. Панарет не только не называет какого-либо титула Русудани, но даже не именует ее, по обычаю, «кирой». Кем именно была эта Русудан, нам неизвестно и из других источников[3290].
По сообщению анонимного грузинского «Хронографа» XIV в. (в Картлис Цховреба) трапезундская царевна была выдана замуж за царя Картли Димитрэ II (1273–1289) в годы его отрочества. Армянская хроника епископа Степаноса под 1273 г. пишет о браке царевны с грузинским дидебули («дитопалом»)[3291]. Идет ли речь об одном и том же событии или о двух?
Мы склоняемся к первому предположению и из-за хронологической близости событий, и принимая во внимание политическую целесообразность и престиж Комнинов. Необходимо сразу же оговориться, что четких доказательств этого не существует и что возможны разные толкования. Мы предполагаем, что, вероятнее всего, имелась в виду дочь Георгия (царствующего на тот момент монарха), а не дочь уже покойного Мануила Великого Комнина[3292]. В глазах грузинского хрониста брак Димитрэ с дочерью трапезундского «греческого царя» Комнина «из семени Великого Константина» был высокой честью. Хронист указывает, что инициатива заключения брака исходила из Грузии, откуда на Понт был отправлен специальный посол, царевну привезли во славе и с большими дарами, а свадьба происходила «по царскому чину». В Трапезунде же, видимо, этот брак не считали столь важным событием (в отличие от позднейшего союза Анны Великой Комнины и Баграта V): он вовсе не отмечен Панаретом. Впрочем, хронист мог опустить упоминание также из-за негативного отношения к низложенному местной знатью василевсу Георгию, о чьей дочери он умолчал.
Западная Грузия тогда попыталась усилить свои позиции на Понте и вмешаться в борьбу тамошних динатов. Для этого был предпринят поход Давида VI Нарина, царя Имеретин, на Трапезунд в 1282 г. Панарет сообщает, что в апреле 6790 (1282) г. царь Ивирии Давид пришел и осадил Трапезунд, но не имел успеха и вернулся с пустыми руками[3293]. Это нападение произошло в тот момент, когда молодой трапезундский император Иоанн II, сменивший Георгия, преданного и выданного родственниками хану Абаке, находился в Константинополе, где он вступил в брак с дочерью византийского императора Михаила VIII Евдокией. Приход к власти Иоанна II и поддерживавшей его группировки означал перемену внешнеполитического курса Трапезундской империи. От враждебности к Ильханам, союза с Восточной Грузией и виртуального — с ханами Золотой Орды и мамлюками Египта при Георгии[3294], Трапезунд склонился к союзу с Византией и Ильханами. К этому примешивались и непростые отношения двух грузинских царств и крупных мтаварств между собой. Время нападения было выбрано очень удачно: в апреле 1282 г. умирает Ильхан Абака, что облегчало задачу Давида VI. Однако поддержки трапезундской знати он, видимо, не получил, и цели не достиг. Попытки переворота в это же время безуспешно осуществляли некий Пападопул (1281)[3295] и сам Георгий, отпущенный татарами, блуждавший у Трапезунда и плененный под его стенами в 1284 г.[3296] На короткое время перед этим власть удалось захватить Феодоре, дочери императора Мануила I и грузинки Русудан. Феодора столь же неожиданно была низложена, как и воцарилась[3297]. Память об этом коротком правлении оставили немногочисленные и редкие аспры с ее изображением[3298]. Возможно, это была последняя, неудачная, попытка вернуть Трапезунд к имеретинско-золотоордынской ориентации, и, вероятно, она опиралась на помощь Давида Нарина или грузинских дидебулей[3299].
После смерти Иоанна II (1296) его сын и наследник Алексей II вновь меняет внешнеполитический курс. Заручившись поддержкой матери, он отвергает планы матримониального союза с дочерью византийского аристократа Никифора Хумна Ириной и вступает в брак с дочерью Бека I Жакели, эристава соседнего грузинского княжества Самцхе (1285–1312)[3300]. Бека I, кроме Самцхе, владел Кларджети, Шавшети, Чанети, большей частью Тао и другими землями[3301] и был одним из самых влиятельных и независимых князей Западной Грузии. При его отце Саргисе I (1266–1285) и при нем самом были заложены основы могущества этого рода и княжества[3302]. Вторая дочь Беки была третьей женой грузинского царя Димитрэ II[3303]. Отряд ивирского войска (вероятно, прибывший с дочерью Беки или присланный им в помощь зятю) оказывал сопротивление генуэзцам в конфликте их с Алексеем II в 1304 г.[3304] Грузинский хронограф сообщает, что область Чанети была передана Беке «царем греческим Комниносом Киром Михаилом», женатым на его дочери, очевидно путая Алексея II с Михаилом[3305]. Войска Беки Жакели и его сына Саргиса в начале XIV в. вели напряженную борьбу на восточных границах Трапезундской империи, вплоть до Испира и Байбурта, отражая тюркские вторжения в горную область Пархарис[3306], и тем самым оказывали значительную помощь Алексею II в борьбе с кочевыми ордами.
Предполагалось, что какие-то отряды грузинских (скорее — тюркских) войск участвовали на стороне Алексея III в войне против мятежных архонтов Схолариев, укрепившихся в Керасунте в 1354–1355 гг. и в штурме города[3307]. Трое детей от брака Алексея II с княжной Самцхети имели тюркские прозвища: Михаил Азахутлу, Георгий Ахпуга, Анна Анахутлу. Как доказывал М. Куршанскис, они унаследованы от принятой в Грузии тех лет, зависимой от монголо-татар, практики именования детей[3308]. Не случайно и грузинский хронограф подчеркивает, что Бека I платил Ильхану Газану харадж и вспомоществовал войском[3309].
Оценивая отношения Трапезундской империи и Грузии, необходимо отметить, что Великие Комнины ни в какой степени не были вассалами Грузии или ее данниками[3310]. Административное устройство, культура и язык империи Великих Комнинов были византийскими. По мнению ал-Умари, опиравшегося, очевидно, на генуэзского информатора, Трапезундская империя была обширнее и значительнее Грузии в глазах христианских монархов[3311]. Титул трапезундских василевсов с 1282 г. включал их именование как царей Ивирии. Реальное содержание этого именования — не претензия на власть над всей Грузией, но включенность Лазики, а также части Тао в состав империи, равно как и сюзеренитет над Гурией. В записках янычара, участвовавшего в походе Мехмеда II на Трапезунд в 1461 г. Константина Михайловича из Островицы, прямо указывается, что страна Джурджистан, лежащая выше (к северу) от Трапезунда, большая и многолюдная, зависит от трапезундского императора, хотя и имеет своего правителя[3312]. Таким образом, в иерархии международных связей XIV–XV вв. Трапезундская империя занимала более высокое положение, чем Грузия. Она была тесно связана с западногрузинскими землями (особенно Самцхе) и обладала ограниченным суверенитетом над некоторыми из них (Гурией), разделяя его с царями династии Багратидов. В «Грузию», очевидно, Самцхе и Гурию, бежали трапезундские архонты при неожиданном нападении на город шейха Джунайда в 1456 г.[3313]
В Грузии стали чеканить так называемые кирманеули — серебряные монеты, имитировавшие трапезундские аспры Иоанна II. Они назывались по имени его отца Мануила I, в правление которого трапезундская монета стала широко обращаться в Грузии и породила позднейшие подражания. Кирманеули тетри («серебряные») стали даже синонимом денег в Западной Грузии. Эти монеты, весом около 2 г, находились в интенсивном обращении в XIV–XV вв. и использовались как средство платежа вплоть до XVII в., все более варваризируясь и отходя от прообраза[3314].
Возможно, родственные архитектуре Грузии черты проявлялись в архитектуре трапезундских храмов (формы окон и многоугольные абсиды) и дворца Великих Комнинов, украшенного пирамидальным куполом грузинского стиля[3315]. Внешнее оформление стен храмов и особенности декора также свидетельствуют о культурном взаимодействии регионов[3316]. С другой стороны, появление в Западной Грузии отдельно стоящих колоколен относится к концу XIII в. и, возможно, связано с византийскими влияниями, шедшими через Понт