. Постепенно связи этой территории с Трапезундом слабели, и она все более подпадала под власть и влияние соседних мусульманских правителей Испира, Кара-Куйунлу и Ак-Куйунлу, пока не была завоевана османами около 1486 г.[3345]
Трапезундская империя служила местом эмиграции и транзитным пунктом для дальнейших переселений армян, теснимых тюрками, из Восточной Анатолии. Армянское население Севастии, Байбурта, Исфагана и других мест, спасаясь от нашествия Тамерлана в 1400/01 г. (как, видимо, и ранее от тюркских и татарских набегов) бежало, по сообщениям Historia Turchesca, в Трапезунд, а оттуда в Северное Причерноморье. Автор основной части этого сочинения нач. ХVІ в., вероятно, Дж.-М. Анджойелло, указывает, что сев в Трапезунде на суда, они отправились в Ликостомо, Монкастро и другие районы, принадлежавшие «малому татарину», т. е. Крымскому хану[3346]. В 1413 г. 80 армянских семейств из Трапезунда и Севастии просили венецианские власти дать им позволение переселиться на Крит. Просьба была удовлетворена. Податель петиции Абрам из Антерона уже давно пользовался правами венецианского гражданина[3347]. Связи армян с генуэзскими властями, особенно Крыма, были еще более прочными[3348]. Значительное количество армян, главным образом из Севастии, осело и в самом Трапезунде и его округе. Периоде 10-х по 30-е гг. XV в. ознаменовался интенсивным строительством армянских церквей в Трапезунде, армянского монастыря Каймаклы[3349]. Проявляя терпимость по отношению к армянам-григорианам, Трапезундская империя учитывала тюркскую угрозу, считалась с многочисленностью армянского населения и принимала определенные меры предосторожности во внешней политике.
Глава 14.Связи Трапезундской империи с Крымом и славянскими государствами Балкан
Связи Понта с Крымом всегда были тесными и разнообразными. По ал-Умари, трапезундские земли были отправным пунктом для желавших посетить Крым и кыпчакские степи[3350]. Торговые связи Херсона с областями Южного Причерноморья прослеживаются с X по XV в.[3351] Свидетельством отношений являются и памятники художественной культуры, и трапезундские монеты, находимые в Северном Причерноморье. В Херсоне были найдены, видимо, изготовленные на Понте, глиняные штампы для оттискивания изображений на евхаристических и иных, приносимых в храм хлебах с изображением св. Лонгина Криния, храм которого известен в Трапезунде с начала XIII в. Хотя предложенная В. Н. Залесской датировка — VI в. основана лишь на иконографических параллелях, тогда как для VI столетия храм Св. Лонгина в Трапезунде неизвестен, сама эта находка, как справедливо заметила издательница, свидетельствует о тесных церковных и культурных связях Трапезунда с Херсоном[3352]. При архаичности иконографического канона подобных изображений нельзя исключить и более поздней датировки памятника — временем расцвета связей между регионами — XII–XIII вв. Ктакого же рода штампам относятся и две найденных в Херсонесе плакеты-евлогии с изображением св. Фоки Синопского, почитание которого распространилось с берегов Понта на берега Крыма, где, вероятно, был сооружен птохион и храм святителя[3353]. Указанием на непрекращающиеся торговые взаимоотношения между Южным и Северным Причерноморьем XII–XV вв. может считаться и импорт амфор понтийского типа в Херсон и Тану[3354], а также поливных чаш со специфическим орнаментом[3355]. Единичные находки монет Трапезундской империи, в том числе и медных, встречаются в разных местах Крыма, например в Чембало, в слоях, относящихся к периоду существования там генуэзского консульства[3356]. Вместе с тем сельджукские монеты в первой половине XIII в. играют весомую роль как в денежном обращении крымского южно-бережья[3357], так и, возможно, самого Понта — особенно до начала регулярной чеканки аспров Великих Комнинов и до монгольских завоеваний. Заинтересованность Румского султаната в освоении рынков Крыма, равно как и в овладении портами Северной Анатолии (Синоп, Трапезунд и др.) для торговли с Крымом очевидны. В этом одна из причин сельджукской военной экспансии в сторону Трапезунда — Синопа — Судака/Херсона, о которой мы писали выше. Херсон поддерживал наиболее тесные связи с Амастридой, Синопом, Амисом, Трапезундом и Керасунтом, а через них — и с Амасьей[3358].
События в Крыму всегда были в поле зрения трапезундцев. Даже Трапезундский гороскоп 1336 г., чей топономический горизонт отнюдь не отличался широтой и был ориентирован на Восток[3359], дает (вероятно, достаточно типичный) прогноз нападения саранчи на деревни Крыма — «Хазарин»[3360] «Хазария» всегда оставалась для Трапезундской империи поставщиком соленой рыбы[3361], зерна и многих товаров, привозимых из итальянских факторий[3362].
С начала XIII в. Западный и Южный Крым номинально входили в состав империи Великих Комнинов[3363]. После 1204 г. Трапезундская империя собирала ежегодные подати с Херсона и бывших Крымских владений Византии (Готских Климатов). Архонт димосия и херсонские архонты доставляли собранные налоги трапезундскому василевсу. Нападение на них создавало casus belli, как это случилось около 1225 г., когда такой корабль, терпящий бедствие, был захвачен сельджуками Синопа. Следовательно, Трапезундская империя осуществляла суверенитет над Климатами[3364]. Монголо-татарские завоевания в Крыму и, в частности, разрушение Сугдеи, вызвали отток населения оттуда в Малую Азию[3365]. Ослабевая после татарского завоевания Крыма в 1249 г. и установления даннической зависимости Сугдеи от улуса Джучи, суверенитет империи Великих Комнинов над «Ператией» сохранялся и значительно позднее[3366]. Даже в 1343 г. трапезундские власти смогли остановить в Ператии корабли с участниками династических смут, арестовать их там и вернуть в Трапезунд[3367]. Сделать это было бы невозможно, если бы Ператия не признавала власти трапезундских государей. Свидетельством экономических связей между ними является обилие гончарной керамики «трапезундского» типа в раскопках Судака[3368]. О сохранении связей Трапезундской империи с округой Херсона и после восстановления Византии в 1261 г. свидетельствуют находки на территории города печатей Великих Комнинов с изображениями св. Евгения и императора на конях: две из них относятся к рубежу XIII–XIV в., одна — Мануила II — к 1332 г.[3369] Постепенно, с середины XIV в., даже номинальная власть Трапезунда над Южным берегом Крыма вытесняется генуэзцами, и все большее значение с конца века приобретают его отношения с Мангупом. Для византийской дипломатии связка Трапезунд — Готия была реальностью вплоть до середины XV в.[3370] А для самого Трапезунда и вся Готия все больше отождествлялась с Мангупом — Феодоро[3371].
Как и для Византии, основными опорными пунктами в Крыму для Великих Комнинов первоначально были Херсон и Сугдея. По замечанию Рубрука, именно через Сугдею — Солдайю, обращенную к Синопу, осуществлялось сообщение между Анатолией и северными странами[3372]. В начале XIII столетия торговая роль Сугдеи значительно затеняла Херсон, и именно за Солдайю, как было показано выше, шла борьба между половцами, сельджуками, русскими и греками, а позже — и татарами[3373]. После освобождения Сугдеи от власти татар в 1249 г. там, как свидетельствуют приписки к сурожскому синаксарию, устанавливается власть греческих севастов[3374]. В. Г Васильевский полагал, что это связано с восстановлением там верховной власти трапезундских императоров[3375]. Косвенным указанием на авторитет Трапезундского василевса в Сугдее и важности для города связей с Южным Причерноморьем является запись синаксария под 24 июня 6762 (1254) г. о взятии Синопа киром Мануилом Комнином[3376]. Но равным образом упомянуто и о взятии Константинополя «святым василевсом Михаилом Палеологом» 24 июля 6769/1261 г.[3377] И в том и в другом случае государи не названы «нашим василевсом», как это обычно было принято (ср. Панарета), что не дает оснований предполагать прямой зависимости Сугдеи от любого из них. Напротив, настойчивые и постоянные упоминания о кончине многих местных архиепископов склоняет к мысли о том, что их власть не ограничивалась чисто церковными функциям