История Трапезундской империи — страница 133 из 166

[3862]. Но он не принадлежит перу Ливадина и, возможно, был составлен уже упомянутым священником Мануилом, учеником Хиониада[3863]. Однако и в этом случае место его в кодексе Ливадина не случайно и еще раз указывает на то специфическое направление науки в Трапезунде, которое объединяло астрономию (и астрологию), медицину и географию. Трапезундский альманах состоит из месячных таблиц и коротких текстов. Таблицы фиксируют положение Солнца, Луны и планет с 12 марта 1336 г. по 12 марта 1337 г., а также определяют долготу дня, конфигурации и фазы планет. На полях вокруг таблиц и сделаны предсказания на каждый из 10-дневных периодов года. Таблицы восходят к персидским оригиналам, значительно уточнявшим вычисления Птолемея. До середины 40-х гг. XIV в. такие таблицы не были известны в Константинополе, хотя в первую очередь интерес к практической астрологии, а не к теоретической астрономии питал трапезундскую школу и круг Лукита — Ливадина, в котором и возник альманах и гороскоп. Восточные корни альманаха прослеживаются и в составлении таблиц, и в наименовании месяцев как по греческому календарю, так и по календарю хиджры[3864]. Составитель гороскопа упоминает города: Вавилон (Багдад), Тебриз, Амиду, Мосул, области Сирии, Курдистана, Палестины, Кавказа, Кипра, Египта, Татарии, Газарии (Крыма), не говоря уже о близлежащих тюркских владениях в Малой Азии. Трапезундский гороскоп показывает устойчивый интерес автора и заказчиков к Востоку и обрисовывает интересный топографический горизонт, проанализированный P. М. Шукуровым, в котором Западу и собственно Византии (даже Константинополю!) почти не находится места[3865].

В том же гороскопе называется целый ряд наиболее распространенных недугов: от простуды и воспаления легких, головной боли и болезней сердца до апоплексии, брюшных и женских заболеваний. Автор гороскопа полагается не только на заступничество святых, но и на лекарственные средства. Возможно, он был и практикующим врачом[3866]. Агиографическое сочинение Лазаропула, о котором говорилось выше, также свидетельствует о широте врачебных познаний автора. Лазаропул подробно описывает симптомы болезней и способы врачевания и диагностики (например, по осадку мочи). Из сочинения Лазаропула и гороскопа 1336 г. следует, что в Трапезунде были довольно широко распространены желудочные и инфекционные заболевания. Среди способов лечения указываются и применение рвотных средств, и отворение крови, и лечение диетой, и широкий спектр смягчающих и общеукрепляющих лекарств. Но, как и полагается в агиографическом тексте, окончательное выздоровление происходило лишь при заступничестве святого, а усилия врачей зачастую оказывались бесплодными, даже если речь шла об исцелении от винных отравлений. Несмотря на это, у Алексея II врачи были в почете, и он высоко ценил и вознаграждал усилия своих целителей[3867].

У нас нет столь же конкретных указаний на существование школы естественных наук в Трапезунде в XV в., как в XIV в. Лишь косвенные данные, например экфрасис Иоанна Евгеника, говорят о том, что науки продолжали процветать в городе и желающий мог и начать там образование, и совершенствоваться в нем[3868]. Центром наук в XV в. продолжал считать Трапезунд и Михаил Апостолий[3869]. Громкая ученая слава Трапезунда и в XV в. приводила к тому, что византийские гуманисты, например Георгий Трапезундский, уроженец Крита, брали имя города в качестве литературного псевдонима.

В Трапезунде — одном из центров поздневизантийской культуры — поддерживался интерес к разным жанрам литературного творчества. Именно из Трапезунда происходят уникальные рукописи, например ГИМ № 436, содержащая единственный сохранившийся список «Советов и рассказов» Кекавмена[3870], единственная иллюминованная рукопись греческого романа об Александре, упоминавшаяся выше. Примечательна помета на л. 101 рукописи о ее принадлежности кире Хатунь — κερά Χατοϋ(ν) (которую Р. М. Бартикян, на наш взгляд произвольно, именует Рахатой)[3871]. Хатунь — тюркский титул, носимый двумя известными представительницами рода Великих Комнинов, бывших замужем за мусульманскими правителями, чаще всего употребляемый с титулом деспина — деспина-хатунь. Панарет именует так (δεσποινάχατ) киру Марию, сестру императора Алексея III, выданную в 1352 г. замуж за эмира Ак-Куйунлу, Кутлу-бека, сына Турали[3872]. Она неоднократно, в том числе в 1358 и 1365 гг., посещала Трапезунд, подчас с мужем — союзником василевса, и не исключена принадлежность пометы именно ей, чему идеально соответствует и хронология пометы. Также деспиной хатунь (δέσποινα Χατούν) называет Феодору, дочь Иоанна IV и супругу Узун-Хасана поздневизантийская хроника[3873].

Сохранившаяся книжная продукция из Трапезунда, иллюминованные рукописи и грамоты, отмеченные печатью мастерства, свидетельствуют о наличии в империи хороших скрипториев. Видимо, их было несколько. Пока их специальное исследование не проведено, мы ограничимся отдельными примерами. В императорском скриптории по поручению Великих Комнинов переписывались тексты и составлялись хрисовулы[3874]. В монастыре Св. Евгения в 1346 г. Иоанн Аргир переписал рукопись типикона монастыря по заказу вкладчика Прокопия Хантзама[3875]. Пергаменная рукопись украшена миниатюрами. В начале кодекса (л. 9 об.) неизвестный иллюминатор изобразил св. Савву Освященного, автора типикона знаменитого Иерусалимского монастыря, и Иоанна Дамаскина, принявшего постриг в той же обители. Поскольку типикон трапезундского монастыря был составлен по образцу типикона монастыря Св. Саввы, эти изображения легко объяснимы. На другой миниатюре (л. 315 об.) изображены под аркой св. Евгений и донатор, протягивающий ему книгу. Кроме того, в рукописи 12 миниатюр с аллегорическими изображениями каждого месяца на золотом фоне. На некоторых из них (сентябрь, ноябрь, декабрь, июль) изображены сельскохозяйственные работы, реалистично переданы орудия труда того времени. Все рисунки сопровождены знаками зодиака. Еще первый исследователь рукописи Й. Стржиговский отметил, что местный миниатюрист испытал западные, скорее всего итальянские, влияния. Это проявляется в иконографии (фигура воина в образе Марса, шлем с забралом — «март»), в отдельных живописных деталях. Такие влияния могли быть порождены широкими международными связями Трапезундской империи с Западом, наличием на ее территории итальянских факторий. Но эти влияния (или, может быть, простые наблюдения мастера, видевшего чужеземцев и хорошо с ними знакомого) не затронули существа византийского искусства, были поверхностным напластованием.

Другая литургическая рукопись, вышедшая из скриптория монастыря Св. Евгения, была переписана в 1365 г. нотарием Георгием Референдарием (Cod. Sinait. gr. 310/1230). Переплет рукописи украшен медальоном с изображением св. Евгения на коне по типу монет того времени.

Евангелие из Бодлеянской Библиотеки в Оксфорде (Bodleian Laud. gr. 3) было переписано в Трапезунде рукой писца Никиты Маурона для придворного Иоанна Пулумистрина в 1286 г. Рукопись иллюминирована, обнаруживает тесное сходство со стилем раннепалеологовских манускриптов и содержит более позднюю приписку — стихотворный панегирик императору Василию Комнину и его жене Ирине[3876].

Синаксарий из монастыря Св. Георгия Перистереота середины XIV в. со знаменитой припиской о свержении Алексея IV архонтами Каваситами и Схолариями (Bodl. Gr. lit. d. 6) содержит ряд небольших «тематических» миниатюр с изображением различных символов[3877]. К концу XIX столетия крупнейшие трапезундские монастыри — Сумела, Вазелон, а также некоторые храмы, все еще хранили немногие средневековые греческие рукописи[3878]. Некоторые из них и из других понтийских собраний находятся сейчас в Анкаре[3879], некоторые известны только по каталогам и описям эрудитов XIX в.[3880]

Возможно, специфические традиции оформления, особенности письма рукописей трапезундских скрипториев, сложившиеся в XIV в., закладывались еще до 1204 г., в частности, в период правления дук Халдии из рода Гавров[3881]. В истории трапезундских скрипториев отразились и тесные связи Трапезундской империи с Грузией. Так, например, грузинская миниатюра начала XIII в. попала в греческое четвероевангелие 1329 г., переписанное при трапезундском василевсе Алексее II и митрополите Варнаве[3882].

О том, что в Трапезунде существовали как частные библиотеки образованных людей, так и монастырские хранилища книг, между которыми осуществлялся обмен, говорят пометы писцов и владельцев рукописей. Так, например, манускрипт сочинения Галиена De usu partium (Parisinus gr. 2154) принадлежал сначала Григорию Хиониаду, затем перешел во владение к его ученику Константину Лукиту, затем — к монаху монастыря Св. Евгения врачу Макарию и позднее был привезен в Константинополь и приобретен Димитрием Ангелом, попытавшимся восстановить всю историю книги уже после падения Трапезунда в 1461 г.