орико-мифологических представлениях его времени.
Образ Востока, в том числе и греческого, был причудлив в глазах западноевропейцев. Итальянские хронисты упоминали и о восточных купцах-людоедах, покупавших христиан у турок, и обо всяких восточных уродцах с тремя глазами, птичьими лицами и т. п., которых якобы наблюдали и о которых слышали в Трапезунде[3949]. В XV в. о Трапезунде вспоминалось в немецких карнавальных песнях[3950].
Но Трапезунд получил в европейской литературе и другую славу. Легенда о нем еще долгие годы жила в представлениях, часто фантастических, итальянцев и французов, немцев и англичан. Красота трапезундских принцесс вдохновляла живописцев и литераторов. Образ принцессы, освобожденной от дракона св. Георгием, на фреске Пизанелло в церкви Св. Анастасии в Вероне (30-е гг. XV в.) был навеян сказочной красотой Марии Комнины, жены Иоанна VIII Палеолога[3951]. Не только образ у Пизанелло, но и у Карпаччо — в сцене освобождения принцессы от дракона — в венецианской традиции отождествлялся с Трапезундом, чье условное изображение (кстати, чем-то похожее на то, что украшало флорентийский свадебный ларец) служило фоном сцены сражения[3952].
Европейские путешественники в Турцию, начиная с Жюльена Бордье из Перигора, посетившего Трапезунд в первом десятилетии XVII в. в качестве члена французского посольства Жана де Ганто Бирона барона де Салиньяк[3953], создавали легендарные очерки его истории, содержащие причудливое переплетение путевых впечатлений и отрывочной, часто мифологической, информации[3954].
Венецианцы, как и генуэзцы, хранили долгую память о Трапезунде и после его падения. Она, как справедливо заметил Э. Кончина, стала «метафорой их торговой истории». Знатный патрицианский род Дзено гордился происхождением от трапезундского императора Иоанна IV. Катерино Дзено, венецианский посол к Узун-Хасану, якобы женился на дочери этого хана Ак-Куйунлу и трапезундской царевны, красавицы Феодоры, дочери Иоанна IV Великого Комнина. Мифологизированная история связи рода с Востоком (три поколения Дзено были послами в Турцию и Персию) стали основой семейного предания и воплотилась в архитектуре дворца рода Дзен на Большом Канале в Венеции, построенного сыновьями Катерина[3955]. Неизвестный венецианский купец, побывавший в Сафавидской империи в 1501–1510 гг., в своем описании ее городов и достопримечательностей упомянул могилу деспины Хатунь, дочери трапезундского императора Калояна, в церкви Св. Георгия в Диярбакре[3956]. Легендарный образ прекрасной Феодоры, жены Узун-Хасана, деспины Хатунь, не сходил со страниц самых разных произведений ХV–ХVІ вв.[3957]
Пожалуй, ни одна страна не оставила такого глубокого отпечатка в рыцарской литературе, замечал А. А. Васильев, как Трапезундская империя. Со времен Четвертого Крестового похода и экспедиций Людовика IX многие приукрашенные рассказы об этой необычной и благоденствующей земле прочно внедрились в эпические поэмы, chansons de geste, рыцарские романы. Во Франции сказания о завоевании «могущественной Трапезундской империи» вошли в литературу с начала XVI столетия[3958].
Наиболее известным сводом рыцарских романов, получивших огромную популярность в Западной Европе, был цикл об Амадисе Галльском. Он постепенно формировался в Испании и Португалии и к концу XIV в. были известны его первые 4 книги. Речь в них шла почти исключительно об Амадисе Гольском (или Галльском), «Рыцаре льва», внебрачном сыне Периона, легендарного короля Франции и прекрасной Элизены, дочери короля Малой Британии. Он совершал подвиги в Испании, где был центральным персонажем своего рода «Круглого стола». Исследователи замечают здесь влияния эпоса о короле Артуре[3959]. Постепенно к первым четырем книгам добавлялись новые, к началу XVI в. их стало 13, и речь в этих книгах шла уже не столько об Амадисе Галльском, сколько о его потомках — Лисюаре Греческом, Амадисе Греческом и др. Возник героический образ странствующего рыцаря, совершавшего подвиги на Леванте, в окружении монархов Востока. В середине XVI в. весь этот объемный цикл был переведен на французский язык и обработан Никола д'Эрберэ Дезэсаром, получив огромную известность. Трудд'Эрберэ выдержал много изданий как во Франции[3960], так и в Голландии[3961] и в Англии[3962] и определил сам жанр возрожденческого рыцарского романа. В 6–8 книгах Трапезунд является одним из основных мест событий, а его император — одним из главных героев. Трапезунд именуется знаменитым и большим городом (fameuse et grand' cité)[3963], его порт хорошо укреплен башнями и железными цепями (impregnable et bien fermé de grosses tours et chaînes de fer)[3964]. Империя имеет отличный и большой флот, способный совершать далекие походы и высаживать 20-тысячный десант войска[3965]. Император трапезундский приходит на помощь осажденному коалицией «язычников» Константинополю и избирается главой христианского войска как многоопытный и старший по возрасту. Осада Константинополя снята и враг разгромлен во многом благодаря его водительству[3966]. От лица всех христиан трапезундский император ведет переговоры с поверженными врагами и ставит условием мира освобождение Фракии[3967], затем он посещает Великобританию[3968]. Сам образ трапезундского монарха выдержан в духе западной куртуазности, таков его двор, такова манера общения и поведения[3969]. Он возводит отличившихся воинов в рыцари, помогает тем, кто ищет у него защиты. Автор называет его «prince gracieus et affable»[3970], «добрым старцем» (un bon viellard)[3971]. Его наследником становится женившийся на его дочери «инфанте» Онолори сын константинопольского императора Лисюар Греческий, в свою очередь, доблестно защищавший Трапезунд от армии «императрицы Вавилонии» Абры, а затем, после смерти Онолори, женившийся на побежденной Абре и провозгласивший ее трапезундской императрицей[3972]. Хотя в романе и встречаются реалии времен Трапезундской империи (например, посещение ее столицы венецианскими судами с товарами[3973]), в целом перед читателем возникает идеализированная картина этого государства, с преувеличением его могущества и с характерными для Западной Европы образами. Типичным занятием прибывавших в Трапезунд рыцарей были турниры с соперниками и куртуазные ухаживания. Интересно отметить, что образ Трапезундской империи сугубо положителен, без тени религиозного или политического противостояния западноевропейским государствам. Напротив, под стенами Трапезунда султан Вавилонии Заир, царь языческих царей, со всем двором и свитой принимает христианство[3974]. Так фантастически, в преломленном свете, быть может, отразились надежды Запада на возможный плацдарм последнего Крестового похода против «неверных»…
Роман об Амадисе имел свое продолжение в испанской литературе, где Херонимо Фернандез написал историю о доблестном доне Беллиане Греческом, среди многих приключений побеждающего и трапезундского императора. Это произведение получило широкое распространение из-за перевода его на английский язык в XVII в.[3975].
В Европе были популярны героические поэмы о подвигах Ринальдо Монталбанского в Трапезундской империи[3976]. Из этого эпоса о храбром рыцаре или из «Амадиса» Трапезунд в XVI в. попал на страницы бессмертного «Дон Кихота» Сервантеса[3977], а затем — «Потерянного рая» Мильтона[3978], «Гаргантюа и Пантагрюэля» Рабле[3979]. На рубеже XVI и XVII вв. англичанин Г. Робертс продолжил тему, создав роман о рыцаре Феандре, добившемся своими подвигами любви очаровательной принцессы трапезундской и ставшем затем Царем Трапезундским[3980].
В 1641 г. был издан ставший вскоре чрезвычайно популярным роман генуэзца Джованни Амброджо Марини «Калоандро». Творивший под псевдонимом, автор обнаруживал знание некоторых исторических реалий Трапезундской империи и облек их в яркую фантастическую форму. Уже в 1668 г. он был переведен на французский язык[3981]. В 1663 г. в Венеции Лоренцо Маньяти опубликовал обширную генеалогическую таблицу и очерк легендарной истории Трапезундской династии — «Прославление Комнинов», возводя ее к римскому роду Сильвиев-Флавиев и далее — к Энею Троянскому