Период относительной стабильности и процветания для городов Понта продолжался с правления Августа (27 г. до н. э. — 14 г. н. э.) до варварских набегов середины III в. н. э. Римская провинция Понт-Вифиния, в которую входили Синоп и Амис, считалась сенатской и управлялась проконсулами преторского ранга. Только в периоды войн и кризисов управление вверялось legati Augusti pro praetore, прямо представлявшими императора. Выбор проконсулов осуществлялся Сенатом ежегодно по жребию. Среди проконсулов преобладали лица италийского происхождения (19 италийцев и 9 греков, по подсчетам Б. Реми). Среди легатов число греков выше: 8 против 4 из числа отождествленных Реми лиц[403]. Очевидно, что римская администрация искала и находила опору в социальных слоях, близких верхушке населения Понта. При Антонине Пие провинция была реорганизована (ок. 159 г.)[404] и вскоре, видимо, при Марке Аврелии, стала императорской под управлением легатов с неопределенным сроком занятия должности[405]. Синоп и Амис чеканили монету с портретами римских императоров и с указанием на свои союзные отношения с Римом. При Адриане и Антонине Пие Амис получил право чеканить и серебряную монету, что считалось городской привилегией[406].
По реформе Диоклетиана (284–305 гг. н. э.) Вифиния и Понт составили Второй понтийский диоцез, во главе администрации которого был викарий. Наконец, при Константине I была учреждена специальная провинция, названная по имени матери государя Еленопонтом. Юстиниан I расширил ее границы до Трапезунда. Восточные же и южные области Понта после аннексии Римом Полемоновского Понта в 64 г. н. э. образовали так называемый Средиземный Понт[407]. Римское правительство придавало ему особое стратегическое значение. Ведя войну с Парфией на территории Армении, Рим снабжал свои армии продовольствием и снаряжением через Трапезунд[408], превращенный постепенно в морскую и военную базу империи на Востоке. В этом контексте и следует рассматривать предоставление Трапезунду статуса свободного города в 63 г.[409], и строительство в нем после 129 г. н. э. по распоряжению императора Адриана гавани. Создавая оборонительный лимес на Востоке, римляне располагали один из своих легионов в Мелитене (Малатье), другой — в Сатале (Садаг), на Понте и третий — в Самосате. Эти войска контролировали важнейшую стратегическую дорогу Восточной Анатолии, шедшую от Трапезунда к Мелитене и Самосате, с ответвлениями[410]. Значительная ее часть была построена римлянами к 76 г. н. э. и использовалась с тех пор в течение античности, Средневековья и Нового времени. Крупные римские гарнизоны, первоначально — для защиты от пиратов, располагались и в многочисленных укрепленных пунктах побережья от Трапезунда до Апсара в устье р. Чорох и Савастополиса (Сухуми)[411]. В самом Трапезунде размещались сначала получившие римское гражданство и реорганизованные в когорты войска Полемона, а затем — вексилляции римских XII и XV легионов, чьи лагеря были в Сатале и Мелитене[412]. Риму был передан и значительный флот Полемона, который был впоследствии усилен[413]. По предположению М. И. Максимовой, главной его базой стал не Трапезунд, как при Полемоне, а Синоп, обладавший лучшей бухтой, хотя и Трапезунд сохранил значение торгового и военного порта[414].
И все же установление римского господства на Понте встречало сопротивление как части населения греческих городов, так и окружавших их племен. Проявлением этого стало пестрое социальное движение под руководством Аникета в Трапезунде в 69 г. н. э. Воспользовавшись борьбой за власть в империи Вителлия и Веспасиана, бывший раб, вольноотпущенник последнего Полемона и командующий его флотом Аникет от имени Вителлия призвал к восстанию соседние с Трапезундом мегрело-чанские племена. Ему удалось ворваться в Трапезунд и перебить не оказавший серьезного сопротивления и состоявший в основном из греков, бывших воинов Полемона, римский гарнизон. Аникет сжег римские суда и добился господства на море, строя быстроходные малые суда с поднятыми бортами и одинаково острой кормой и носом, позволяющими причаливать к берегу любой стороной корабля. Только посланные императором Веспасианом отборные подразделения легионов во главе с опытным полководцем Вирдием Гемином смогли подавить восстание. Аникет бежал к одному из местных чанских (лазских) племенных вождей, который сначала поддержал его, но затем, под угрозой войны с римскими войсками, выдал Гемину. Примечательно, что Тацит называет эти события «войной с рабами», подчеркивая социальный характер движения[415]. Политическая ориентация Аникета не была случайной, учитывая, что все провинции Понта и Армении присягнули на верность Веспасиану, а понтийские корабли принимали участие в гражданской войне на его стороне[416].
Восстание Аникета лишь углубило интеграцию Понта в Римскую империю и усилило роль Трапезунда как военно-морской базы империи на Востоке. Консолидация империи способствовала развитию торговых связей и укреплению понтийских городов. Синоп, Амис, Трапезунд торговали на обширном пространстве от Италии до Меотиды. Особенно активными были их связи с городами Крыма. В торговле Херсонеса, например, товары, привозимые из Южного Причерноморья или транзитом через его порты, преобладали[417]. Греки из Синопа, Амастриды, Амиса, ведя активную торговлю с Боспором, нередко переселялись туда[418]. Города Понта стали центрами значительных земельных округов, их хора была существенно увеличена римлянами по сравнению с эпохой Понтийского царства. Но если наиболее крупные города, как Амис, Синоп, Трапезунд, испытывали подъем, то меньшие, как Котиора, аграризировались и, постепенно утрачивая прежнее значение, становились деревнями[419]. Римляне возлагали на города многие функции по управлению провинциями и сбору налогов[420]. Города в римское время обеспечивали себя зерном, вином, фруктами, рыбой, а оливковое масло, мед, воск, квасцы, медь и корабельный лес широко экспортировали. Насаждения олив покрывали, по Страбону, почти всю возделываемую территорию Синопиды[421]. А с вишнями римляне впервые познакомились именно во время Митридатовых войн, когда Лукулл вывез их из окрестностей Керасунта. От имени города и происходит латинское название вишни — cerasus[422]. В плодородных долинах Фемискиры и Сидены в изобилии выращивали просо, сахарный тростник; травы могли прокормить, как писал Страбон, стада коров и табуны лошадей. Окрестные горы изобиловали дикорастущими, а позднее и культивируемыми, виноградом и фруктовыми деревьями. Благодаря обилию кормов можно было охотиться и на многочисленных диких животных[423]. Это позволяло обеспечивать города Понта продуктами.
В Синопе и Амисе находились кузнечные, литейные, ювелирные мастерские, монетные дворы, работали скульпторы и резчики по камню, мебельщики, аптекари. Известен по имени и историк III в. родом из Трапезунда софист Никострат[424].
Города были также центрами экспорта (или, точнее, реэкспорта) рабов. Трапезунд и Керасунт, по мнению М. И. Максимовой, не вели сколько-нибудь значительной самостоятельной внешней торговли[425]. К таким же выводам пришел и X. Ваймерт, отмечающий преимущественную роль Синопа и Амиса в торговле с Северным Причерноморьем[426]. Однако роль всех городов во внутренней торговле возросла. Все они имели права внутреннего самоуправления и привилегии, однако находились под контролем властей провинции и императорской администрации, осуществлявшей также роль верховной апелляционной и контрольной инстанции. Постепенно городские советы (курии), состоящие из зажиточной верхушки городов, монополизируют в них власть. Формируется, как и повсеместно в империи, сословие куриалов, на которое наряду со значительными полномочиями возлагаются и многие расходы по поддержанию городской жизни, благотворительности и пр., материальная ответственность за сбор налогов и распоряжение финансами. Как и везде, при Константине I завершился процесс прикрепления куриалов к их магистратурам[427].
Многие выходцы из понтийских городов — историки, географы, философы, математики, поэты — обогатили культуру античности в целом. Митридат VI, отстаивая особую роль Понта и своей династии, даже провел реформу календаря, заменив селевкидскую эру вифинской[428]. Сохраняя своеобразие, Понт оставался важным центром эллинской цивилизации древности[429]. Римляне, особенно в эпоху принципата, покровительствовали местной интеллигенции — риторам, актерам, жрецам, в том числе освобождая их от налогов и повинностей