[486]. В Трапезунде и в Ризе возводились новые крепостные стены и башни, строились и ремонтировались церкви и административные постройки, о чем свидетельствуют надписи времени Юстиниана. Традиция приписывала участие в этом и знаменитому полководцу Велисарию (видимо, безосновательно), а также епископу Трапезундскому Иринию[487]. В недавнем критическом исследовании эпиграфиста Д. Фейсселя было показано, что первая надпись над восточным входом в трапезундскую цитадель с торжественным титулованием императора Юстиниана Аламанским, Готским, Франкским, Германским, Антским, Аланским, Вандальским, Африканским и пр. относится к 546/47 г. и свидетельствует о возобновлении общественных зданий города попечением епископа Урания (не Ириния!). Другая надпись, 543/44 г., над дверью храма Св. Василия, признана не копией, но аутентичной, и свидетельствует о дарении императора-триумфатора. И наконец, третья не сохранившаяся ныне, над западными воротами крепости, относится к 550/51 г. и также удостоверяет возведение императором общественных зданий. Интересно, что в надписях используется местное летосчисление: «понтийский год» отсчитывался от октября 64 г. н. э., даты аннексии царства Полемона Римом[488].
В эпоху Юстиниана города Восточного Понта, Ризе и Атини, и другие, вплоть до Трапезунда, были многолюдными (χωρία τε πολυάνθρωπα)[489].
При новой реорганизации восточных провинций в правление императора Маврикия (582–602) Трапезунд стал столицей провинции. Великая Армения. В нее вошли также города Юстианополь, Камаха, Колония, Никополь, Сатала и Керасунт[490]. В первой половине VII в. значительных изменений в положении Трапезунда и Понта в целом не произошло. Роль города определялась его стратегическим значением военно-морской базы в борьбе Византии с Персией. Несмотря на тяжелые поражения византийских войск в 602–615 гг., захват персами Саталы, Феодосиуполя, Кесарии и других городов Восточной Анатолии, а также Галатии и Пафлагонии[491], императору Ираклию (610–641) удалось переломить ситуацию и к 627/8 г. полностью вытеснить персов из Малой Азии. По крайней мере дважды, в 622/3 и 626–628 гг., он посещал Трапезунд во время кампаний против Ирана. По всей видимости, это пребывание императора и его свиты не было кратковременным: войска оставлялись на Понте на зимние квартиры, а в самом Трапезунде императрица Мартина, сопровождавшая василевса в походе, ок. 622 г. родила мужу сына Ираклиона[492].
Разгромив Иран, Ираклий открыл дорогу на Запад новому страшному врагу империи — арабам. Натиск арабов на византийскую территорию, усилившийся после сокрушительного поражения ромеев в битве при Ярмуке (636 г.) не мог не сказаться на положении приграничных византийских провинций. В 640 г. арабы захватили Двин, в 641 г. — Евхаиту и вплотную подошли к Понту[493]. Разгромив византийские войска в Армении и преследуя их, арабы, возможно в 653 или 654 г. на короткий срок захватили и сам Трапезунд, взяв большое количество добычи и пленных, как о том писал армянский историк VII в. епископ Себеос[494]. Однако, как полагал еще Я. Фальмерайер, арабское завоевание способствовало увеличению населения Трапезунда из-за бегства туда христиан из завоеванных арабами областей и содействовало последующему процветанию города[495]. Он продолжал быть главным портом, связывавшим Кавказ с Византией[496]. Однако во второй половине VII — начале VIII в. положение Понта было более, чем тревожное. В 711 г. арабы взяли Камаху, в 712 г. — Амасию и Гангры. После отвоевания ромеями в 727 и в 732 г. Гангры вновь были дважды взяты арабами и разрушены, а вся Пафлагония опустошена[497]. В дальнейшем основные военные действия велись южнее, нередко вокруг Камахи, переходившей из рук в руки, но подчас арабы прорывались и к черноморским берегам, главным образом к Амастриде, Амису (например, в 794 г.) и Синопу (860 г.)[498]. В 863 г. эмир Мелитины Амр занял и разграбил Амис, пройдя с войском через западные области Понта, но в дальнейшем у местечка Посон севернее р. Галиса, на границах Понта и Пафлагонии был разгромлен и убит византийским стратигом Петроной при помощи войск нескольких фем[499]. Эта победа, достигнутая в немалой степени благодаря результатам военно-административных реформ конца VII–IX вв., обозначила перелом в пользу Византии. Однако на протяжении VIII–IX вв. агиографические источники многократно свидетельствуют об «исмаилитском» или «агарянском» полоне жителей понтийских и пафлагонских областей и тревожном положении во всем регионе, о жестокости варваров и о роли не только светской власти, но и предстоятелей местной церкви в защите населения от набегов. Именно такую роль сыграл, например, амастридский митрополит св. Георгий[500].
С 30-х — 40-х гг. IX в. определенную угрозу приморским городам Южного Причерноморья, особенно Пафлагонии, стали представлять морские походы варяго-русских дружин, как это было, например, в случае с временно захваченной и ограбленной ими Амастридой[501].
Фемная реформа, проводимая византийскими императорами начиная с VII в.[502], в числе прочих преследовала цель укрепления обороны византийских провинций, подчиняя их управлению стратига, как правило, в сане патрикия, реже — протоспафария, представлявшего особу государя на месте и командовавшего расквартированными в провинции войсками[503]. Стратиги контролировали и гражданское административное управление, в частности, сбор налога, димосия, в царскую казну[504]. Все понтийские земли вошли с середины VII в. в состав одной из трех малоазийских фем — Армениак[505], разделенной на новые небольшие военно-территориальные единицы — турмы во главе с турмархами. Халдия[506] была тогда одной из турм Армениака[507]. На первом этапе фемной реформы произошло несомненное возрастание роли стратигов, командовавших местными воинскими ополчениями из крестьян-стратиотов. Решая задачи обороны, реформа объективно усиливала также центробежные силы, проявлением чего, например, был воинский мятеж в феме Армениак в 790–793 гг, с трудом подавленный императором Константином VI[508]. С помощью стратига фемы Армениак Артавасда успешный переворот совершил в 717 г. основатель Исаврийской династии Лев III, а в дальнейшем тот же Артавасд пытался отстранить от престола Константина V и действовал в защиту иконопочитания против константинопольского правительства. В 792/93 г. войска фемы выступили против императрицы Ирины на стороне ее сына Константина VI и потерпели поражение[509]. Чтобы не допустить мятежей и усиления сил децентрализации, императоры, начиная с VIII в., стали делить фемы на более мелкие образования. Около 819/820 г. Лев V выделил фему Пафлагония[510]. К ней была отнесена и Амастрида. Река Галис, как указывает Константин Багрянородный, стала рубежом между ней и фемой Армениак[511]. Ранее 863 г. из старой фемы Армениак были выделены новые фемы: Харсиана, Армениак, Колония и Халдия (последняя — до 840 или, вероятно, даже до 824 г.)[512]. Столицей Халдии и ее стержневым пунктом[513] был Трапезунд, на востоке она граничила с Малой Арменией, на юге — с образованной, возможно, в конце правления императора Феофила (829–842), фемой Колония[514]. В состав фемы Халдия входили и укрепленные оборонительные районы — клисуры в долинах реки Акампсис (Чорох) и ее притока Мургули (Мургулсу)[515]. К рубежу ІХ–Х вв. стратиг фемы Халдия занимал 12-е место среди стратигов 26 византийских фем (для сравнения Армениак — второе, Пафлагония — 9-е, Колония — 8-е)[516]. С дальнейшим дроблением фем к концу X в. стратиг Халдии занимал 10-е место из 31, стратиг Колонии — 7-е, Пафлагонии — 8-е. В принципе соотношение не изменилось, и малоазийские стратиги были в первой половине списка высших военных администраторов империи[517]. Стратигу Халдии назначалось жалованье в 10 либр золота в год, что казалось бы малым (в сравнении с 40 либрами у стратига Армениака), если бы не одно добавочное обстоятельство: он также получал все поступления от таможенных сборов в Трапезунде, что было крупным довеском в период расцвета византийско-арабской торговли через Понт. Военными командирами, подчиненными стратигам, были архонты, получавшие свои титулы от императора и включаемые в тактиконы, но уже тогда имевшие широкую автономию в местном военном управлении