[549]. Но и тогда не обошлось без столкновения «местных» с «приезжими». Дело дошло до оскорблений настоятеля и монахов и попыток расправиться с «пайпертцами» (τους τ' 'εκ Πάΐπερτ). Конфликт имел и социальную окраску. Трапезундцы из низов упрекали настоятеля в том, что он созывал лишь знать и клириков, отвергая тех простых людей, которые много лет заботились о раке святого. Лишь вмешательство и вразумление мудрого архиерея, почитаемого чудотворцем, предотвратило кровавые эксцессы[550]. Не изгнание ли и этих бесов утвердило за ним прозвище, с которым он вошел в историю? Удивительно, что исследователи, как кажется, не оценили должным образом эти уникальные сведения о социальных антагонизмах на Понте в IX в., закрепившихся в памяти трапезундцев (а вероятно, и не изжитых) и в веке XIV, когда писал хлебнувший немало горя в гражданской войне преемник владыки Афанасия митрополит Иоанн Лазаропул. Между тем он называет их достаточно выразительно — 'ένστασις, это еще не мятеж или выступление, но противоборство, протест[551].
Постепенно монастырь приобрел в свою непосредственную собственность и значительные земельные угодья: в IX–XII вв. игумены монастыря Св. Евгения приезжали в районы Пайперта и Халдии для надзора за уборкой урожая на полях монастыря и доставки зерна в Трапезунд, прикупали новые проастии и земли, в том числе у местных клириков, собирали пожертвования и ренту[552].
Правление Македонской династии (867–1056) было временем подъема экономики Понта, возрастания военно-административного и церковного значения Трапезунда. Не случайно, видимо, именно при Василии I (867–886) трапезундская епископская кафедра повышается до ранга митрополии[553]. В эпоху Македонской династии культ св. Евгения переживает свое второе рождение. Отстраивается монастырь святителя, откровением устанавливается дата его рождения, пишется распространенное Житие святого и затем два других агиографических сочинения, принадлежащих перу будущего патриарха, трапезундца родом, Иоанна Ксифилина[554]. Наконец, ведя кампанию в Ивирии в 1000 г., Василий II посетил Трапезунд (возможно, не единственный раз[555]), одарил и перестроил храм Св. Евгения (агиограф отмечает сооружение двух больших апсид, двух высоких колонн и купола)[556]. Победа, одержанная императором над совместными силами грузинского царя Георгия I и примкнувших к нему армянских Багратидов и Арцрунидов и последующее установление верховного сюзеренитета империи над Тао, были, естественно, связаны агиографом с помощью святителя, прибывшего из Трапезунда в лагерь Василия близ Котиэя[557]. Трапезунду выпала при этом особая роль: именно сюда к Василию II в 1021/2 г. прибыли посольство каталикоса Армении Петроса с завещанием бездетного анийского царя Йовханнэса-Смбата Багратида, уступавшего Византии права на наследство, а затем переселившийся в Византию после опустошительного тюркского набега на его владения васпураканский царь Сенекерим Арцруни, передавший Византии власть над Васпураканом. Именно в Трапезунде, в резиденции императора, были утверждены условия этих договоров[558]. Последующее образование фем Васпуракан и Ивирия[559] существенно отодвинуло границы Византии на юго-востоке от Понта, обеспечило ему на время более стабильное положение, а длительное пребывание императорского двора в Трапезунде, несомненно, способствовало его экономическому и политическому подъему. Именно X — первая половина XI в. были временем расцвета международной торговли Трапезунда[560].
Однако несколько ранее территория Халдии оказалась вовлеченной в мятежи динатов против центральной власти, сначала во главе с Вардой Склиром, затем — Вардой Фокой (976–989)[561]. Трапезунд сохранял при этом ориентацию на Константинополь, вместе с другими понтийскими городами отправляя туда, корабли с хлебом[562]. Чтобы отвлечь Варду Фоку от Константинополя и нанести ему удар с тыла, император Василий поручил своему полководцу Григорию Тарониту высадиться в Трапезунде[563]. Именно эти два обстоятельства побудили мятежника к решительным действиям против Трапезунда. Он склонил правителя Тао (Тайка) Давида Куропалата на свою сторону. Два его полководца, чьи имена приведены Лазаропулом, Панкратий (Баграт) и Чурванелис[564] (магистр Чортванел), были отправлены из Персармены через Пайперт и Понтийские Альпы к Трапезунду. Сначала Григорий Таронит потерпел поражение. Однако, узнав о гибели Фоки, эти отряды повернули назад. Чудесное спасение трапезундский агиограф объяснил заступничеством св. Евгения[565]. Затем войско патрикия Иоанна разгромило Чортванела в феврале — марте 990 г. в Дердзине-Терджане, асам он погиб в бою. Район Терджана вернулся под власть Византии[566]. Давид признал власть над собой императора, завещал ему свои земли и получил титул куропалата. Казалось бы, внешняя опасность и с этой стороны была отодвинута.
Но с середины XI в. Понт вновь испытал угрозу внешних вторжений. На сей раз ее представляли сельджуки, вторгшиеся в Малую Азию и расселявшиеся в ее долинах и на плато. В 1048 и 1054 гг. сельджукские вожди Ибрахим Инал и Тогрул-бек опустошают территорию вокруг Феодосиуполя и, взяв Пайперт, доходят до Джаника, южных границ Понта, а также разоряют земли по реке Чорох и Восточную Халдию, и лишь варяжский отряд византийского войска разгромил у Пайперта один из отрядов сельджуков и освободил часть пленных[567]. Успеху сельджукского натиска способствовала политика самих византийских императоров середины XI столетия. В частности, Константин IX Мономах (1042–1055) заменил службу в ополчении уплатой денег, чем, по мнению византийских историков, нанес большой урон обороне восточных провинций, в том числе, Халдии, Мелитины, Колонии и Ивирии[568]. Гарнизоны ключевых крепостей стали формироваться из «франков»[569], что было чревато мятежами. К тому же позиции империи ослаблялись и из-за внутренних конфликтов, обострения борьбы столичной и провинциальной военной знати за власть. При императоре Михаиле VI Стратиотике (1056–1057), видя бессилие центральной власти, турки опустошали своими набегами всю территорию Понта, Они прорывались и к побережью и начали расселяться на обезлюдевших землях. В 1057 г. сельджуки разоряют земли от Джаника до Эрзерума, а затем нападают на Камаху и Колонию. С тех пор их вторжения стали чуть ли не ежегодными и сопровождались захватами городов и многочисленного полона[570]. Но подлинная катастрофа разразилась в 70-е гг. Осенью 1070 г. войско Мануила Комнина было разгромлено сельджуками близ Севастии, а византийские полководцы (Михаил Таронит, Мануил Комнин и Никифор Мелиссин) попали в плен[571]. Большая армия, предводительствуемая самим императором Романом IV Диогеном, в которую входили и подразделения из Трапезунда[572], терпит вслед за этим сокрушительное поражение при Манцикерте в августе 1071 г.[573] И хотя император был освобожден, подписав почетный мир с султаном, его свержение и дипломатические просчеты преемников привели к катастрофе. С 1072 г. начинается последовательный захват тюрками Малой Азии, чему способствовала и гражданская война на полуострове между сторонниками Романа Диогена и свергнувшей его столичной группировки Михаила VII[574]. В 1072 или 1073 г. сельджуки взяли сам Трапезунд[575] и удерживали его не позднее чем до 1075 г., когда не армия василевса, а местное ополчение во главе с дукой Халдии Феодором Гаврой отвоевало понтийскую столицу, а также крепость Пайперт на южных рубежах фемы[576]. Успехи Гавры помогли и императорской армии. Византийцы в 1075 г. уже смогли направить через Трапезунд против тюрок войско Никифора Палеолога. Тюрки взяли и Синоп, но ок. 1086/87 г. там уже был водворен в качестве губернатора византийский полководец Константин Далассин[577]. Защита Понта стала делом местных динатскнх группировок. Особую роль среди них играли Гавры[578] и Тарониты, возможно, потомки княжеского рода таронских Багратидов, выселенные после смерти князя Ашота и аннексии Тарона Византией в 966/7 г. в Халдию и, вероятно, наделенные там поместьями[579].
Ситуацию в регионе существенно осложняли мятежи, поднимаемые командирами «франкских» тагм. Сначала, в 1069 г., это был мятеж Криспина в Армениаке с опорой на мощную крепость Колонии[580], а затем, особенно опасный, Русселя де Байоля, охвативший территорию от Галатии до Армениака и подавленный с большим трудом византийским полководцем стратопедархом Алексеем Комнином (1072/73–1074/75 гг.) и взявшим Русселя в плен сельджукским эмиром Тутахом. Понтийскими эпицентрами мятежа были Амасия и Неокесария. При этом часть жителей Амасии, в том числе представителей городской верхушки, и после прибытия в город Алексея вместе с выкупленным им у турок Русселем была если не на стороне Русселя, то, во всяком случае, сочувствовала ему. Алексею пришлось прибегнуть к хитрости — ложному ослеплению Русселя, чтобы избежать прямой конфронтации с городом и вывезти оттуда своего пленника