Обстановка непрекращавшейся военной борьбы на границах и постоянная внешняя опасность заставляли правительство уделять немалое внимание армии и флоту. Источники, к сожалению, позволяют скорее высветить некоторые детали военной организации, чем представить всю ее структуру и функции.
Современники высоко оценивали боевые качества и выучку местного населения. Иоанн Евгении писал, что благодаря упражнениям в охоте местные жители не менее искусны в военном деле, чем лакедемоняне, а в мореплавании они сравнимы с афинянами, лучшими мореходами древности[1278]. Этой риторической похвале вторит и Иоанн Лазаропул, называвший жителей фемы Халдия столь воинственными, что через их земли в XIII в. трудно было бы пройти сельджукскому войску. Жители Пайперта посоветовали султану идти в обход фемы[1279]. Ал-Умари, отмечая немногочисленность и недостатки оснащения трапезундской армии, писал о воинственности и отваге ее бойцов[1280]. Автор «Трапезундского гороскопа» 1336 г. постоянно рассматривает войско стратиотов как самостоятельную силу наравне с двором и архонтами, склонную как к радости и веселью, так и к неповиновению[1281].
В составе войска была как пехота, так и конница, Отряды пехоты, в основном легковооруженной[1282], играли вспомогательную роль. По описанию Лазаропула, лучники в полевых сражениях выставлялись впереди конницы и начинали бой с метания стрел[1283]. Конные отряды были главной ударной силой в открытом бою. Часть этого войска состояла также из легковооруженных всадников, имевших только копья и щиты и внезапно нападавших на врага[1284]. Постоянный контакт с тюрками, возможно, привел к заимствованию у них тактики конных лучников, использовавших короткие стремена, что давало им большую мобильность в седле[1285].
При фронтальных сражениях успех достигался разделением войска на отдельные отряды, быстродействующие при взаимной координации, с преимущественным уничтожением авангарда и боевого охранения противника, пока его превосходящие силы только разворачивались[1286].
Численность отрядов действующего войска, судя по достоверным источникам, не была велика: в сражении против сельджуков в 1230 г. участвовали сотни, не тысячи воинов. Отряд легковооруженной конницы, возглавляемый Андроником I Гидом, например, состоял из 500 человек[1287]. Столько же составлял конный эскорт императора Алексея I в Джанике в 1214 г.[1288] В 1370 г. отряд Алексея III из 100 всадников разгромил 500 всадников и 300 пеших тюрок в Пархарисе[1289]. Поход императора в Пархарис, к его зятю эмиру Ак-Куйунлу Кутлу-беку в 1366 г., собрал свыше 2000 человек[1290]. Потери императорских войск во время неудачного похода в Хериану в 1373 г. составили 140 человек[1291]. В 1380 г. один из двух отрядов трапезундского войска, действовавшего против племени чепни, составил 600 человек, а потери трапезундцев составили 42 человека убитыми, у турок — свыше 100[1292]. В столкновениях между собой даже крупных тюркских эмиратов в XIV в. численность войск доходила лишь до 10–12 тыс. человек с каждой из сторон[1293]. Бытовавшие на Западе в середине XV в. оценки войск Трапезундской империи в 20–25 тыс. всадников[1294] следует отнести к крайним преувеличениям. Оценка всех сил фемы Халдия в X в. в 4 тыс. человек, вероятно, мобилизационный максимум и для Трапезундской империи.
Тактика боевых действий против, как правило, превосходящих сил противника, состояла в разделении войска на мобильные отряды, организации вылазок и внезапных нападений конницы с использованием хорошо известного горного рельефа местности, теснин и ущелий[1295]. Особое попечение состояло в охране дорог и контроле над ними. С момента основания империи использовалась тактика их перекрытия, завалы проходов для создания непроходимых препятствий на пути следования вражеского войска, особенно в гористой местности. Так поступал Давид Комнин, обороняя Ираклию и всю Пафлагонию от Феодора Ласкаря в 1206 г.[1296] К этому же прибегнул и Андроник I Гид в борьбе с сельджуками в 1230 г.[1297] Укрепляли не только дороги, но и всю прилегающую к столице и крупным городам территорию. В качестве строителей привлекали артели наемных работников[1298]. На обилие замков и небольших крепостей-фрурий указывают многие источники[1299]. Замки принадлежали не только императору, но и крупным архонтам провинций, практически неподконтрольным василевсу, подобно уже упоминавшемуся Льву Каваситу. Сопровождавшие послов небольшие охранные отряды императора возвращались, дойдя до их владений. Далее сами архонты (разумеется, далеко не безвозмездно, а то и просто прибегая к поборам) заботились о дальнейшем продвижении странствующих по их территории к границе[1300].
Для защиты небольших укреплений, принадлежавших монастырям, использовались специально обученные местные парики, чьей повинностью считалась эта служба. Для лучшего материального обеспечения охраны император Алексей III пожаловал монастырю Сумела в 1364 г. все налоги с этих париков[1301].
При осаде городов империи трапезундцы использовали тактику вылазок через те ворота, где стесненность рельефа и конструкция укреплений не позволяли врагу использовать численное преимущество[1302] или где греки видели более слабые или деморализованные части противника[1303]. Были в ходу и метательные орудия[1304]. Халды и манукаиты (жители провинции) нападали на осаждавших с тыла, нанося им большой урон и угоняя коней, преследуя и захватывая в плен отступавших врагов[1305]. Тюрки применяли против осажденных стенобитные машины, катапульты, метавшие камни, забрасывали их стрелами[1306], в XV в. использовали и артиллерию[1307]. Штурм сопровождался криками нападавших, ревом аравийских кимвал, салпинг, рожков и ударных инструментов, которые должны были не только подавать сигналы и поднимать дух нападавших, но и деморализовывать оборонявшихся[1308]. Уже сельджуки, а затем и тюркские эмиры стали использовать боевые знамена и значки отрядов[1309]. Для определения благоприятных дат сражения прибегали к астрологическим предсказаниям[1310].
Для воодушевления войск, поддержания их высокого боевого духа трапезундцы прибегали к традиционным для Византии методам: возносили молитвы о помощи к Христу, Богородице и местным святым, особенно свв. Евгению и Феодору, совершали божественные литургии перед решительными боевыми действиями[1311], император обращался к войску с речью[1312] или просто с призывом из Писания, звучавшим как боевой клич, например: «С нами Бог, разумейте, языци, и повинуйтеся!» (ср.: Исаия, 8,9–10)[1313]. При осаде Трапезунда сельджуками в 1230 г. император обходил стены города с крестным ходом, митрополит нес чудотворную икону Одигитрии, а настоятель монастыря Св. Евгения — мощевик с главой святителя. Все клирики пели слова 67-го Псалма Давидова: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его!»[1314]
Для деморализации противника Андроник I Гид применял и такую тактику, как ведение ложных переговоров якобы с целью заключения соглашения, а на самом деле для показа послам сельджуков (читай — шпионам и осведомителям) благополучного состояния оборонявшихся, обилия у них продовольствия и воды, чтобы без труда выдержать долгую осаду. Получение такого известия порождало неуверенность султана в победе[1315].
Комплектование императорского войска, судя по источникам, заключалось в призыве контингентов из подвластных и вассальных василевсу земель, включая Халдию и Лазику[1316]. В случае тотальной мобилизации при большой опасности в войска набирали, как свидетельствует источник, все же лишь молодых и зрелых[1317]. Отряды лазов успешно действовали при отражении осады сельджуков в 1230 г.[1318], во время гражданской войны 1340–1355 гг.