[1464]. К власти вернулся Иоанн II, который и удерживал ее до своей смерти в 1297 г.[1465] Слабое правление Иоанна было, справедливо отмечает Р. М. Шукуров, ознаменовано «маргинализацией и регионализацией» внешней политики Трапезундской империи[1466] и потерей крупнейшей области страны — Халивии, захваченной туркменами[1467]. Тем не менее эта прелюдия гражданской войны в Трапезунде (1280–1284) закончилась победой императорской власти. Надо отметить, что на карту были поставлены не второстепенные, а главнейшие направления внешней политики, и итогом стала утрата Великими Комнинами универсалистских притязаний и всяких претензий на трон василевсов Константинополя. Сам титул государя был изменен, и упоминание о царе «ромеев» ушло из него. Вероятно, что в XIII столетии не столько архонты, сколько внутридинастические конфликты расшатывали трон, предоставляя кланам знати играть более самостоятельную роль, опираясь на династическую оппозицию, как это имело место в 1280 г. при свержении Георгия.
Сын и наследник Иоанна II Алексей II, видимо, коронованный еще при его жизни, в отличие от отца был энергичным правителем и талантливым полководцем. Он вернул осажденный Керасунт и раздвинул границы империи, укрепил новыми стенами столицу, вел независимую от Византии политику, пытался жестко контролировать итальянские фактории и не допускал никакого своеволия знати. В его договоре с генуэзцами четко отмечено обязательство взаимной выдачи мятежников, с предоставлением традиционного права убежища лишь в храме Хрисокефала[1468].
В 1330 г. ему наследовал сын Андроник III, приказавший умертвить двух своих братьев, Михаила Азахутлу и Георгия Ахпугу[1469]. Младший его брат, Василий, избежал казни, оказавшись в Константинополе (или бежав туда)[1470]. Тем самым внутридинастические распри приняли явный и кровавый оборот. Имена убитых царевичей содержат тюркские прозвища, распространенные в монгольской среде[1471]. В этом можно усматривать следы влияния ильханского двора на дом Великих Комнинов, возможно, идущих через жену Алексея II, дочь мтавара Самцхе Бека Жакели. В Ивирии, долгие годы находившейся под прямым суверенитетом Ильханов, такие влияния ощущались явственнее. Конечно, наличия монгольских эпонимов у казненных недостаточно для предположения о попытке полного освобождения от протектората Ильханов, и все же могущество последних тогда быстро клонилось к окончательному закату, наступившему в середине 30-х гг. XIV в.
Царствования и Андроника III, и его восьмилетнего сына Мануила II не были долгими: 1 год и 8 месяцев и 8 месяцев соответственно. Причина смерти первого неизвестна, а второй был свергнут с престола своим дядей Василием, прибывшим из Константинополя 22 сентября 1332 г.[1472] Свержение Мануила прошло на фоне благоприятных для империи внешнеполитических событий: 30 августа 1332 г. трапезундцы разгромили в Маиуке значительный отряд эмира Халивии Байрам-бека[1473]. Таким образом, внешнеполитических поводов для переворота, как кажется, не было. Он подогревался династической борьбой и завершился истреблением части архонтов. Репрессии коснулись семьи людей, стоявших у руля государства, и, судя по титулам, военных руководителей, в правление отрока: были казнены великий дука Лека Чачинчей и его сын великий доместик Чампа. Великая дукиня Сирикена (жена Леки?) была забита камнями, а Мануил отправлен в заключение[1474]. Если считать, что Сирикена — родовое имя, то приходится вспомнить, что так звали вторую жену Мануила I и мать свергнутого императора Георгия Ирину. Вряд ли она дожила до этих событий, тем более с титулом великой дукини. Скорее это одна из ее родственниц из местной знати. Следовательно, от власти отстранялись две породненные семьи явно понтийского происхождения. Через несколько месяцев, в феврале 1333 г., настал и черед Мануила И. Как пишет Панарет, он был убит мечом новым великим лукой «взбунтовавшимся» (ταραχθείς) евнухом Иоанном[1475]. В чем суть «бунта» евнуха, неизвестно. Может быть, придворный хронист просто желает скрыть достойное осуждения поведение самого государя? Во всяком случае, Василий, прибывший из Константинополя и, вероятно, нашедший там поддержку, закрепляет свои связи с Палеологами и 17 сентября 1335 вступает в брак в Трапезунде с прибывшей туда незаконной дочерью Андроника ІІІ Ириной[1476]. Брак этот не был счастливым. Связь, а затем брак императора Василия с местной женщиной, тоже Ириной, от которой он имел двух детей, расколол общество. Патриарх упрекал Василия, не разрешал развода и осудил попустительство Трапезундского митрополита Григория; сама отстраненная и изгнанная из дворца императрица Ирина взывала к защите и искала союзников. Трапезундский гороскоп 1336 г. предрекал мятежи «мегистанов», выступление их против «грамматиков»[1477], недовольство народа[1478], непослушание войска[1479]. Это отражало состояние общества. 3 марта 1337 г. в Трапезунде народ выступил против императора, забросав его камнями, когда увидел в произошедшем солнечном затмении дурной знак[1480]. Григора прямо пишет даже о восстании народа[1481]. Несмотря на это, Василий развелся с Палеологиней и 8 июля 1339 г. обвенчался с Ириной Трапезундской[1482]. Напряженная обстановка сохранялась до внезапной смерти Василия 6 апреля 1340 г.[1483] Возможно, он был отравлен сторонниками Палеологини, которая захватила власть[1484]. В империи началась гражданская война. Надежда Ирины Палеологини на помощь из Византии не осуществилась: пока велись переговоры, отец Ирины Андроник III скончался и сама Византия была ввергнута в смуту.
Видимо, правление Василия, несмотря на династический кризис, не было ни слабым, ни расточительным. После смерти государя, названного его младшим современником и будущим митрополитом Трапезундским Иосифом Лазаропулом, «великим»[1485], кроме двух малолетних детей, высланных вместе с матерью в Константинополь[1486], осталось большое состояние, за которое и началась борьба[1487]. Противниками Ирины Палеологини выступали, как кажется, представители всех крупнейших трапезундских знатных фамилий как греческого, так и греко-лазского происхождения. Панарет здесь впервые подробно перечисляет состав так называемых «партий». В числе выступивших против Ирины и укрепившихся в монастыре Св. Евгения были Чанихиты, Схоларии, Мицоматы, Каваситы, Камахины, Константин Доранит, часть народа и царской гвардии. Лазаропул называет их собирательным термином «Схоларанты»[1488]. Григора именует главой этой группировки человека влиятельного и богатого, Чанихита (по Панарету — это великий стратопедарх, кир Севаст Чанихит)[1489]. Ища опоры, Ирина, как писал Григора, вступила в тайную связь с неназванным по имени великим доместиком Трапезунда[1490]. Сторонниками Ирины была лишь часть дворцовой гвардии, ее особый отряд, вероятно, из наемников, амирджандарии[1491]. Они заняли цитадель[1492].
Помощь пришла неожиданно. Великий дука евнух Иоанн выступил на ее стороне, приведя 2 июля 1340 г. большое войско из пограничной Лимнии. Оно решило дело. Монастырь Св. Евгения был осажден, и для его взятия использовали осадные машины. В ходе сражения здания монастыря загорелись, и все его красоты и сокровища погибли в пламени. Чанихита и другие архонты были взяты в плен, заточены и в июне 1341 г. казнены в Лимнии[1493]. Однако части из них, видимо, удалось бежать, и традиционным прибежищем для них стал Константинополь[1494]. После смерти в том же месяце Андроника III Палеолога правительство Византии не было склонно поддерживать Ирину Палеологиню[1495].
Несмотря на то что Ирина добилась временного успеха, уже в июле 1341 г. она была низложена. Лето 1341 г. было особенно тяжелым для Трапезундской империи: достигла апогея феодальная анархия, Трапезунд подвергся нападению туркменов из Амиды и был сожжен, сельская округа была разграблена. Пожар и разложение трупов спровоцировали чуму, усугубленную голодом от засухи и неурожая[1496]. В этой обстановке 17 июля власть была захвачена при помощи лазского войска дочерью Алексея II Анной Анахутлу. Еще ранее, не зная об этом перевороте[1497] и, видимо, согласившись с уговорами группировки «Схоларантов», Иоанн Кантакузин, отказав императрице Ирине, отпустил для принятия власти в Трапезунде 56-летнего Михаила Комнина, брата Алексея II. Вместе с ним на Понт отплыли Никита Схоларий и Григорий Мицомат