После 1214 г. связи Трапезундской империи и Никеи не могли быть регулярными из-за отсутствия между ними общей границы (после захвата сельджуками Синопа и части Джанита) и прямых морских сообщений. Не были упорядочены и церковные связи. Трапезундская церковь проводила самостоятельную политику и оказывала сопротивление никейским посланникам на контролируемой ею территории. Так, например, в 1223 г. правитель и епископ Херсона, находившегося в сфере влияния Трапезундской империи, заставили епископа Феодора, направленного патриархом Германом III к аланам Северного Кавказа покинуть город, грозя епископу даже смертью[1593]. Трапезундские власти всячески старались воспрепятствовать как усилению позиции Никеи в подконтрольном им Южном Крыму, так и в Алании. В Алании и резиденции ее владык Сотириуполе (Борчке) рукополагали архиереев и священников из числа клириков митрополии Лазики[1594]. Сохранялась почва взаимного недоверия и династического соперничества, никейские императоры не могли признать такого же титула у трапезундских государей и наоборот. Трапезундская территория служила также прибежищем недовольных Никейскими государями или опасавшихся их гнева. Например, при Иоанне III Ватаце (1222–1254) туда бежал проштрафившийся налоговый чиновник[1595].
В 1230 г. Трапезундская империя существенно потеснила сельджуков, нанеся им сокрушительное поражение близ стен Трапезунда и аннулировав даннические отношения, установленные договором 1214 г.[1596] В 1225–1228 и 1254–1265/66 гг., пусть и ненадолго, Трапезундской империи удавалось отвоевать Синоп, приблизившись к никейским границам[1597].
Еще ранее оба государства оказались в одном лагере — в союзе с сельджуками против монголов в 1243 г. и постепенно признали сюзеренитет монголов после разгрома Румского султатаната в долине Кёседаг[1598]. Трапезундский император Мануил признал вассальную зависимость от монголов, совершив визит в Каракорум на курултай, избравший нового великого хана Гуюка в 1246 г.[1599]
Едва взойдя на никейский трон, Михаил VIII Палеолог (1259–1282) стал искать сближения с энергичным трапезундским василевсом Мануилом (1238–1263), известным своими победами и дипломатическими успехами. Для начала был избран путь церковного примирения. 1 января 1260 г. по настоянию Палеолога Никейский патриарх Никифор II издал синодальную грамоту о привилегиях трапезундской митрополии[1600]. При скудости источников середины XIII в. этот документ имеет особое значение для нашей темы.
В самой грамоте сказано, что мотивом к ее изданию было желание императора Михаила VIII, «собирающего воедино все разрозненные части и члены Ромейской державы»[1601].
Михаил предложил трапезундскому государю (названному в грамоте «могущественным правителем Трапезунда и окрестных мест… всеблагороднейшим Великим Комнином», «побратимом» или «племянником» василевса (τής Τραπεζοϋντος καί των ύπ' αυτόν χωρών κυρεύοντα περιπόθητον έξάδελφον τής άγιας αάτοϋ βασιλείας πανευγενέστατον μέγαν Κομνηνόν)[1602], заключить политический и династический союз, для чего направил к нему послов. В грамоте явно просматривается цель Михаила VIII — «усыновить» Мануила, соединить его посредством брака с никейской династией. Эту политику Михаил VIII будет продолжать и далее. Ее истинным смыслом было «включение» Трапезундской империи в состав Византии, по меньшей мере — номинальное признание Великими Комнинами сюзеренитета Палеологов. Примечательно, что, несмотря на пышное титулование Мануила, на признание за его родом эпонима Великий Комнин, Мануил ни разу не назван в грамоте василевсом, но лишь правителем.
В качестве предварительного условия Мануил выдвинул предоставление церковной автономии Трапезундской митрополии. Он действовал в противоположном от Михаила VIII направлении, укрепляя независимость своей державы. Тем не менее Михаил решил пойти на уступку и побудил патриарха собрать синод и вынести решение. В самой грамоте не скрывается политический смысл уступок: «ибо отсюда очевидна польза и для объединения (ενωσιν) ромеев, и для заключения родственного союза»[1603].
При Мануиле задуманный брак не стал реальностью[1604]. Препятствием, видимо, стало требование ликвидации императорского именования Великих Комнинов, на что Мануил не согласился. Тем не менее грамота свидетельствует о мирных связях между двумя империями в то время.
Чтобы полнее оценить смысл и величину уступок, вернемся к анализу предоставленных привилегий. 1) В случае смерти трапезундского митрополита и избрания его преемника патриарх и синод, учитывая опасности путешествия из Трапезунда в Никею, разрешили проводить избрание в Трапезунде на соборе местных архиереев. Для участия в таком соборе патриарх отправлял туда своего представителя в сане епископа или без оного. Избранному трапезундскому митрополиту разрешалось не совершать поездки к вселенскому патриарху для наречения и хиротонии, а быть рукоположенным на месте патриаршим представителем (если он был архиереем) или одним из местных епископов. Правом вето при избрании, совершаемом с ведома светских властей и в соответствии с каноническими правилами, патриарший представитель не обладал[1605]. 2) Избранный митрополит имел право рукополагать епископов своего диоцеза, но не мог делать этого без разрешения патриарха по отношению к митрополитам и архиепископам, находившимся в юрисдикции вселенского патриархата (вероятно, здесь имелись в виду и митрополиты Алании — Сотириуполя)[1606].
До IV Вселенского собора (451 г.) митрополитов рукополагали не патриархи, а епископы каждой области. 28-е Правило IV Вселенского собора определило, что константинопольской церкви подчиняются области Азии, Понта и Фракии. Все их митрополиты после избрания в соответствии с канонами должны быть поставлены и рукоположены константинопольским архиереем. В акте избрания патриарх не участвовал и даже не присутствовал там, а только утверждал результаты голосования, посвящая в сан одну из трех предложенных ему кандидатур, если не было единства. Само избрание в основном должно было производиться епархиальным собором епископов каждой митрополии[1607]. Однако еще до X в. в церковной практике сложился обычай, согласно которому патриарх не только посвящал митрополитов, но и участвовал в их избрании, проводя его через поместный собор находящихся при нем, в Константинополе, архиереев (чаще всего вовсе не из диоцеза, куда поставлялся митрополит). В трактате Евфимия Сардского «Об избрании епископов» (конец VIII — начало IX в.) практика избрания митрополита исключительно на соборе в столице считалась вполне законной[1608]. Издатель трактата Ж. Даррузес выборы в провинции считает «полностью устаревшими»[1609].
Таким образом, исследуемая синодальная грамота делает сразу два отступления — и от 28-го Правила, и от церковной практики тех лет: трапезундскому митрополиту разрешается быть избранным на соборе своего диоцеза, ему предоставляется право не являться в столицу для хиротонии, признаются права светских властей участвовать в избрании и аннулируется право патриарха избирать одну кандидатуру из трех в случае разногласий. Такие уступки, очевидно, закрепляли уже сложившийся в предшествующий период порядок. Они выглядели как несомненное расширение прав трапезундской кафедры. Но вместе с тем патриарх стремился укрепить свои прерогативы в отношении других митрополитов Трапезундской империи и не допустить превращения Трапезунда в центр автокефальной церкви по примеру Болгарии или Сербии. Уступка была наделе определенным компромиссом интересов. Грамота демонстрирует и то, что церковные льготы были орудием тонкой долговременной политики Михаила VIII по отношению к Трапезундской империи. Но отнюдь не первый Палеолог на троне был ее «изобретателем». Аналогичную политику Никейская империя проводила по отношению к другим православным церквам, предоставляя Сербской (1219), Болгарской (1235), Киевской (1250) архиепископиям автокефалию или особые права при условии укрепления связей этих церквей с Никеей и упрочения сообщества православных государств. При этом сербская кафедра при св. Саве Немане получила так же, как и позднее трапезундская митрополия, разрешение, чтобы местные епископы сами рукополагали архиепископа. Таким образом, политика по отношению к Трапезунду — скорее не исключение, а осознанный курс вселенского патриархата и никейских императоров, направленный на укрепление, ценой уступок, лидирующей роли Никеи как наследницы Византии[1610]. Трапезундская церковь получила большие права в избрании владык, чем Киевская, но не стала автокефальной, как Сербская и Болгарская.
С восстановлением Византийской империи в 1261 г. Михаил Палеолог мог с большей настойчивостью отстаивать претензии на роль единственного императора ромеев. Но отношения между двумя странами существенно осложнили заключение византийским монархом в 1274 г. Лионской унии с папством и перемены в политической ориентации Трапезундской империи при императоре Георгии (1266–1280). На унию Михаил VIII пошел как прагматический политик, опасавшийся нового удара с Запада после падения Латинской империи. Там складывалась сильная антивизантийская коалиция во главе с папским вассалом могущественным королем Сицилии Карлом Анжуйским. Уния вызвала сильнейшее противодействие как в самой Византии, так и в других греческих государствах. Ее отвергло подавляющее большинство населения, значительная часть духовенства и высших чиновников. Нити заговоров против Михаила VIII плелись и изнутри и извне; в них участвовали даже его ближайшие родственники